Крутая парочка - Хоуг (Хоаг) Тэми - Страница 3

— Герой дня, — заметил Элвуд, услышав приветственные крики. — Пришел пообщаться с низами перед очередным восхождением.

Ковач промолчал. Эйс Уайетт стоял на пороге в двубортном пальто из верблюжьей шерсти, похожий на Капитана Америка [3]. Квадратная челюсть, белозубая улыбка, весь напомажен, как распорядитель шоу.

— Неужели Эйс действительно пользуется косметикой? — сквозь зубы процедил Типпен. — Я слышал, что он красит ресницы.

— Вот что случается, когда попадаешь в Голливуд, — заметил Элвуд.

— Я бы согласилась на такое унижение, — ехидно сказала Лиска. — Тебе известно, сколько денег он огреб за этот фильм?

Типпен затянулся сигаретой и выпустил дым. Ковач посмотрел на капитана Эйса Уайетта сквозь голубоватую пелену. Какое-то время они работали в одной бригаде. Казалось, это было сто лет назад. Он как раз перешел из отдела ограблений в отдел убийств, а Уайетт уже тогда стал легендой и метил в звезды. Сделав карьеру в полицейском департаменте и оставаясь капитаном в отделе убийств, он стал сниматься на телевидении в полудокументальном сериале “Время преступления”, имевшем общенациональный успех.

— Ненавижу этого типа. — Ковач взял стакан бренди и выпил залпом, забыв, что его нельзя смешивать с болеутоляющим.

— Завидуешь? — усмехнулась Лиска.

— Кому? Этому мудаку?

— Не пыжься, Коджак [4]. Ты такой же мудак, как любой из здесь присутствующих.

Ковачу внезапно захотелось очутиться где угодно, только не здесь. Какого черта он сюда пришел? Он едва не заполучил сотрясение мозга и имел отличный предлог для того, чтобы пойти домой. А впрочем, что ему делать в пустом доме с пустым аквариумом в гостиной? Все рыбы погибли от голода, когда Ковач семьдесят два часа подряд занимался делом Сжигателя, а новыми он обзавестись не успел.

Присутствовать на вечеринке в честь Эйса Уайетта означало быть таким же мазохистом, как те женщины, с которыми встречался Типпен. “Когда компания Эйса освободит дверь, — подумал Ковач, — можно будет? пробраться сквозь толпу, выскользнуть потихоньку и пойти в бар, где тусуются копы из пятого участка. Им наплевать на Эйса Уайетта”.

Как только он принял это решение, Уайетт заметил его, приветствовал ослепительной улыбкой и направился к нему в сопровождении квартета прихлебателей. По пути он пожимал руки, хлопал кого-то по плечу и был похож на папу, раздающего благословения;

— Коджак, старый боевой конь! — заорал он, перекрывая шум, и стиснул руку Сэма.

Ковач поднялся со стула. Пол закачался у него под ногами — следствие недавнего удара доской или смеси алкоголя с лекарством, но только не радости по случаю проявленного Уайеттом внимания. Кретин назвал его Коджаком, а он ненавидел это прозвище. Те, кто знал Сэма, называли его так специально, чтобы позлить.

Один из прихлебателей подкрался с “Полароидом”, и вспышка едва не ослепила Ковача.

— Для альбома, — объяснил фотограф — субъект лет тридцати с лоснящимися черными волосами и ярко-голубыми глазами, похожий на персонажа мыльной оперы.

— Я слышал, у тебя новый трофей, — с усмешкой продолжал Уайетт, кивнув на злосчастную скобку-бабочку. — Завязывай, пока ты в чести и пока у тебя еще есть голова на плечах.

— Завяжу через семь лет, — отозвался Ковач. — Меня ведь не ждут в Голливуде. Кстати, прими мои поздравления.

— Спасибо. Успех в общенациональном сериале меняет многое.

“Особенно в банковском счете”, — подумал Ковач, но промолчал. У него не было пристрастия к сшитым на заказ костюмам и еженедельному маникюру. Он был простым копом и хотел всегда им оставаться. В отличие от Эйса, который всегда был готов положить глаз на то, что блестит ярче, и не упускал ни единого шанса за это ухватиться.

— Рад, что ты смог прийти на вечеринку, Сэм.

— Я — коп и всегда рад бесплатной жратве и выпивке.

Уайетт уже рыскал глазами в поисках более значительного объекта для рукопожатия. Прихлебатель привлек его внимание к телекамере, и улыбка Эйса стала ярче на пару сотен ватт.

Лиска вскочила со стула, как чертик из табакерки, и протянула руку, прежде чем Уайетт успел двинуться с места.

— Никки Лиска, отдел убийств, — представилась она. — Рада с вами познакомиться. Я наслаждаюсь вашим фильмом.

Ковач покосился на нее.

— Моя напарница, — объяснил он. — Блондинка с непомерными амбициями.

— Везучий ты, старый черт, — добродушно ухмыльнулся Уайетт.

— По-моему, ваша идея усиления связи между населением и полицией с помощью телевидения и Интернета просто блестяща, — заявила Лиска.

Уайетт просиял.

— Американская культура — мультимедийна, — громко произнес он, когда брюнетка-тележурналистка в красном блейзере подошла к нему с микрофоном. Ковач неодобрительно посмотрел на Лиску.

— Может быть, он даст мне работу технического консультанта, — с озорной усмешкой сказала она. — А потом, глядишь, я стану консультантом в фильмах Мела Гибсона.

— Ладно, я схожу в сортир.

Ковач стал пробираться сквозь толпу пришедших выпить и закусить куриными крылышками и жареным сыром за счет Эйса Уайетта. Половина присутствующих никогда с ним не встречались и тем более не работали, но с радостью праздновали его уход в отставку. Впрочем, за бесплатную выпивку они бы праздновали даже день рождения сатаны.

Остановившись у задней стены, Ковач окинул взглядом сцену, которой придавали сюрреалистический облик рождественские украшения в свете ламп тележурналистов. Море людей, причем большая часть лиц ему знакома — и все же он ощущал одиночество и пустоту. Пожалуй, лучше уйти, а то с таким настроением недолго нарваться на драку.

Лиска не отходила от компании Уайетта, пытаясь завести знакомство с главным прихлебателем. Уайетт отошел, чтобы пожать руку привлекательной, серьезной на вид блондинке, чье лицо показалось Ковачу смутно знакомым. Уайетт положил ей руку на плечо и что-то говорил на ухо. Элвуд подчищал буфетную стойку. Типпен пытался флиртовать с официанткой, которая смотрела на него так, словно вступила ногой в нечистоты.

Это была последняя возможность сбежать, пока его не хватились. Потом они смогут только подумать:

“Где Ковач? Ушел? Вот чудак — упустил бесплатное пиво!”

Он направился к двери, но его остановил знаковый пьяный голос:

— Эйс был лучшим копом из всех, кого я знал! Тот, кто так не думает, пускай выйдет и поговорит со мной! Я бы с радостью отдал Эйсу Уайетту мои чертовы ноги!

Пьяница сидел в инвалидном кресле на колесах, стоящем на верхней из трех узких ступенек к бару. Он смело мог бы пожертвовать своими ногами, так как они были бесполезны уже двадцать лет. От них остались только кости и атрофированные мышцы. Зато туловище старика было достаточно плотным, а лицо — красным и одутловатым.

Ковач покачал головой и шагнул к креслу.

— Никто с тобой не спорит, Майки, — сказал он. Майк Фэллон посмотрел на него, не узнавая. В его глазах блестели слезы.

— Эйс — герой! Не вздумай мне возражать! — Он сердито указал рукой в сторону Уайетта. — Мне нравится этот парень! Я люблю его, как сына!

На последнем слове голос старика дрогнул, а лицо исказилось от внутренней боли, которая не имела отношения к количеству виски, поглощенного им за последние несколько часов.

Ослепительная улыбка сбежала с лица Уайетта, когда левая рука Майка легла на колесо кресла. Ковач прыгнул, но опоздал на какую-то долю секунды.

Кресло покатилось по ступенькам, и Майк Фэллон рухнул на пол, как мешок с картошкой.

Ковач оттолкнул какого-то пьяного и подбежал к старику. Толпа изумленно следила да происходящим. Уайетт стоял футах в десяти и, нахмурившись, смотрел на Майка Фэллона.

Ковач опустился на одно колено.

— Ну-ка, Майки, перевернись. Ты опять перепутал свое лицо с задницей.

Кто-то поставил кресло на колеса. Старик перевернулся на спину и сделал жалкую попытку сесть, напоминая при этом вылезшего на берег тюленя. По его Щекам текли слезы. Парень из отдела ограблений подхватил его с одной стороны, а Ковач — с другой; вдвоем они усадили Фэллона в кресло.