Побочный эффект - Хоуки Рэймонд - Страница 17

– А политик случайно не грубоватый пятидесятилетний сенатор, выдвигающий свою кандидатуру в президенты?

– Тут была какая-то неясность. Да и во всей вещи тоже.

– У нее были веские причины писать неопределенно, – сказал Нортон. – Я хотел бы прочесть рукопись. И еще многие хотели бы.

– В том числе и я, – сказал Филдс.

– Что ты имеешь в виду?

– Мой экземпляр украли.

– Черт возьми, – прошептал Нортон. – Как это могло случиться?

– В городе у меня есть контора, там хранятся сотни сценариев. Кто-то забрался в нее. Я думал, что украли только небольшую наличность. Но когда Донна позвонила и сказала, что собирается в Вашингтон, я упомянул о краже, и она попросила проверить, на месте ли ее рукопись. Когда я сказал, что рукопись исчезла. Донна вышла из себя.

– Ты не дал знать об этом в Белый дом? – спросил Нортон.

– Мы сейчас почти не общаемся.

– Почему?

– Спроси у них, – ответил актер. – Могу только сказать, что мы с Уитмором были друзьями, когда я старался для него, но похоже, что, войдя в Белый дом, он тут же забыл мою фамилию. Видно, мой старый друг использовал меня и больше во мне не нуждается.

– Политики используют всех, – заметил Нортон. – Ты должен был это знать.

– Пошли в дом, – сказал актер. – Если есть желание, оставайся на ночь. Я хотел бы поговорить с тобой еще.

– О чем?

– О Донне. Об Уитморе. О политике я знаю гораздо меньше, чем мне казалось.

Все гости перебрались к бассейну, и дом был почти пуст. Филдс повел Нортона в библиотеку; одна стена там была покрыта фотографиями, где Филдс был снят в обществе разных людей. Нортон узнал нескольких актеров, актрис и режиссеров.

– Вот я с нашим другом, – сказал Филдс. На снимке были Филдс и Уитмор, стоящие перед кабиной. Филдс непринужденно улыбался в объектив, Уитмор глядел с подозрением. Нортон взглянул на фотографию равнодушно. Он видел множество подобных – политики раздавали их всем, как леденцы детям, – но потом присмотрелся повнимательнее. Что-то насторожило его в этой фотографии – он не сразу понял, что именно.

– Я помню тот день, когда был сделан, снимок, – начал было Филдс, но умолк, когда в дверях появился плосколицый, охранявший передние ворота.

– Междугородный звонок, босс, – объявил он.

– Послушай сам.

Плосколицый отвел актера в сторону, они пошептались, и Филдс торопливо ушел. Привратник стоял, сложив руки и не сводя глаз с Нортона. Нортон снова повернулся к фотографии. Он подумал, что Джефф Филдс вроде бы славный малый; неглуп и готов пойти навстречу. И продолжал думать о нем и о снимке, когда актер вернулся. Нортон повернулся к нему и поразился происшедшей перемене. Лицо актера покраснело, челюсть отвисла, и, когда он закуривал, руки его дрожали; казалось, он только что узнал о смерти кого-то из родных.

Но родня актера не интересовала Нортона, ему нужно было задать один вопрос.

– Джефф, эта фотография…

– Забудь о ней. Вечеринка окончена. Джек отвезет тебя в отель.

– Что случилось?

– Я себя плохо чувствую. Вечеринка окончена.

– Хорошо, но только скажи, кто вырезан с этого снимка?

– О чем ты, черт возьми?

– Рядом с Уитмором была женщина. На его руке видна часть ее блузки.

– Это моя секретарша. – Он отвернулся от Нортона к своему телохранителю. – Джек, отвезешь мистера Нортона в отель.

– Лжешь, – сказал Нортон. – Я вижу, что это блузка Донны. Блузку подарил ей я. Когда они были здесь?

Филдс что-то шепнул плосколицему и неуверенно вышел.

– Пошли, приятель, – сказал тот. Он был сложен как штангист и самодовольно, вызывающе улыбался Нортону. Нортон решил не принимать вызова и, пройдя мимо него, направился к парадной двери.

– Поедем на «империале», – сказал Нортону сопровождающий, когда они вышли наружу, и показал автомобиль в дальнем конце дорожки. Нортон пошел к машине, недоумевая, какое известие могло так потрясти филдса. Для скверных вестей вечер был неподходящим. Он слышал музыку и смех, доносившиеся от бассейна, а небо над ним сверкало множеством звезд. Потом, когда они подошли к «империалу», человек за его спиной сделал какое-то движение, и все звезды погасли.

9

Восход в пустыне представлял собой неторопливую симфонию пурпурного и розового. Нортон прекрасно видел его из канавы, в которой очнулся. Едва он пробовал шевельнуться, в затылке начинали взрываться бомбочки, поэтому казалось разумнее просто лежать на теплом песке и смотреть, как новый день разливается по небу. Когда Нортон в конце концов выполз из канавы, то оказался недалеко от шоссе. Вскоре в пикапе «шевроле» появился добрый самаритянин, оказавшийся фермером, везущим салат, и довез Нортона до отеля. Вместо объяснения с дневным администратором Нортон злобно посмотрел на него и поплелся в номер принять горячий душ и основательно поразмыслить. Душ был принят успешно; раздумья не пошли дальше решения проститься со сказочным ПалмСпрингсом.

Нортону пришла было мысль снова наведаться к Филдсу, но он побоялся, что в итоге будет та же канава или еще что похуже. Единственное, чего ему действительно хотелось, – это вернуться в Вашингтон. Там никто не бил его по голове и не бросал в канаву. Но сперва нужно было посетить еще одно место в Калифорнии.

В кофейне аэропорта Нортон обнаружил Пенни, угрюмо глядящую в свою чашку. Когда он подсел к ней, она даже не подняла глаз.

– Что случилось на вечеринке? – спросил он.

– А, привет, – равнодушно сказала она. – Не знаю, что там случилось. Все веселились, потом вдруг Джефф всех нас выпроводил. И сам тоже укатил. Я спросила его про тебя, а он ответил, что ты уже уехал. Сплошное сумасшествие. Я думаю, его преследует мафия или что-то в этом роде.

– Почему ты так решила?

– Одна девушка захотела позвонить своему приятелю, поднялась наверх, сняла трубку и услышала чей-то голос: «Сукин сын, мы раздавим тебя, ты больше не снимешься ни в одном фильме» – и еще кое-что в том же духе, а Джефф только ловил ртом воздух. По-моему, мало кто, кроме мафии, может говорить подобным тоном с таким видным человеком, как Джефф.

– Та девушка не слышала, кто это говорил?

– Нет, испугалась и положила трубку. Она хотела только позвонить приятелю.

– Куда ты сейчас, Пенни?

– Наверно, в Лос-Анджелес. Слушай, хочешь, летим вместе?

– Мне нужно вернуться в Вашингтон. Извини.

– Ничего. Слушай, я все же хочу встретиться с тобой в Вашингтоне, поиграем в теннис, и ты просветишь меня насчет политики.

Нортон ответил, что больше всего на свете хотел бы увидеться с ней в Вашингтоне, и это, казалось, немного улучшило ее настроение. Она походила на увядшую фею, но одарила Нортона своей лучшей улыбкой, чмокнула его в щеку и побежала к своему самолету; несколько минут спустя Нортон пошел к своему, летящему на север, в Кармел.

– Держу пари, дружище, ты считал, что меня уже нет в живых?

– Да, пожалуй, сэр, – признался Нортон.

– Что ж, по вашингтонским понятиям меня в живых нет, – сказал старик. – Мой конец настал двадцать с лишним лет назад, когда Джо Маккарти стал преследовать меня и я оказался побежденным на перевыборах. В Вашингтоне нет ничего безжизненнее бывшего сенатора. Какое-то время я еще пожил там, считая себя по-прежнему полезным членом общества, но оказалось, что я набивка в политической подвесной груше. Поражение как проказа: все очень сочувствуют твоему несчастью, но никто не пригласит к обеду.

Старика звали Гарри Нолан, лет сорок назад он носил прозвище «Лев прерий». Нортон читал про него в книгах о «новом курсе». В некоторых были снимки Нолана с Рузвельтом. Теперь Нортон нашел его в нескольких милях от Кармела, в коттедже на склоне холма, глядящего на ярко-голубые воды Тихого океана.

– Как ты нашел меня, парень? Она почти никому не сообщала, где живет.