Миллиардер. Книга 1. Ледовая ловушка - Кондратьева Елена - Страница 40

— Да. Но, может, лайнер еще объявится? Всякое случается… Не будем торопиться, Андрей…

— Нет, Арсений, это катастрофа, — перебил его Гумилев. — Катастрофа.

Впрочем, на самом деле он выразился значительно грубее.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Срыв

Андрей стоял у огромного панорамного окна своего рабочего кабинета. Ощущение безграничной свободы охватывало его всякий раз, когда он смотрел отсюда на Москву. Гумилев чувствовал себя властелином этого города. Да что там города — всей страны, всего мира. Кабинет напоминал ему рубку космического корабля, фантастического звездолета под названием «Земля». Рубку, в которой он был капитаном и мог управлять этим летящим через пространство и время кораблем с экипажем в несколько миллиардов человек.

При желании Андрей действительно мог заставить весь мир подчиняться своей воле. В корпорацию Гумилева входил медиахолдинг — десятки изданий, телевидение, радио, новостные интернет-порталы. Он мог внушить человечеству все что угодно, заставить его плясать под свою дудку. Мог, но никогда не делал этого, осознавая, какое опасное оружие — информация. Ему было достаточно знать, что это оружие находится в его руках. Одно это наполняло душу Гумилева уверенностью.

Правда, в экипаже звездолета имелся один человек, неподконтрольный капитану. Один человек, не дававший ему ощутить свое полное всевластие.

Ева.

Теперь, после исчезновения жены, Андрей стал сильнее. Признаться в этом было тяжело, но факт оставался фактом: пока Ева была рядом, она делала его слабым. Она единственная, кто не подчинялся ему безоговорочно, кто сопротивлялся и спорил и кому он не мог приказать, кого не мог заставить.

И вот Евы нет. С нею исчезло ощущение счастья, но пришло твердое понимание: больше никто не может противостоять ему.

Никто, кроме судьбы…

«Самолет французской авиакомпании Air France пропал с радаров… На борту Airbus 330… находились двести шестнадцать пассажиров, среди них восемь детей, и двенадцать членов экипажа…»

Гумилеву не нужно было ждать новых сообщений, чтобы убедиться: самолет разбился, сотни людей погибли. Интуиция подсказывала ему, что проблема в искусственном интеллекте. Судя по последним данным с новостных лент, лайнер попал в грозу. Гроза не относится к форс-мажорным обстоятельствам. С грозой искусственный интеллект должен был справиться — изменить курс, поменять эшелон, отвернуть в сторону. Словом, попытаться сделать все, чтобы спасти самолет и людей, летящих в нем.

Не спас.

Киберпилотов устанавливали на лайнеры пяти разных авиакомпаний в обстановке полной секретности. Руководство этих компаний согласилось на рискованный эксперимент, но по документам кардинальная модернизация самолетов проходила как «плановая проверка и обновление модулей информационно-технического контроля». В случае неудачи никто не хотел нести ответственность. Никто не хотел рисковать и подставлять свою голову.

Андрей отошел от окна, рухнул в кресло, включил телевизор. На экране возникло смуглое лицо президента Франции. Диктор бесстрастно сообщил: «Николя Саркози отметил, что шансы найти людей, летевших на авиалайнере Air France, очень малы».

Проклятье…

Выключить, выключить этот чертов экран! Гумилев ткнул кнопку на пульте и заметил, что у него дрожат руки.

— Вот это уже никуда не годится, — вслух сказал он и поразился, как глухо, отчужденно прозвучал его голос в тишине кабинета.

Оттолкнув кресло, он вскочил и принялся ходить от окна к стене — и обратно. Теперь кабинет уже не казался ему рубкой звездолета. Скорее он походил на клетку. Стеклянную клетку, в которой на уголовных процессах под прицелом множества глаз и объективов камер сидят преступники.

А он и есть преступник. Двести двадцать восемь жизней… И все они — на его совести? Нет, неправда! Он хотел помочь человечеству сделать рывок в будущее. Но суровая правда такова: двести двадцать восемь из них уже никогда не попадут в это будущее. Они навечно остались в прошлом, в небытие, где-то под холодными волнами Атлантического океана.

Он хотел людям добра. Всем людям, всем до единого. А получилось… Прогресс любой ценой. Любой? Даже такой? Нет! Хотя…

И из глубины сознания Андрея Гумилева выползла мысль, скользкая, как змея: «Цель оправдывает средства, ведь так?»

Андрей Гумилев никогда не извинялся. Никогда и ни перед кем. Окружающим он объяснял это тем, что не видит в извинениях рационального смысла. Естественно, он так же не нуждался и в чужих извинениях. Эмоции и сантименты имеют право на жизнь только на страницах женских романов и в мыльных операх. В жизни им не место.

Лет пятнадцать назад, еще будучи студентом, он случайно поймал на обмане или, говоря по-простому, на крысятничестве своего первого компаньона по первому же, копеечному бизнесу Кольку Комарова. Тот, пытаясь урвать больше, чем положено по договору с партнером, за спиной Андрея начал вести переговоры с конкурентами. И попался. Попался случайно. Впрочем, в жизни Комарова все, включая его появление на свет, было одной большой случайностью.

— Прости, Андрюха, — оправдывался Колька, нелепо улыбаясь. — Сам не знаю, как так вышло. Они предложили, я сразу не отказался, а дальше покатило — базар-вокзал…

— Простить? За что? — холодно пожал плечами в ответ на это сумбурное покаяние Гумилев.

Комаров снова улыбнулся, шаркнул ногой.

— Ну, это… За то, что хотел… обойти тебя.

— Кинуть, — уточнил Андрей.

— Ну, типа того… Как-то случайно получилось. Само собой.

— Нет, Николай. Ты сделал это осознанно. Ты прекрасно знал: если все получится, я окажусь вне игры. Ведь так?

— Андрюха, понимаешь… В общем, я раскаиваюсь. И прощу у тебя прощения, вот!

— Ты извиняешься только потому, что я тебя поймал за руку, — Гумилев был по-прежнему холоден. Он даже не взглянул на Комарова. — Если бы твоя афера удалась, ты бы сейчас праздновал победу, а не раскаивался.

Колька понял, что разговор пошел серьезный, стряхнул с себя дурашливую маску и заговорил другим тоном:

— Послушай, Гумилев, людям свойственно ошибаться! Если ты не научишься прощать, у тебя не останется друзей.

— Друзей? — усмехнулся Андрей. — Таких друзей — за хобот и в музей. И ты еще будешь учить меня, что я должен делать, а чего нет?

— Ты не так понял! Да, я накосячил, но я же извинился!

И тогда Андрей взял проштрафившегося компаньона за отвороты джинсовой куртки, прижал к стене и, глядя прямо в глаза, раздельно произнес:

— Извинения — это всего лишь слова. Они ничего не стоят. О людях я сужу по их делам, понял? Мы не можем сейчас бросить наше дело и разбежаться, слишком много сил и средств вложено. Но я теперь знаю: ты слишком любишь деньги в своем кармане и можешь ради них пойти на все, даже предать партнера. И относиться к тебе я буду соответственно. Все, точка.

Правота слов Гумилева насчет любви Комарова к деньгам подтвердилась спустя несколько месяцев, когда Колька попался на торговле травкой в университете. Ему светило отчисление и три года тюрьмы. Андрей имел возможность помочь партнеру избежать суда, мог вытащить — но не пошевелил даже пальцем. В итоге Комаров получил срок.

— Гумилев бросил своего компаньона, — шептались за спиной Андрея. Однокашники прямо обвинили его в бездействии:

— Люди должны помогать друг другу. Гнилой ты, Андрей. Сдал пацана ментам. Отомстил, да? За тот случай, да?

— У О’Генри есть хороший рассказ «Дороги, которые мы выбираем». Читали? Николай выбрал свою. Сам! — пожал в ответ плечами Гумилев. — Я никогда никому не мщу. Каждый человек сам себе и палач, и жертва.

В дальнейшем Андрей всегда придерживался такой линии поведения. Он старался быть бесстрастным. Холодным и рациональным. Именно эти качества Гумилев считал самыми важными в жизни. И еще он любил зеркала. Они были для него воплощением честности, потому что отражали то, что есть на самом деле.

Себя он в душе считал человеком-зеркалом, на зло отвечающим злом, а на добро — добром. Злопамятность, благодарность — это всего лишь чувства, зеркалу они ни к чему. На удар надо отвечать ударом, а не подставлять щеку. Такова жизнь.