Лицо из снов - Ховард Линда - Страница 23

Профессор Ивел расхохотался.

— Нет, дорогой, человек с хрустальным шаром — это шарлатан.

— Ясно. Значит так: сканер — это тот, кто способен улавливать и переживать эмоции других людей, а…

Профессор утвердительно кивнул и продолжил:

— …ясновидящий чувствует удаленные предметы и знает о событиях, которые происходят далеко от него. Вне пределов прямой видимости. Человек, обладающий даром предвидения, способен заглядывать в будущее. А, к примеру, телекинез — это способность волевым усилием перемещать предметы в физическом пространстве.

— И гнуть ложки.

— Гнуть ложки — в основном удел шарлатанов, — возразил Ивел, брезгливо отмахнувшись. — Может, иной из этих артистов и обладает даром телекинеза, но, как правило, тут все решает ловкость рук. Вообще-то надежно классифицировать парапсихологические способности невозможно, потому что степень их проявления у разных людей сильно колеблется. Как, например, та же способность к чтению.

— А дар Марли, значит, помогал ей находить пропавших людей?

— Мм… Дар действительно уникальный. Ее восприимчивость настолько обострялась, когда она настраивалась на какого-нибудь человека… Между прочим, она называла это «видениями», но я, наблюдавший за ней в такие минуты, выбрал бы определение покрепче. Видение — это то, что, как правило, можно с легкостью прервать. Но с Марли все было иначе. Событие полностью захватывало ее, реальный мир просто переставал существовать. Переживания отличались тем, что были предельно изнурительны. Когда видение уходило, Марли просто падала как подкошенная. Но во время видения сосредоточенность на объекте и событии достигала такой силы, что ей, как правило, удавалось определить место действия, и потом она крепилась ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы дать наводку полиции. И только после этого теряла сознание.

— А что из себя представлял Арно Глин?

Выражение лица профессора Ивела изменилось. Теперь в нем была смесь боли и ненависти.

— Глин был настоящим чудовищем. Педофил, садист, убийца. Отдавал предпочтение маленьким мальчикам. Он их похищал, тащил в какое-нибудь укромное местечко, забавлялся день-два, а потом убивал. К сожалению, в маленьком городке все на виду, поэтому, когда шериф решил обратиться к Марли за помощью, газеты растрепали об этом по всей округе еще до захода солнца. А на следующий день появилась обстоятельная статья, в которой рассказывалось о даровании Марли, ее заслугах, удачах и вдобавок сообщалось время ее приезда в город. Глин стал ждать. И как только она осталась одна в своей комнате в мотеле, он похитил ее.

— Но если она такая восприимчивая, как вы говорите, почему же ей не удалось почуять его приближение?

— К тому времени Марли уже научилась блокировать свою чувствительность. Она автоматически прибегала к этому всякий раз, когда оказывалась в городе. Иначе просто не смогла бы нормально жить. И потом, некоторые люди умеют подсознательно окружать себя своего рода защитным экраном. Возможно, Глин относился к их числу. Наконец, может быть, он вообще не думал ни о чем, когда подкрадывался к ней. Марли так и не дала этому никакого объяснения. Она вообще не вспоминала о том кошмаре.

Перед следующим вопросом у Дейна на душе стало довольно погано, ибо он боялся получить утвердительный ответ.

— Он изнасиловал ее? — спросил Дейн низким, хриплым голосом.

Профессор отрицательно покачал головой.

— Не смог.

Дейн с облегчением вздохнул, на мгновение даже прикрыв глаза.

— Но пытался, — добавил Ивел, поджал губы и посмотрел вниз на свои руки. — Он привез ее туда, где прятал свою последнюю жертву, пятилетнего мальчика, над которым к тому времени Глин уже вволю поизмывался. Несчастный был привязан к кровати. Глин опрокинул Марли на пол, сорвал с нее одежду и попытался ее изнасиловать. Но женщины слабо возбуждали его и он не смог достичь необходимой эрекции. Он пытался несколько раз и после каждой неудачи бил ее, все больше распаляясь. Может быть, Глин рассчитывал на то, что при помощи истязаний сможет достичь требуемой степени возбуждения. Но ничего не вышло, и тогда он в слепой ярости обрушился на ребенка. На глазах у Марли он стал бить малыша ножом и убил. Потом на лице, грудной клетке и на животе ребенка было обнаружено двадцать семь колотых ран. Он убивал его, и все это время Марли переживала страдания мальчика. Она чувствовала, как тот умирает.

Глава 8

У Дейна было такое ощущение, как будто у него в животе кто-то махнул когтистой лапой. Ему даже не потребовалось напрягать воображение, чтобы представить себе то, что пришлось пережить Марли. Дейн был полицейским. Он столько всякого повидал за свою жизнь, практически любой случай содержался в копилке его памяти. Он знал, что такое тяжкие телесные повреждения. Знал, как выглядит труп человека, которого кромсали ножом. Мог себе представить, сколько при этом выливается крови. Она заполняет все вокруг и проникает даже в твои сны. Дейн отчетливо представлял себе, как плакал и кричал несчастный ребенок, ясно видел его ужас и отчаяние, переживал его боль и полную беззащитность, ибо сам расследовал подобные дела.

Марли прошла через это. А через шесть лет на нее обрушилось видение убийства Надин Виник. Она вновь увидела руку с зажатым в ней окровавленным ножом. Чего ей стоило пережить все это еще раз?.. От похожести смертей того мальчика и миссис Виник мутило.

В какую-то минуту во время беседы с профессором Ивелом весь цинизм Дейна куда-то улетучился. Стойкое предубеждение детектива дало трещину. Он вынужден был с неохотой признаться себе в том, что верит: да, Марли видела гибель миссис Виник. Возможно, это было первое видение за все эти шесть лет, ведь профессор подчеркивал, что, когда Марли поправилась физически и душевно, выяснилось, что ее дар пропал бесследно. Впервые она получила возможность вести самую обыкновенную нормальную жизнь. Она всегда хотела этого, но добилась такой непомерной ценой… Прошло шесть лет, а она все еще расплачивается. Теперь Дейну стало ясно, почему Марли жила одиноко, не обзаводясь другом.

И осознав это, он твердо решил, что изменит ситуацию. Именно он должен это сделать.

В голове у него бушевали самые противоречивые чувства. Если бы он смог посмотреть на себя со стороны, то, наверно, позабавился бы изрядно. До сих пор ему удавалось избегать жизненных конфликтов, от которых страдали другие полицейские.

Впрочем, сейчас ему было не до смеха. До сих пор он не верил в телепатию и смеялся над теми, кто верил. Теперь вопрос уже не стоял: верить или нет. Теперь он размышлял над тем, как использовать Марли в деле поимки убийцы миссис Виник.

Поймав себя на этих мыслях, он себя возненавидел. Ему хотелось защитить ее, а не подталкивать к очередному убийце в ее жизни. Но Дейн не забывал о том, что служит в полиции. Он обязан был использовать абсолютно все средства для того, чтобы раскрыть преступление. Особенно такое дикое. Этот гад не имеет права разгуливать на свободе среди ничего не подозревающих людей. И, несмотря на свой мужской инстинкт, который требовал оградить Марли от этого, он знал, что использует все возможности, включая и ее талант… При этом он сделает все, чтобы обеспечить ей безопасность. Но убийцу все равно необходимо найти. Жестокость преступления была такова, что спасти от смертного приговора этого недоноска могла только справка о том, что он законченный псих.

Но сначала его надо поймать.

Мучило Дейна и другое. Какой мужик захочет портить себе нервы «проблемными» взаимоотношениями с женщиной? Дейн не считал себя исключением из правила. Ему нравилась его жизнь, нравилась свобода от женского влияния. Он не желал ни перед кем отчитываться в том, например, как он распоряжается своим временем. Не хотел, задумывая что-то, считаться с мнением другого. Но когда речь заходила о Марли, он чувствовал себя загнанным в угол. Его и раньше порой сильно тянуло к той или иной женщине, но такого еще не бывало ни разу. Горячка, жгучая жажда, которые не покидали его ни на мгновение. Всего четыре дня прошло с тех пор, как он, войдя в кабинет Боннеса, впервые увидел ее. С той минуты он думал о ней постоянно. И чем больше узнавал о ней, тем глубже увязал в своих чувствах. Причем она-то как раз ничем его не поощряла. Он делал все сам за них обоих. И делал, до конца сопротивляясь каждому своему шагу.