Ручей любви - Ховард Линда - Страница 15

— Сейчас ты в безопасности, — сказал он. — Но когда ты выздоровеешь, положение изменится. Я буду охотиться за тобой, и мне не потребуется много времени, чтобы заполучить тебя.

Так Лукас Кохран открыл Ди свои намерения.

Глава 6

На следующий день Ди почувствовала себя намного лучше, боль утихла, хотя движения по-прежнему давались ей с трудом. Вскоре после рассвета появился Лукас, и так же, как накануне, он готовил для нее еду и занимался домашними делами. Потом он настоял на том, чтобы она снова легла в горячую воду. На этот раз Ди испытывала еще большее смущение, чем раньше, поскольку чувствовала себя лучше и отчетливее ощущала свою наготу. По его сжатым челюстям и поту, блестевшему на лбу, она поняла, что ощущения Лукаса тоже очень сильны.

Большую часть ночи она провела без сна, снова и снова вспоминая его слова. Привыкнув защищать свою честь с помощью дробовика, она боялась, что у Лукаса были те же намерения, как и у тех, кто болтался возле ее дома. Но понимание этого не вызывало у нее презрительной злобы. Она боялась признаться себе, что влюбилась в Лукаса Кохрана, но это было правдой. Что же ей делать? Позволить мужчине войти в ее жизнь после того, как она так отчаянно боролась, чтобы обрести независимость? Завести с ним роман, который стал бы ее позором, если бы кто-нибудь узнал о нем? Предать Оливию?

Она не могла не учитывать также того, что ему на самом деле был нужен Ручей Ангелов. Возможно, он намерен воспользоваться ее незащищенностью перед ним и заставить продать ему землю. В конце концов, именно покупка земли была целью его первого визита.

О сексе она имела представления, которые получила на скотном дворе. Ди не представляла себе той неистовой физической тяги, которая возникает между мужчиной и женщиной, до тех пор, пока не появился Лукас. Она легкомысленно думала, что может запретить ему целовать ее, но она не только разрешила ему это, но и хотела еще. Впервые Ди ощутила жар физического влечения, и это открытие мучило ее, поскольку она понимала, как трудно ей будет контролировать себя.

После ванны он одел ее в новую рубашку, привезенную им из дома, и, молча уложив Ди в постель, вышел из хижины. Каблуки его сапоги простучали по крыльцу. Когда через полчаса Лукас вернулся, он уже владел собой, но его голубые глаза были по-прежнему тоскливы.

— Не думаю, что тебе нужно приходить завтра, — сказала Ди, натягивая простыню до подбородка. — Сегодня мне намного лучше, а боль пройдет быстрее, если я буду двигаться.

— Пытаешься от меня избавиться? — спросил он. — Не выйдет.

— А как же Оливия? — тихо спросила Ди и отвернулась. — Она моя подруга.

Она не видела лица Лукаса, но чувствовала на себе его взгляд. Его не удивили ее слова. Он просто произнес:

— А что с ней?

— Ходят слухи, что ты собираешься жениться на ней.

— Я думал об этом, — признался он слегка расстроенно. Неужели она считала, что он мог находиться здесь, посвятив себя другой женщине? — Но не долго. У нас с ней нет абсолютно ничего общего. Я свободный человек.

Ди теребила простыню, по-прежнему не глядя на него.

— И все же будет, наверное, лучше, если ты завтра не придешь.

— Если бы ты не была такой идиоткой, то тебе было бы не нужно, чтобы я приходил сюда, — прорычал он, довольный появившейся возможностью разрядить свое раздражение.

— Я знаю, — ответила она, с готовностью соглашаясь с ним. И эта неожиданная кротость еще больше разозлила его. — Я всегда стараюсь быть осторожной, но в этот раз я допустила ошибку.

— Тебе с самого начала не нужно было сбрасывать сено! — закричал он. — Тебе не нужно было содержать эту ферму в одиночку! Почему ты не можешь переехать в город и стать нормальной женщиной, вместо того чтобы пытаться доказать, что ты можешь справиться со всем самостоятельно, в то время как чистым безумием является даже стремление к этому?

Ди смотрела на него, ее глаза угрожающе, по-кошачьи, сузились. Не в ее характере было молча выслушивать нападки.

— Хотела бы я знать, почему ты решил, что это твое дело, — произнесла она ровным тоном. — Я благодарна тебе за помощь, но это не дает тебе право указывать, как мне жить.

— Ты знаешь, — что дает мне это право, — он приблизился к кровати и яростно уставился на нее сверху вниз. — Ты знаешь: это может кончиться только одним.

— Полагаю, решение остается за мной.

— Придет время, и ты отдашься мне, — свирепо произнес он. — Не пытайся обмануть себя.

Она попыталась приподняться, опершись на локоть, но ее плечи и руки все еще сильно болели. Она откинулась назад с подавленным стоном. Несмотря на свою беспомощность, Ди продолжала сопротивляться натиску Лукаса.

— В таком случае, я вижу только одно решение: не возвращайся сюда, поскольку ты являешься нежеланным гостем.

— Ты собираешься наставить на меня дробовик? — усмехнулся он, наклонившись так низко, что она могла видеть сверкающую глубину его глаз. — Тогда попробуй рискнуть, дорогая, потому что я вернусь.

— Ты переоцениваешь свою способность очаровывать. Меня всегда интересовало, чего ты в действительности хочешь: меня или Ручей Ангелов? — сделала она ответный выпад.

— И того и другого, дорогая, — ответил он и впился в нее губами.

Поцелуй был грубым, и она попыталась укусить его, но он отдернул голову и потом принялся целовать ее снова. Ди схватила его за руки, но, поскольку ее движения были ограничены, это было пустой тратой сил. Он держал ее и продолжал целовать, пока она не почувствовала солоноватый привкус крови во рту. Он расстегнул на ней рубашку, обнажив грудь. У нее перехватило дыхание, когда его твердая, горячая рука накрыла один из мягких холмиков.

— Вот так это будет происходить между нами, — пробормотал он. — Жарко и дико. Подумай об этом, черт бы тебя побрал.

Все ее тело сжалось от наслаждения и боли. Его горячее дыхание щекотало ее. Нестерпимый жар охватил Ди, и она застонала, слегка раздвинув бедра. Как если бы это послужило ему сигналом, он отпустил ее и поднялся с потемневшим лицом.

— Я могу довести тебя до неистовства. Не забудь об этом, когда захочешь использовать против меня дробовик.

Лукас вышел, оставив ее лежать в расстегнутой, распахнутой рубашке, с обнаженной грудью, ощущая неистовую страсть, которую он разбудил в ней.

— Черт бы тебя побрал, — прошептала Ди, и она бы выкрикнула это, если бы знала, что он услышит ее.

Ее знобило от злости и от опустошающей муки, которую он пробудил в ее теле. Никогда раньше Ди не ощущала себя беззащитной перед мужчиной. И это была самая пугающая вещь из всех, с которыми она столкнулась в жизни, гораздо более пугающая, чем одиночество и необходимость заботиться о себе.

Потеря обоих родителей потрясла Ди до глубины души. Она была напугана, страшно напугана, но ей нужно было продолжать жить. Неспособная поведать кому-либо свои чувства, она замкнулась, ушла в себя. Ди не могла позволить себе пойти на риск и потерять еще кого-то, кого бы она любила. Она бы не выдержала новую боль. Работа на земле сохранила ей разум, вернула ощущение жизни. Ведь земля так щедра, и она, по крайней мере, была вечной. Ди могла верить в теплую почву, смену сезонов, возрождение жизни каждой весной. За исключением Оливии, хозяйка Ручья Ангелов не намеревалась подпускать к себе близко кого бы то ни было.

А теперь Лукас пытался сломить ее отчужденность. Он мог не только разрушить ее жизнь, но и уничтожить ее самоуважение. Если бы она позволила ему всецело завладеть собой, он превратил бы ее в презираемое ею самой существо, лишенное воли и индивидуальности, готовое сделать все, чтобы угодить ему. Тяга к нему не мешала Ди видеть его натуру: Лукас был сильным, самоуверенным и безжалостным, когда добивался того, чего хотел. Он желал ее и не собирался отступать. Ди боялась не того, что он возьмет ее силой, поскольку самолюбие Лукаса не позволило бы ему сделать это, а, скорее, того, что она не сможет сказать ему «нет».