Том 13. Большая Душа - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 3

— Как так — последние? Что ты такое говоришь, Дося? — испуганно проронил мальчик.

— Ну да, последние. В августе я — тю-тю; послушай только: крестная получает место в провинции, где-то далеко-далеко отсюда; очень хорошее место, где она будет играть настоящих принцесс и королев. И жалованье там ей будут платить большое. Ну, конечно же, она и меня возьмет с собой и тоже пристроит у них в театре, где я буду исполнять роли девушек из толпы, в тех пьесах, конечно, где требуется толпа на сцене. Недаром же крестная занялась сейчас моими манерами и уроки декламации возобновила со мной. Она говорит, что не всем же актрисам и актерам играть главные роли, надо кому-нибудь изображать и второстепенные, маленькие, и что хоть на это-то я, может быть, окажусь способной. Такая громадная, а целыми днями бьет баклуши. Пора за работу взяться. Каждый человек работать должен. Это она мне сегодня еще до урока декламации сказала. И еще сказала, что своему будущему начальнику — антрепренеру то есть, уже писала обо мне и ответ уже его получила. Он согласен принять меня статисткой на маленькое жалованье в свою труппу. Так-то, мой милый горбунок, первого августа — мы с тобой, значит, и должны расстаться, волей-неволей.

Это известие ошеломило Веню. Одна мысль о разлуке с Досей показалась мальчику чудовищной.

— А как же я-то один останусь? Что я тут без тебя делать буду, — с трудом выдавил из себя маленький горбун; синие глаза мальчика наполнились слезами.

Даже беспечная, жизнерадостная Дося почувствовала, как должен был сейчас страдать ее друг. Горячая волна жалости залила ее маленькое сердце.

— Послушай меня, горбунок, послушай, — говорила она, обняв за шею Веню, и потянула его на их любимое место у окна. Здесь девочка уселась на подоконник и, указав на место подле себя, скомандовала:

— Садись!

Подождав, пока Веня уселся рядом, Дося заговорила:

— Ты не горюй, горбунок, в самом деле, не горюй. Я буду писать тебе часто-часто и вспоминать о тебе каждый день. И потом, не думаешь ли ты, в самом деле, что в одно прекрасное утро в твое окно, действительно, влетит пара белых лебедей, впряженных в маленькую золоченую колесницу, в которой будет сидеть добрая волшебница-фея. Понимаешь, горбунок, — наша с тобой добрая фея! И вот она превратит тебя, наконец, в прекрасного принца, горбунок, в настоящего прекрасного принца, в бархатном камзоле, в берете, с плюмажем, как на той чудесной картинке из моей книги сказок. И ты придешь за мною и увезешь в свой дворец. То-то будет чудесно! Целый день будет греметь в честь нашего приезда веселая музыка. И есть мы будем на золотых тарелках самые прекрасные кушанья, ананасы, например, и спаржу, и еще шоколад-миньон…

— И ливерную колбасу… Я ее люблю ужасно! — подхватил Веня, внезапно заражаясь настроением подруги.

— Да, да, и ливерную колбасу, если, хочешь. Хотя вряд ли в королевских дворцах подаются такие простые вещи. Вот другое дело, рябчики, фазаны и персики или кондитерские конфеты и сливочное мороженое, — мечтательно перечисляла Дося. И тут же призналась с очаровательной искренностью: — Послушай, горбунок, у тебя не текут слюнки, когда ты думаешь обо всех этих чудесных вещах?

— Пожалуй.

— А я так прямо с ума схожу, когда обо всем этом подумаю, особенно сегодня. Ведь подумай, горбунок, одной декламацией сыта не будешь, а кроме этих ужасных стихов, у меня за сегодняшний день еще ничего не было на языке.

— Ах, ты, Господи! Так что же ты мне не сказала об этом раньше? — вырвалось у Вени, и он даже в лице изменился при словах девочки. — Бедная моя ты, Досенька, неужели же она еще и морит тебя голодом вдобавок ко всему?

— Какие глупости! Вот ерунду-то выдумаешь тоже! — И возмущенная Дося топнула ногой. — Во-первых, причем тут «она», когда все зависит от меня самой, и только. Крестная уехала на репетицию и оставила мне огромный запас еды; и если бы я захотела, то стоило мне только разжечь керосиновую машинку и…

— Так почему же ты этого не сделала раньше?

Лукавая и смущенная улыбка проползла по губам девочки.

— Мне было просто лень, горбунок, заниматься стряпней. Разве это подходит ко мне, скажи на милость? Ты же сам говоришь, что я похожа на принцессу. А какие же принцессы занимаются кухней? Ерунда!

— Да, да, ты права, пожалуй, — рассеянно отвечал, сползая с окошка, Веня, в то время как в голове мальчика уже зародились новые мысли.

— Какое счастье, однако, что он еще не успел уничтожить заготовленных ему на сегодня припасов. Какое счастье! По крайней мере он угостит ими Досю. Правда, девочка привыкла к более изысканным кушаньям, которые актриса Подгорская берет для себя и крестницы из ближайшего ресторана, и которые Досе вменяются в обязанность разогревать на керосинке.

Но за неимением лучшего можно обойтись нынче и тем, что у него есть, тем более что Веня был много проницательнее детей своего возраста и отлично с первых же слов Доси понял то, в чем ни за что, ни за какие блага мира не призналась бы ему Дося. Мальчик знал, что недовольная нынешним уроком декламации крестницы Подгорская оставила Досю в наказание без обеда.

Со стесненным от жалости сердечком, браня в душе "злую мучительницу" его Досеньки, Веня захлопотал у плиты, пока сама Дося, высунувшись из окошка, внимательно следила за тем, что происходило во дворе.

— Ну, твой обед готов. Садись и кушай.

При виде накрытого чистой скатертью стола и аппетитно разложенных на тарелках яичницы и кусков хлеба с маслом девочка весело захлопала в ладоши.

— Конечно, это не фазаны и не сливочное мороженое, горбунок, но, за неимением их удовлетворюсь и этим, — сказала она и принялась за обед.

А Веня благоговейно смотрел на нее.

Когда все было съедено, Веня вдруг замер и сказал:

— Слышишь, Дося? Он играет снова!

Дети снова уселись на подоконник. На том же этаже, в окне напротив, стоял юноша в черной бархатной куртке и играл на скрипке. Что это была за чудесная музыка — ни Дося, ни Веня не знали.

И сам юноша, так великолепно игравший на скрипке, казался им особенным, незаурядным существом. Нынче же незнакомый юноша как будто превзошел самого себя. Звуки плакали и смеялись под его смычком. Струны рассказывали какую-то чудную, волшебную сказку, одной мелодией, одними звуками. Но вот игра оборвалась…

— Господи, неужели конец? Уже конец? — прошептала Дося, и, прежде нежели маленький горбун успел удержать свою подругу, она высунулась до половины из окошка и неистово зааплодировала незнакомому музыканту.

— Браво! Браво! — вторил шумным аплодисментам ее звонкий голосок.

Незнакомый юноша поднял голову и, видя в окне детей, ласково им улыбнулся. Потом скрипач выступил из глубины комнаты и низко поклонился детям, как взрослым.