Революция. Книга 1. Японский городовой - Бурносов Юрий Николаевич - Страница 44

Подполковник покачал головой и выстрелил еще раз, прицелившись в голову.

Николай не мог знать, что ни к одной стране судьба не будет так жестока, как к России. Ее корабль пойдет ко дну, когда гавань будет уже в виду. Она уже претерпит бурю, когда все обрушится. Все жертвы будут уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладеют властью, когда задача будет уже выполнена…

В марте будущего года царь будет на престоле; Российская империя и русская армия будут держаться, фронт будет обеспечен и победа бесспорна.

Разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен будет исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи можно будет измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна.

В людях талантливых и смелых, людях честолюбивых и гордых духом, отважных и властных недостатка не будет. Но никто не сумеет ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России.

Но война еще не началась, и никто даже не думал, что она вскорости начнется. Потому император Николай Второй дождался, пока очередной приступ боли отступит, собрал с полу разбросанные листы доклада, сел и записал в своем дневнике.

«Все утро с 10 ч. до часа принимал доклады. Завтракал Иоанн. В 3 часа поехал с Ольгой и Татьяной в военный госпиталь и в лазарет Гусарского полка на елку. Гулять совсем не пришлось. Читал весь вечер и отвечал на телеграммы. В 11 1/2 веч. поехали в полковую церковь на новогодний молебен. Благослови, Господи, Россию и нас всех миром, тишиною и благочестием!»

— Зря я накричал на Аликс, — тихо сказал сам себе император. Он хотел уже пойти мириться и просить прощения, но тут вошел Распутин.

Григорий выглядел уныло — рубаха застегнута неровно, борода спутана, а запах мадеры, исходящий от него, тут же заполнил комнату вместе с запахом пота.

— Григорий, дорогой, — обрадовался царь. Распутин прошел мимо, сел на стул и сказал, словно продолжая давно начатый разговор:

— А я тебе тут подарочек припас. Ты возьми, не обидь.

— Что за подарок? — спросил Николай. — Ты же знаешь, я всегда благодарен тебе за то, что делаешь.

— Благодарен, говоришь, а сам не слушаешь. Ну да ладно, — махнул Распутин большой рукой с длинными ногтями. — Вот, бери уж.

Николай осторожно принял у Григория подарок — небольшую фигурку кота, сделанную из какого-то металла. Предмет был необычен — от Григория следовало ожидать образок, свечку, просфорку…

— Ты на шею-то надень, — так же безразлично прогудел Распутин. — Там бечевка приделана.

Да, это было нечто наподобие медальона. Царь аккуратно просунул голову в петлю; когда фигурка закачалась у него на груди, словно легкий озноб передернул плечи Николая. Он отнес это к последнему приступу головной боли и повернулся к Распутину со словами:

— Спасибо, Григорий.

— Спасибо после скажешь. Носи почаще, сам поймешь, зачем оно. А я, пожалуй, пошел. Устал сильно.

Распутин с кряхтением встал и вышел из кабинета. Николай растерянно посмотрел ему вслед, опять поежился из-за мурашек, словно бы разбегавшихся по телу от висящей на груди фигурки. Затем тяжело вздохнул, удивленный странным визитом Григория, и подошел к большому зеркалу. Взглянув на свое отражение, Николай застыл, не в силах двинуться.

Глаза у него были разного цвета.