Звоните и приезжайте - Алексин Анатолий Георгиевич - Страница 8

Соседка заулыбалась, словно ей было стыдно перед людьми, которые ищут его квартиру.

– Иван Павлович над нами живет. Прямо над нами!

Мы стали подниматься… Медленно, будто считали сту­пени или были после какой-нибудь тяжелой болезни.

«Живет… Живет… Живет!.. – стучало у меня в ушах. – Живет…»

7. «ВЗРОСЛЫЙ» ВЕЧЕР

Мне кажется, человека можно считать взрослым тогда, когда его вместо утренников начинают приглашать на вечера.

Однажды папа пригласил меня на праздничный вечер в больницу, то есть к себе на работу… Я согласился – я сразу почувствовал себя как-то уверенней и взрослее.

Прощаясь и внимательно оглядывая нас напоследок, мама и бабушка очень просили меня не говорить в боль­нице никаких глупостей и все время помнить о том, что я уже в шестом классе. Но если бы даже я и хотел об этом забыть, мне бы в тот вечер это не удалось, потому что каждый из папиных сослуживцев обязательно говорил:

– Ну, и в каком же мы классе?

– В шестом, – отвечал я.

– Не может быть!

Потом каждый обязательно обращался к папе и вос­клицал:

– У вас уже такой большой сын?! Трудно поверить… Хотя очень на вас похож. Очень!

Маме тоже всегда говорили, что я на нее очень похож. Поэтому я никак не мог составить о своей внешности ка­кого-либо определенного мнения.

Мама была красивая, а о папе бабушка как-то сказала:

– Красавцем его, конечно, трудно назвать…

– И не называй, если тебе трудно! – ответил я. – По­жалуйста… Но его все равно любят!

– Я с этим не спорю, – сказала бабушка. – Что ты раз­волновался? Внешность для мужчин вообще не имеет боль­шого значения.

«Действительно, не имеет», – думал я, видя, как все женщины, которые были в зале, по очереди подходили к папе и, стараясь сделать ему приятное, говорили, что я на него очень похож.

На меня в тот вечер тоже все обращали внимание. И не только потому, что я пришел с папой… Учительница литературы часто просит, чтобы все мы, ее ученики, были по возможности «яркими индивидуальностями». В том зале, украшенном плакатами и цветами, мне первый раз в жизни удалось быть таким, каким хотела меня видеть наша учительница: ни одного шестиклассника, кроме меня, в зале не было. И поэтому я чувствовал себя вполне яркой индивидуальностью.

Наконец все расселись… Я услышал свою фамилию и чуть было не вскочил, как на уроке. Но оказалось, что это папу избрали в президиум.

– Правильно…– сказала старушка, которая сидела рядом со мной. Лицо у нее было сердитое, глаза придир­чивые. От таких людей особенно приятно бывает услышать какой-нибудь комплимент.

Другие, услышав нашу с папой фамилию, вслух ничего не высказали, но громко захлопали. И я понял, что они со старушкой вполне согласны.

«Как жаль, что мама и бабушка не видят всего этого! – думал я. – Конечно, я расскажу им… Но, во-первых, папа обязательно будет мне возражать. И даже если я стану что-то преуменьшать, он скажет, что я сильно преувеличиваю. А во-вторых, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Это давно известно!»

Я первый раз в жизни слушал доклад! Он был коротким.

– Молодец! – с мрачным видом сказала старушка, си­девшая рядом. И кивнула в сторону трибуны, которую по­кидал докладчик: – Быстро управился.

А я бы мог слушать еще!

– Сейчас мы поговорим о лучших людях нашей боль­ницы, – сказал председатель.

Все в зале притихли и слегка напряглись. Я тоже завол­новался. Не за себя, конечно… За папу.

– Мы пригласили сюда наших бывших больных, – продолжал председатель. – Пусть они скажут…

Я пристально огляделся, но не смог отличить бывших больных от просто здоровых.

– А кто тут… болел? – тихо спросил я у сердитой ста­рушки.

– Ты что, не поймешь?

– Не пойму…

– То-то и оно! – сказала она. Помолчала. А потом губы ее немного разжались: так она, наверное, улыбалась.

К трибуне зашагал огромный мужчина. Мне показа­лось, что здоровее его в зале не было ни одного человека.

– Это Андрюша… – сказала старушка. И опять по-своему улыбнулась.

В разных концах зала тоже зашептали:

– Андрюша… Андрюша…

– Его тут все знают? – спросил я старушку.

– А как же! Он был совсем слабый. Совсем…

Я тоже знал об этом бывшем папином пациенте.

«Если бы удалось поставить его на ноги! – говорил папа. – Если бы мне удалось!..» Ему удалось… Бывший больной стоял на ногах!

Трибуна была Андрюше по пояс. Он схватил ее обеими руками, словно хотел поднять и подбросить вверх.

– Я работаю! – заявил с трибуны Андрюша. – Я играю в хоккей! А потому, что есть на свете такие люди… Есть такой человек…

Я посмотрел в президиум и понял, о ком идет речь: папы не было видно. Он и раньше-то сидел там, на сцене, в самом последнем ряду, а теперь уж совсем пригнулся и скрылся за чьей-то спиной.

И еще двое бывших больных сказали, что с помощью папы они «второй раз родились». Я понимал, что им бы не хотелось больше рождаться с папиной помощью… Но все они смотрели на папу так, будто с ним были связаны какие-то очень хорошие воспоминания. А ведь он, между прочим, их оперировал…

Я сидел и делал разные фантастические предположе­ния. «Вот если бы я учился на одни только пятерки – чего на самом деле никогда в жизни не будет! – и меня бы стали вдруг хвалить на школьном собрании, многим ребятам это бы не понравилось. Я уверен…» А тут все врачи, медсестры и нянечки так улыбались, словно их самих за что-то бла­годарили. «Почему? – думал я. – Наверное, потому, что они любят папу…»

А потом был концерт. А потом были танцы… И снова к папе подходили женщины: они приглашали его танце­вать. И я опять ужасно страдал оттого, что мама и бабушка не видят всего этого.

– Я не умею танцевать…– извинялся папа. – Пригла­сите лучше Андрюшу!

– К нему не пробьешься! – ответила папе молодая женщина в белом халате, которая в тот вечер, наверно, дежурила и забежала на минутку.

К Андрюше и правда было трудно пробиться. Он боль­ше всех танцевал, громче всех смеялся и разговаривал. Словно хотел доказать самому себе, что может все это…

Папа не стал унижать меня: он ни разу не взглянул на часы, не сказал, что уже пора домой, потому, мол, что мне надо спать или делать уроки. Мы пошли в гардероб вместе со всеми.

Когда мы спустились вниз и папа уже протянул номерок, к нему вдруг подбежал запыхавшийся мужчина в белом халате и что-то шепнул на ухо.

– Проводите, пожалуйста, моего сына…– попросил папа не то Андрюшу, не то сердитую старушку, не то кого-то еще.

Все согласились меня провожать.

– Я останусь здесь… ненадолго, – проговорил папа и побежал вслед за мужчиной в белом халате.

– Зачем он… остался? – спросил я.

– Для своего дела, – ответила старушка с придирчи­выми глазами.

– Для какого… дела?

– Спасать кого-нибудь будет…

Я шел по улицам, которые были совсем уже готовы к празднику, хотя до него оставалось еще целых три дня. Бывший папин больной, Андрюша, шел рядом. Он так радовался разноцветным огням, словно было время, когда он уже не надеялся их увидеть.

Подходя к нашему дому, Андрюша тоже не удержался и сказал:

– А ты похож на отца! Честное слово… Похож!

Сказал так, будто наградил меня.

А я в ту минуту подумал, что, наверное, похож на папу только с виду. Или, как говорится, внешне… «А чтобы быть на него похожим по-настоящему, – думал я, – мне еще надо… Ведь это не так легко – делать других счастливыми!»