Кнопка - Руда Александра - Страница 14

— Грузить твою сумку? — спросил едва не плачущий от зависти Федор.

Рядом мрачный Флор гладил жукачару по хитиновому боку. Конечно, братья были за меня рады, но при этом были свято уверены, что им такая поездка намного нужнее. Да вот только в школах такие тесты не проводились и счастья поездки в столицу им придется ждать еще долго. К тому же я поручила братьям во время моего отсутствия мыть полы в Академии, строго-настрого запретив появляться магам на глаза.

— Не нужно, я ее сама погружу, сумка легкая, — подумав, ответила я. С братьев станется тайком остаться на жукачаре, поэтому лучше их туда не допускать.

Сумки ставились в специальную нишу под сидением. Свою любимую сумку с необходимой аптечкой я повесила на шею — опыт путешествия на больших жуках подсказывал мне, что она может пригодиться. Мы с Лео сели рядом, я тщательно пристегнула все имеющиеся ремни безопасности, едва ли не единственный, последовал моему примеру.

— Пусть сопутствует вам Подкова, — пожелала Куратор Лиза.

Управитель выставил перед носом жукачары кусок сахара размером с мою голову, подвешенный на длинном пруте, и мы поехали. Ход у жукачары оказался очень плавным, и если бы не пролетающие мимо здания и бьющий в лицо ветер, можно было подумать, что я просто сижу в кресле-качалке.

— С сидений не вставать, по надкрыльям не ходить, — вслух процитировал Лео инструкцию по поведению на жукачарах. — Ты, случайно, не знаешь, сколько было жукакатастроф?

Я пожала плечами. Жукачары считались самым быстрым и безопасным средством передвижения, которым пользовались повсеместно с тех самых пор, как эти огромные флегматичные жуки двести лет назад проникли в наш мир во время Прорыва. Теперь жукачар разводили на специальных фермах, были выведены различные породы — гончая, грузовая, пассажирская. Опасность представляло лишь путешествие на старой, хромой и к тому же переполненной жукачаре, которые в большом количестве курсировали между селами. Однако, самое страшное, что угрожало их пассажирам — свалиться с крутого бока в дорожную пыль и грязь. В таком случае жукачару останавливали, благо, эти заслуженные пенсионеры уже еле ползали, потерявшегося поднимали, отряхивали от пыли и все продолжалось до нового падения.

— Я еще никогда не ездил на жукачаре, — признался Лео. Руками он крепко держался за подлокотники сидений, на бледном лице не было ни кровиночки.

— Все будет хорошо, — мягко сказала я, — знаешь, когда я ездила в Козево навещать родных, то у нашей жукачары не было двух лап. И ничего, доехали. Правда, у меня потом вся пятая точка болела, отбила на сидении.

— А куда делись ее лапы? — спросил Лео, немного расслабляясь.

— Насколько мне известно, их съел ее хозяин. По пьяни, на спор. Сырыми.

— Сырыми? — скривился сокурсник. — Это же противно.

Мясо жукачар было очень вкусным и относительно недорогим удовольствием. Только вот сырым оно имело очень специфический запах, который заставлял большинство переплачивать втридорога и покупать уже готовое блюдо.

— Если его есть очень пьяным, — возразила я, — то, наверное, не очень противно.

— Да ладно. Я тебе как опытный выпивоха заявляю — невозможно напиться до такой степени, чтобы с удовольствием есть сырое мясо жукачары!

Главная цели этого разговора мною была достигнута. Лео позабыл про свои страхи, отпустил подлокотники и расслабился, вовсю увлекшись обсуждением глупых поступков, которые совершают пьяные люди. Благо, информации по этой теме у нас обоих было предостаточно. К аптекарям иногда приходят люди с такими проблемами, что остается только диву даваться, как пострадавшему такое могло прийти в голову!

Мы отъехали уже довольно далеко от города, как вдруг над нашими головами раздался оглушительный шум. Удивленно подняв голову, я увидела, как на нас с неба пикирует огромная пернатая туша.

— Что это? — хотела было закричать я, но не получилось — моментально пересохшее горло издало только невнятный хрип.

У всех людей ужас проявляется по-разному. Кто-то замирает, кто-то кричит, кто-то бежит. Кричащих у нас оказалось большинство. В том числе и жукачара. Я никогда не слышала, чтобы эти насекомые издавали такие звуки — как будто огромный мел скрипит по классной доске. От этого звука заныли зубы, а в мозгах затрезвонили колокольчики.

Жукачара резко дернулась в сторону, уходя от когтистых лап чудища. Меня в кресле мотнуло так, что показалось, что голова осталась где-то позади, не успевая догнать тело, только уши каким-то чудом слышали, как рядом монотонно бормочет Лео:

— Мама, мама, мама, мама…

Наше транспортное средство полностью отдалось инстинктам, совершенно игнорируя что-то вопящего управителя, лупившего жукачару дубинкой по голове. Забыв, что крылья ей обрезали под корень еще в детстве, огромный жук дрогнул надкрыльями. Раздался треск сдерживающих их канатов и надкрылья резко разошлись в стороны. Мое сиденье оторвалось, и я полетела куда-то в лес, успев только закрыть глаза.

Это неправда, когда говорят, что перед смертью у всех проносится вся жизнь перед глазами. В те секунды, пока длился мой полет, я размышляла о том, насколько мне будет больно и как долго будет длиться агония.

Все оказалось значительно хуже. Никакая подготовка, будь ты трижды прославленным лекарем, который сталкивается в лечебнице с самыми страшными травмами, не поможет, когда больно лично тебе. Когда боль впивается во все тело огромным раскаленным штырем, когда не возможно удержаться от крика, а из глаз ручьем текут слезы. Когда твое тело вопит и требует одного: "сделай же что-нибудь! Сделай! Мне больно!", а мозг нестерпимо медленно соображает, с тебя слетают любое воспитание, любые чувства, любые желания, оставляя только одно — чтобы это наконец-то прекратилось.

"Успокойся!" — приказала я себе, когда первый приступ паники утих. — "Открой глаза и определи, что с тобой. Тебе никто не поможет, кроме тебя".

Прокусив губу, чтобы новая вспышка контролируемой боли помогла сосредоточиться, я осмотрела себя. Перелом левой руки — раз. Трещины, а то и переломы ребер — два. Глубокие кровоточащие царапины на ногах — три. Кровь течет по лбу, но кажется, череп цел. Все не смертельно. Не смертельно. Не смертельно. Спокойно. Только спокойно!

Я не знаю, то ли это Таракан не доглядел, то ли Подкова помогла, но пролетев на сидении через колючий кустарник (привет царапинам), я левой рукой затормозила о дерево (в ней хоть одна кость целая осталась?), а правая была все время инстинктивно прижата к груди, придерживая сумку с драгоценностями — деньгами, документами и, конечно же, слава Подкове, моей аптекарской сумкой.

Выпутаться из ремней безопасности одной рукой оказалось довольно тяжело. Но я спешила — до того момента, когда меня настигнет посттравматический шок, оставалось мало времени, нужно было с максимальной пользой использовать остатки адреналина в крови. Торопясь, распотрошила сумку, высыпала в рот несколько порошков, уже трясущейся рукой помазала лоб мазью и… все…

Трясясь и шатаясь, с расплывающимися перед глазами разноцветными кругами, стуча зубами, я пыталась отойти как можно дальше от дороги, с которой до сих пор доносились вопли и страшный треск. Конечно, умом я понимала, что мне, как аптекарю, нужно было забыть про собственные беды, что мой долг — помогать людям, тем более раненным людям, но все мое существо противилось этому. Только от мысли о том, что мне там будет больнее, что меня ранят, становилось так страшно, что ноги сами несли меня прочь.

— Ох, — застонал кто-то у меня под ногами.

Я опустила глаза вниз и без сил опустилась рядом с лежащим на опавшей листве Леопольдом, безучастно поинтересовавшись:

— Живой?

— Угу. А ты?

— Тоже. Я-то думала, что за десять лет обучения в аптекарском Колледже ты усвоил, что ходящий человек — живой.

— Решил уточнить, — пробормотал Лео. Мое сознание то уплывало, то возвращалось, а руку будто медленно превращали в фарш, отщипывая по кусочку. Звуки на дороге то взрывались в голове яркими до рези в глазах цветами, то доносились, как сквозь вату.