Страсть и блаженство - Ховард Ева - Страница 35

— Получил несколько.

— Спорю, у вас чуть сердце не перестало биться, когда на рекламу отозвалась Маргерит, — польстила ему Хоуп.

— Послушайте, — сердито сказал он, и у нее сердце сжалось. — Не сомневаюсь, вы хороший человек и не хотите никого обидеть, но вы задаете дерзкие вопросы, и мне кажется, вам надо прекратить это.

— Извините!

— Кто следующий? — он указал на портреты.

— О, Мария Эджворт. Пожалуйста, прикрепите ее прямо под Шарлотт Леннокс, дюйма на три ниже. — Хоуп расхаживала по галерее, пока он вбивал гвоздь. Стена быстро заполнялась портретами, а она ни на йоту не приблизилась к цели. Совсем наоборот! Похоже, она его раздражала. — Извините, пожалуйста, если я вас обидела, — пробормотала она.

— Вы меня не обидели.

— Если я показалась вам слишком фамильярной, то только потому, что знаю — вы тоже играете на Сцене. Лишь один этот факт дает право на интимные отношения. Думаю, вы не согласны?

— Я никогда об этом не задумывался.

— Это ваша беда, — выпалила она.

— Как вы сказали?

— Не обращайте внимания.

— Я хочу знать, что вы хотели сказать этим замечанием, — настаивал он.

— Не могу вдаваться в подробности, чтобы не проявить еще большую дерзость.

Малком поправил портрет Марии Эджворт и критически взглянул на него.

— Однажды жена заставила меня прочитать одну ее книгу, — робко признался он. — Она оказалась неплохой.

— Мне нравится ваша жена! — радостно воскликнула Хоуп. — Как я желаю, чтобы вы позволили ей стать моей подругой!

Малком почувствовал, что начинает злиться. Не зная, как быстро распространяется информация среди замкнутого круга людей, он удивился, что эта продавщица, которая для него была совсем незнакомой несколько минут назад, так много знает о его отношениях с Маргерит. Было также унизительно слышать упреки от этой вызывавшей раздражение невоспитанной девицы в том, что даже он начинал считать несправедливым подавление своей жены.

— А я очень желаю, чтобы у меня была власть уволить вас за отсутствие такта и неприкрытую грубость! — заявил он.

Хоуп то бледнела, то краснела. Вдруг она тоже разозлилась. Хоуп уже хотела ответить колкостью, но из ее глаз хлынули слезы, и она отвернулась от него, чтобы успокоиться. Заметив, что плечи ее серого джемпера подрагивают, он почувствовал неприятный укол вины.

— Вы чувствительны, не так ли? — бесцеремонно заметил он.

— Я с радостью уйду с этой работы, — хныкала она, уязвленная до глубины души.

— Ладно, не говорите глупости.

— Вы не знаете меня, но я действительно вела себя дерзко. — Хоуп критиковала себя.

Вдруг он почувствовал себя хамом.

— Послушайте, я не хотел вас обидеть. Не сомневаюсь, вы для этого магазина удачная находка. Извините меня, за то, что я расстроил вас. Пожалуйста.

Хоуп повернулась к нему и улыбнулась.

— Извиняю. Спасибо. — И тут она хитро добавила: — Вы обнимете меня, чтобы доказать, что прощаете меня? — Не давая ему опомниться, она обняла его за тонкую талию и прижала свою светлую головку к его груди и издала вздох удовлетворения. Малком чувствовал, что это очень плохо, но невольно обнял эту пленительную красавицу, которая явно не собиралась отпускать его. Она отступила, чтобы заглянуть в его глаза с нескрываемым восхищением. — Я обожаю, когда чувствую грудь мужчины.

— Это хорошо, но мне кажется, вам пора остановиться, — сказал он, отводя ее руки. Однако он не мог заставить себя сразу отпустить их. — Знаете, я начинаю думать, что вы очень шаловливая девчонка. — Он отпустил ее руки и собирался прикрепить два оставшихся портрета. — Полагаю, Джейн Остин будет следующей.

— Да, пожалуйста.

— Интересно, что сказал бы ваш муж, если бы узнал, что вы прижимаетесь к груди другого мужчины.

— Он бы ничего не сказал. — Хоуп рассмеялась.

— Вот как!

— Так. А теперь повесьте Анну Бронте справа от нее.

— Предположим противоположную ситуацию — я крепко обнимаю вас за талию. Вы посчитали бы это приемлемым поведением?

— Еще бы! — Она тут же согласилась, заставив его снова покраснеть. — Но к чему ограничиваться только этим?

— Миссис Лоуренс, у меня начинает складываться впечатление, что вы со мной заигрываете, — неодобрительно сказал Малком.

— А что тут такого страшного?

— Не забывайте, что мы оба семейные люди.

— Разве у вас не бывает порывов чувств?

— Если бы я прямо сейчас сделал то, что мне хочется, вам бы это не понравилось, — откровенно сказал он, прикрепляя последний портрет.

— Вы хотите уволить меня?

— Нет, положить через колено!

— О! — Хоуп покраснела, почти забыв о такой возможности в своей безудержной жажде добраться до его атлетического тела.

— Однако я не подвергаю наказанию жен других мужчин, — сказал он и, отойдя от портретов, оценивал работу своих рук.

— Знаете, вы невыносимо чопорны! Мне действительно трудно поверить, что вы играете на Сцене. Более того, мне не верится, что вы приходитесь мужем божественной Маргерит Александер. Я слышала о пуританских обитателях Новой Англии, но всегда думала, что это избитая характеристика, рожденная в Голливуде. Вы не забыли, что и здесь наступило новое тысячелетие?

Малком долго смотрел на нее.

— Боже, я с большим удовольствием выпорол бы вас за наглость!

— Но вы не посмеете, верно? — насмехалась она, устав от попыток соблазнить его. — В таком случае вы коснетесь девушки и не сможете разыгрывать перед Маргерит из себя непорочного, считая ее падшей!

Малком собирался отвесить ей оплеуху, но хорошие манеры остановили его.

— Я сейчас понял кое-что, — пробормотал он. — Вы влюблены в мою жену!

— В самом деле, мистер Бренвелл, ну и скажете же вы, — вяло отбивалась она, проклиная себя за то, что так скоропалительно упрекнула его.

— Вы только что употребили слово «падшая» в отношении Маргерит. Спасибо за то, что открыли мне глаза. По сравнению с вами она святая католической церкви. Она по крайней мере общается с мужчиной три или четыре недели, прежде чем пойти на супружескую измену.

Она спокойно положила молоток и гвозди в ящик письменного стола, затем села на край стола и взглянула на его работу.

— Не верится, что вы так быстро прикрепили эти портреты, — заметила она, чувствуя, как начинает пылать ее лицо от замешательства, что ей не удалось справиться со своей задачей. Она не припоминала, что в своей жизни совсем не могла бы подействовать на пышущего здоровьем мужчину.

— Как я уже говорил, хорошая порка вам не помешала бы, но пусть этим займется ваш муж, — решительно сказал Малком.

— Мой муж? Что вы хотите сказать?! — воскликнула Хоуп с замирающем сердцем.

— Хоуп, вы знаете, что это за магазин? Это рассадник супружеской неверности. Но мы с вами разорвем этот порочный круг!

— Да, конечно, но что вы имели в виду, упоминая моего мужа?

— Я по крайней мере разорву этот порочный круг, — поправился он, вспомнив, что этот беспринципный соблазнитель замужних женщин, Слоун Тейлор, все еще заправлял этим магазином и являлся боссом Хоуп. — Вы уж точно успели встать на колени перед своим боссом, — упрекнул он ее с безжалостной насмешкой.

— Ничего подобного, — неуверенно ответила она, — но что вы имели в виду, говоря о моем муже? Вы только что упомянули его.

— Я намерен послать ему письмо и сообщить о необычном поведении его жены.

— Вы шутите.

Хоуп нетвердым шагом последовала за Малкомом вниз по лестнице, на ходу выключая свет.

— Мистер Бренвелл, вы ведь на самом деле не сделаете этого, правда?

— Я вижу, вы боитесь мужа. Хорошо! Надеюсь, он выбьет из вас всю дурь.

— Мистер Бренвелл, вы шутите! — Она чуть не рыдала. — Я думаю о его чувствах. Будьте человеком.

Ее просьбы поубавили у него решимости, но ее унижение и мольбы доставляли ему большое удовольствие, и он не показывал, что она добилась своего.

— До свидания, миссис Лоуренс, — сказал Малколм, выходя из магазина, после чего Хоуп расплакалась. Она не только провалила все, к тому еще Дэвид получит записку!