Побочный эффект - Хоуки Рэймонд - Страница 29

Похожий на биржевого маклера пожилой джентльмен за соседним столом, одетый в поношенный костюм фирмы «Брук бразерс», зажмурился и перекрестился. Гейб не обратил на него внимания и вышел из комнаты вместе с Нортоном. У самого выхода из чьего-то кабинета появился элегантный седовласый мужчина в отлично сшитом английском костюме, но, увидев Гейба, юркнул обратно. Гейб подмигнул Нортону и показал на торчащие пальцы ног.

– Мистер Щеголь не может спокойно видеть мою обувь, – сказал он. – Этот болван был бы рад меня уволить, но даже своим умишком он понимает, что газете я нужнее, чем он.

В «Сан-Суси» метрдотель приветствовал Гейба с энтузиазмом, обычно приберегаемым для прибывших с визитом глав государств. Однако когда он предложил лучший столик в центре зала, Гейб покачал головой и настоял на столике у стены. Пока они шли по залу, всевозможные политические деятели приветственно махали рукой, хмурились, отворачивались, а один из помощников министра юстиции поднялся и ушел.

Молодой официант-француз спросил, что они будут пить.

– Мне «кровавую Мери», – сказал Нортон.

– Отличная мысль, – сказал Гейб. – Неси сразу четыре. Не придется ходить лишний раз.

Когда официант ушел, Гейб взял вазу с цветами и осмотрел ее, потом опустился на колени и заглянул под стол.

– Нужно проверить, нет ли микрофонов, – шепотом объяснил он. – Я никогда не сажусь за столик, который мне предлагают, но, возможно, микрофоны установлены повсюду. При официанте помалкивай. И говори погише, чтобы не слышали за соседним столиком.

Нортон украдкой глянул на соседний столик, где невинно болтали две пожилые дамы. Официант вернулся с четырьмя «кровавыми Мери», а минуту спустя подошел какой-то маленький кудрявый человек и несколько минут болтал с Гейбом.

– Мелкий подонок, – сказал Гейб, когда тот вернулся к своему столику.

– Кто это такой?

– Джерри Винсенти. Не знаешь его? Работал в Белом доме. Теперь крупный лоббист.

– Не припоминаю.

– Расскажу тебе одну историю. Понимаешь, такого подлизы, как он, еще на свете не было. И однажды его обожаемый президент не поладил с членом кабинета по фамилии Харпер, тот считал себя слишком уж независимым. Не членом команды. Президент вызывает Харпера и закатывает ему лекцию о преданности. Но Харпер, дурачок-профессор из колледжа, твердит, что не может его понять, что был вполне предан. В конце концов президент выходит из себя и вызывает своего верного слугу Джерри Винсенти.

– Джерри, – говорит он, – спал я с твоей женой до того, как ты женился на ней?

– Да, сэр, мистер президент, – гордо отвечает Джерри.

– Спал я с твоей женой после того, как ты женился на ней?

– Да, сэр, мистер президент, – снова отвечает Джерри и весь сияет при этом признании.

Тут наш славный лидер поворачивается к Харперу и говорит:

– Вот что я разумею под преданностью!

Нортон потряс головой.

– Невозможно поверить.

– Это истинная правда, – сказал Гейб. – Мне рассказывала любовница Харпера. Он был так потрясен, что покинул кабинет, после чего она покинула его.

Допивая второй коктейль, они непринужденно болтали. Одно время в промежутке между браками Гейб встречался с подругой Донны, и они много времени проводили вчетвером. Гейб тогда был полицейским репортером, потом он понял, что, если направит свое упорство на более высокие государственные сферы, результаты будут более эффективными. Теперь он носил на поясе скальпы сенаторов и членов кабинета, как другие репортеры «Уорлд» – ключики от входной двери клуба «Фи Бега Каппа». Гейб поражал Нортона. У него был вид торговца подержанными автомобилями и мораль взломщика сейфов, однако ходили слухи – правда, Гейб яростно опровергал их, – что он изучал в колледже греческий язык и в свободное время переводит классиков. И все знали, что они со второй женой усыновили негритенка и сироту-вьетнамца.

Когда была подана еда – телятина для Нортона, морской окунь для Гейба, бутылка «монтраше» и официант удалился, репортер подался вперед и понизил голос:

– Что у тебя на уме, дружище?

– Донна.

– Я так и думал. Как, по-твоему, кто ее?..

– Не знаю. Возможно, грабитель. Я не хочу строить поспешные версии о заговоре.

– Почему? Обычно они бывают верными. Зачем она приезжала?

– Не знаю. Я слышал, она виделась с Эдом Мерфи.

– Понятно. Слушай, давай поговорим откровенно. Она связалась с Уитмором, так ведь?

Нортон в изумлении поглядел на Гейба.

– Откуда ты знаешь?

Репортер засмеялся.

– Я не знал, дурачок. Ты взял и сказал мне. Игрок в покер, должно быть, из тебя никудышный. Ну и что дальше?

– Роман у них завязался накануне предварительных выборов. Порвали они, очевидно, в июле, когда она уехала в Калифорнию. А может, и не порвали. Я слышал, Уитмор приезжал к ней в январе.

– Брось ходить вокруг да около. Она была беременна?

– Опять блефуешь, Гейб?

Репортер потряс головой.

– Это я узнал от одного из сотрудников коронера. Смотри. Он обрюхатил ее. Она приезжает сюда повидаться с ним. Хочет или денег, или чтобы он развелся с женой, или чего-то еще. А может, он хочет, чтобы она сделала аборт, или гарантий, что она будет помалкивать. У них начинается спор. Большой Чак выходит из себя. Бьет ее, она ударяется головой о столик, он поспешно сматывается, и начинается игра в прятки.

Полное лицо Гейба раскраснелось. Строить немыслимые предположения, а потом доказывать их истинность было его профессией.

– Возможно, – сказал Нортон. – Я старался не думать об этом. Не скажу, что Уитмор – самый безупречный человек на свете, но…

– Но что?

– Но он президент, черт возьми. Он старается принести какую-то пользу.

– Вздор! – гневно сказал Гейб Пинкус. – Слушай, дружище, он политик и, следовательно, головорез. Все они головорезы, что та шайка, что эта, и неважно, какая из них приходит к власти. Единственная разница в том, что одна чуть щедрее сорит чужими деньгами, а другая чуть получше одевается. Скажи, хочешь ты найти убийцу Донны или нет?

– Хочу, – сказал Нортон. – Кстати, все могло произойти именно так, как ты сказал.

– Конечно, могло. Убить ее мог и Эд Мерфи, и какой-нибудь воришка. Прежде всего я хотел бы знать, где Уитмор и Мерфи были в тот вечер.

– В тот вечер разгоняли демонстрантов, требующих работы, – сказал Нортон. – По официальным данным, Уитмор не покидал Белого дома.

– Он мог выбраться тайком, – сказал Гейб. – Сесть в лимузин на Ист-Экзекьютив-авеню и укатить в темноту. На все эти лимузины никто не обращает внимания. Сиди в одном из них Гитлер – никто не заметил бы. Но я наведу справки. Кто-то должен был видеть – охранник, агент секретной службы, еще кто-нибудь.

– Гейб, в последнее время творятся странные вещи.

– Например?

– Люди отказываются от своих слов. Фил Росс сказал мне, что видел Донну с Эдом Мерфи, а после звонка Эда заявил, что обознался.

– Росс – трусишка, – резко сказал Гейб. – Никто из обозревателей и политических репортеров к этому делу и близко не сунется. Вся эта свора именовала Уотергейт «грабежом», а самые отчаянные из нас рисковали карьерой, докапываясь до правды. Из поведения Росса следует, что Мерфи откупился от него. Теперь ясно, откуда в последнее время он черпает сведения.

– Так повел себя не только Росс, – сказал Нортон. – Пит, бармен у Натана, говорил, что какой-то похожий на психа тип приходил и расспрашивал обо мне, но, когда я вернулся к этому разговору, у него случился провал в памяти. Гвен Бауэре рассказывала об их романе, а вчера вечером ни с того ни с сего сказала, что, наверно, ошиблась.

Гейб пожал плечами и жестом показал официанту, чтобы тот принес вина.

– Пит – наркоман, следовательно, его нетрудно взять в оборот. И Гвен вряд ли такая уж стойкая. Знаменитостей иногда легче подкупить, чем обозревателей. Увидишь, она получит большую должность.

Они помолчали, пока официант не унес тарелки. Пожилые дамы все еще сидели за соседним столиком. Гейб, заметив, что одна смотрит в их сторону, так глянул на нее, что она покраснела и отвернулась.