Люди огня - Волховский Олег - Страница 5

— Начнем с программы «Новости дня». Это шестой этаж.

Он толкнул дверь, и мы вошли в кабинет редактора. Тот встал и удивленно посмотрел на нас:

— Кто вы такие?

— Я тот, кто захватил и разрушил Лубянку и упразднил инквизицию. Думаю, что вашим телезрителям будет любопытно меня послушать, — и он без приглашения сел за стол.

— Да, но… Я должен посоветоваться. — Редактор протянул руку к телефонной трубке.

— С остатками упраздненного ведомства? Вот уж с кем вам не стоит сейчас советоваться, так это со святейшей инквизицией. — Равви накрыл руку редактора своей. Тот почему-то не сопротивлялся и вопросительно посмотрел на него.

— Мне хватит пятнадцати минут эфирного времени.

— Завтра в утреннем выпуске.

Равви поморщился:

— Ладно, идет.

Снизу послышались выстрелы. Я удивленно взглянул на Учителя. Но он, похоже, был удивлен не меньше меня.

— Равви, что это?

— Вниз, быстро! Помните, мы договорились! — крикнул он редактору уже на пороге.

У входа в телецентр собралась толпа. В первых рядах ее я сразу заметил тощую долговязую фигуру Филиппа. А у дверей, спиной к нам, стояли полицейские и держали автоматы наперевес. На площадке, разделявшей полицию и толпу, неподвижно лежали несколько человек, растекалась кровь. А откуда-то справа и слева уже слышны были щелчки фотоаппаратов неугомонных папарацци.

Учитель бесцеремонно раздвинул полицейских, и они пропустили его, словно он был бесплотным духом. Через секунду он был возле раненых (или убитых). Один. Под дулами автоматов.

Он опустился на колени перед бледным рыжеволосым юношей в окровавленной рубашке и положил руки ему на грудь. Юноша вздрогнул и застонал. Не знаю, был ли он мертв или только ранен. Было ли это воскрешение? Но толпа застыла, глядя на то, как затягиваются раны и поднимаются те, кого уже не надеялись увидеть среди живых. Только одна шустрая журналистка на шпильках и в мини-юбке прыгала вокруг Учителя и пыталась сунуть ему под нос микрофон. Равви, кажется, вовсе не заметил ее. Он помог всем, переходя от раненого к раненому. Только потом оглядел толпу и раздраженно сказал:

— Ну вызовите же кто-нибудь «Скорую помощь»! Я не собираюсь заменять медицину.

Кто-то побежал исполнять приказание, а Учитель наконец поднялся на ноги. Тут взгляд его упал на Филиппа, который так и не решился сдвинуться с места.

— Я приказал тебе оставаться там, где я тебя оставил. Как ты посмел ослушаться?

— Но, равви… — попытался возразить Филипп, однако осекся и начал медленно опускаться на колени.

Учитель яростно смотрел на него.

— Ладно, встань, — наконец сказал он. — Чтоб это было в первый и последний раз! — и отвернулся. — Кто отдал приказ стрелять? — спросил он у полицейских, словно имел на это право.

Все молчали. Он обвел их медленным взглядом и остановился на молоденьком пареньке, веснушчатом и нескладном.

— Я случайно… — пролепетал он. — Рука… предохранитель… я не знаю, как это получилось!

Учитель покачал головой и отвернулся.

В тот момент я подумал, что ему было очень на руку это побоище. «Какая реклама!» И мне стало страшно. Но через секунду эта мысль показалась мне такой крамольной, словно передо мной разверзлась бездна. «Господи! Прости меня!» — в отчаянии прошептал я.

Гроза отбушевала, еще когда мы были в телецентре, небо очистилось, и теперь по нему разливался долгий летний закат. Сторонники равви с трудом оттеснили назойливых журналистов, и те ретировались, но не ушли далеко, не теряя надежды на то, что случится еще что-нибудь интересное или удастся-таки взять интервью у героя сегодняшнего дня. Филипп вопросительно смотрел на Учителя.

— Где Андрей? — тихо спросил тот. — Приведи мне Андрея.

Я с удивлением увидел, что к нам приближается мой знакомый кришнаит. Когда он успел сменить веру?

— Филипп, вот тебе помощник, — сказал равви, указывая на Андрея. — Ничего не делай без его согласия. Посты, которые мы выставили, должны остаться до утра. Никого не отпускать без моего приказа. И пошлите кого-нибудь к мэрии и Госдуме. Я иду в штаб. В крайнем случае звоните. Петр!

Мы благополучно оторвались от журналистов, миновали Останкинский пруд и прыгнули в трамвай. Начало темнеть, и, когда трамвай повернул, в одном окне над золотой полосой заката повисла яркая двухвостая комета, а в другом, на востоке, — еще более яркая Венера. Я озабоченно посмотрел на часы. Нет, я, конечно, не большой знаток астрономии, но все же мне почему-то казалось, что в этот час Венере положено быть на западе. Или это Юпитер? Учитель с улыбкой смотрел на меня.

— «От востока звезда сия воссияет!» — торжественно процитировал он. Впрочем, я все равно не помнил, оттуда цитата. — Когда ты Библию последний раз читал, Пьетрос? В колледже Святого Георгия, на «Законе Божьем» ? — он положил руку мне на плечо.

Мы вышли из трамвая и спустились в метро, где он одолжил мне жетончик. Интересно, зачем я ему понадобился? Ничего ведь не делаю, таскаюсь только за ним хвостом!

Штаб Учителя представлял собой причудливый гибрид офиса и хипповой вписки. В большой комнате стояло штук пять работающих компьютеров, пол был ровным слоем засыпан мусором и скомканными распечатками. Равви поморщился:

— Живете, как свиньи! Хоть бы убрались.

— Сейчас, Господи! — из-за компьютера вскочил молодой человек лет двадцати и немедленно схватился за веник.

Я оторопел от обращения.

— Равви… но… почему?

— Потому что это правда, — ответил он. — Кстати, как видишь, мне нужен сетевой администратор. Ты знаком с «Интерретом»?

— Еще бы… — задумчиво проговорил я. Мне было не по себе.

В этот момент раздался звонок в дверь.

— Матвей, пойди открой! — бросил равви молодому человеку с веником. — Потом подметешь.

— Да, Господи.

Через минуту Матвей вернулся.

— Там молодая женщина, журналистка. Спрашивает Тебя, Господи. Говорит, что хочет взять интервью.

Равви вздохнул:

— Пусть войдет.

Это оказалась та самая длинноногая девица, что прыгала вокруг Учителя у Останкино.

— Пойдемте! — сказал равви. — Петр, ты тоже. Тебе будет полезно послушать.

Мы прошли через просторную прихожую, где толпились воинственного вида вьюноши в беленьких рубашечках и джинсах, и оказались в маленькой комнате, обставленной по-домашнему. Я окинул взглядом стены, увешанные книжными полками, и с удовольствием заметил полную серию «Литературные памятники» и красную «Историю инквизиции» в трех томах. В воздухе стоял почти выветрившийся запах сандала.

— Садитесь, пожалуйста, — любезно предложил Учитель, сел сам и внимательно посмотрел на журналистку. — Чем могу служить?

— Я из газеты «Московский католик». Хочу написать о вас статью. Вы новый мессия? У вас есть своя концепция? Вы бессмертный?

— Как, все сразу? Давайте по порядку. Для начала — как вас зовут?

— Мария Новицкая, — она полезла в свою сумочку, и оттуда в процессе доставания диктофона выпал маленький пакетик с изображением двух сердец, пронзенных одной стрелой, и с угрожающей надписью: «Святейшая Инквизиция предупреждает, что использование данного изделия является греховным и вредит спасению вашей души», и упаковка валидола.

Учитель строго посмотрел на «изделие», но промолчал, а хозяйка как ни в чем не бывало убрала его обратно в сумочку и продолжила:

— Итак, вы новый мессия?

— Почему новый? Просто мессия. Все старые концепции устарели, вам не кажется? Современному человеку слишком трудно поверить во всякую чепуху, например в то, что земля существует семь тысяч лет, или в греховность поступков, от которых нет вреда другим. А это до сих пор пытаются утверждать многие служители церкви. Я принес новый завет, точнее новейший. Завет Духа. Больше не будет разобщенности религий и интеллектуального поста, к которому призывает католицизм. Новейший завет — это завет свободы. Любви и Свободы.

— Позвольте, я закурю? — спросила Мария и, не дожидаясь ответа, вставила тончайшую сигаретку в неимоверной длины полупрозрачный мундштук.