Тайна горы Крутой - Шустов Владимир Николаевич - Страница 20

Внимательно слушали рассказ Коршунова собравшиеся, и всем казалось, что сидит перед ними не старик, убеленный сединой, а лихой разведчик-боец, что не парусиновая куртка облегает его сутулую спину, а черная боевая бурка, пропахшая порохом, что не суковатую палку сжимает его рука, а острый клинок.

— …К деревенской избе, — говорил Иван Ефремович, — в которой разместился штаб партизанского отряда, на взмыленных вороных конях подскакали два всадника. Спешившись, наскоро привязали поводья к плетню и вошли в избу.

— Комбриг Лапин! — представился высокий, в черной мохнатой бурке кавалерист командиру партизанского отряда. — Моя бригада наступает на станцию Лиговка. Приказ командарма — действовать вместе с вами.

Он снял бурку, бросил ее на широкую лавку и подсел к столу.

— У генерала Казагранди большие силы, — сказал командир отряда, проверив у прибывшего документы, — в лоб станцию не взять, оружия мало. Пулеметов всего три, да и те минуту стреляют, час молчат: старые.

— А выбить Казагранди из Лиговки надо, — твердо произнес Лапин, — как бельмо на глазу, всему фронту мешает этот Казагранди! Командарм дал сутки сроку.

— Оружия бы, — сказал партизанский командир, — в два счета бы взяли станцию. А так… У Казагранди в Лиговке три пехотных полка и два артдивизиона.

— Разведка ваша на станции была? — спросил комбриг, поднимаясь. Он нервничал, пальцы постукивали по рукоятке сабли.

— Была.

— Тогда решим так. Наступать будем завтра. Вот приказ командарма. Оружие постараемся достать сегодня. Дайте мне разведчика, который ходил в Лиговку.

— Вызовите Коршунова, — приказал командир.

Через полчаса три всадника на рысях подъезжали к Лиговке. У железнодорожного переезда их остановил патруль.

— Стой! Откуда? — спросил у Лапина широкоплечий усатый унтер. — А ну слазь! — И тут же вскрикнул, схватившись за щеку.

— Как разговариваешь, скотина! — выкрикнул Лапин, еще раз награждая перепуганного унтер-офицера плетью. — Как стоишь?

Унтер и два солдата замерли, вытянув руки по швам.

— Виноват, ваше благородие, — лепетал унтер, — сами знаете — служба.

— Разговоры! — прикрикнул на него переодетый в полковничью форму комбриг. — Покажи нам, как быстрее проехать на станцию?

— Вот по этой дороге, — козырнул унтер. Кавалеристы приблизились к станции. Суматоха и оживление царили здесь. На путях пыхтели готовые к отправке паровозы, теснились эшелоны с солдатами, боеприпасами, оружием и продовольствием. По перрону бегали, придерживая руками сабли, офицеры.

— Сейчас, ребята, не зевайте, — сказал комбриг. — Как подам команду — действуйте. Да на оплеухи не скупитесь. Начнут спрашивать, кричите на них громче и бейте. Сразу вас в офицеры зачислят. Запомните, что у разъезда Лесного наши ждут. Далеко от меня не отрывайтесь… Коней вот жалко… Эй, солдат, — крикнул он громовым голосом, — подержи коней!

Иван Коршунов и ординарец стали осматривать эшелоны.

Встречные солдаты и офицеры вытягивались перед ними в струнку, козыряли: уж очень важным и свирепым казался им моложавый полковник в мохнатой казачьей бурке.

— Какая часть? — спросил Лапин у солдата, сидевшего в дверях теплушки.

— Батальон смерти, ваше благородие! — выкрикнул тот, вскакивая.

— Что подготовлено к отправке? — спросил он у пробегавшего мимо прапорщика.

— Эшелон с оружием и боеприпасами, господин полковник! — вытянулся офицер. — Стоит на втором пути!

— Охрана надежная?

— Так точно! В двух последних вагонах рота капитана Сивкова и пулеметный взвод.

Лапин небрежным кивком головы отпустил офицера и вполголоса сказал ординарцу и Коршунову:

— Готовьтесь к захвату эшелона. Коршунов, ты идешь на паровоз. Поговори по душам с машинистом, — комбриг похлопал рукой по деревянной кобуре маузера, — понял?

— Ясно!

— А ты, — комбриг повернулся к ординарцу, — посмотри, нет ли на эшелоне лишних. В хвосте должна быть охрана. Отцепи два последних вагона. Только без происшествий, осторожно.

— Есть!

— Ну а мне придется стрелки на главный путь перевести. У стрелок медленнее проезжайте, чтобы можно было на паровоз заскочить.

К вечеру партизаны получили эшелон оружия и боеприпасов.

— Стальная воля у человека была, — заключил рассказ Иван Ефремович. — Отчаянной храбрости был командир. Взяли мы Лиговку, — продолжал он, — разбили колчаковцев и на Малахит ударили. Говорят, что в бою под Малахитом комбрига Лапина пулеметной очередью прострочили. В грудь его ранили. Должно быть, и не выжил он…

Долго еще рассказывал Иван Ефремович о героических подвигах бойцов и командиров Красной Армии. Павка слушал его и думал о том, что погиб Григорий Лапин смертью героя, и больно становилось Павке. Какая-то тяжесть давила на грудь, какой-то горячий комок подкатывался к горлу…

Утром попутный колхозный грузовик увез ребят в город. Мишка со своей командой проводил их до околицы.

Отдохнув, Павка забрал клетку с голубем и вместе со Славой пошел на станцию.

— Погиб Лапин, — грустно говорил он другу.

— А может, и нет, — бодрился Слава. — Дедушка-то что сказал? Он сказал: «Должно быть, не выжил». А если выжил? Вы его, Павка, найдете. Вот посмотришь. Мы тоже искать будем.

Перед отправкой поезда Павка сунул другу клетку с голубем.

— На! Если узнаете о Григории Лапине, пришли записку. В клетке и футлярчики для голубеграмм, и бумага. А мы найдем, я письмо напишу. Клетку? Возьми ее себе, Слава, на память. Бери, бери!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

СТРАННАЯ ДЕПЕША

Не ходите на Крутую по шоссе. Все думают, что по шоссе до горы ближе, а получается наоборот. В обман вводит лохматая сосновая гривка, что тянется будто щетка между горой и шоссе. Кажется, пересечешь гривку, и конец пути! Но не тут-то было, пройдешь лесок, а там поляна. Пойдешь через поляну, и зачавкает под ногами бурая болотная жижа, откроются искусно замаскированные зеленью рослых камышей и трав мутные «окна» с остро пахнущей зацветшей водой… Одним словом — гиблое место, топь! Волей-неволей придется огибать болото стороной, продираться по кустам черемушника и ольхи. Наплачешься! Лишний крюк сделаешь километров на пять!

На Крутую лучше всего идти прямиком, по «Тропе славы». Это ребята из лагеря во дворе рабочего городка дали тропе такое название.

С вокзала в троллейбусе, трамвае или такси вы попадете прямо на площадь Труда — самую большую площадь Новостроя. В центре ее — трибуна из тесаного гранита.

По праздникам мимо этой трибуны многоводной рекой текут колонны демонстрантов. Красно от знамен, плакатов и транспарантов, весело от песен, музыки и радостного многоголосого шума.

Встаньте лицом к трибуне. Слева — Дворец культуры металлургов. Уж это по-настоящему дворец. Даже Коля Хлебников и тот ни разу не посомневался в правильности названия этого грандиозного сооружения. Дворец стоит на вершине холма. Со всех четырех сторон по склону к зданию поднимаются ступени из розовою мрамора. Сводчатые порталы главных входов, кажется, подкидывают вверх, в синеву, остальную часть здания, увенчанную позолоченным шпилем с рубиновой звездой.

Направо будет прямая широкая улица. Шагайте по ней смело. Улица имени Героев революции поведет вас по правильному пути. Первый, второй, третий и четвертый кварталы — стоквартирные дома рабочих металлургического и алюминиевого заводов. Дальше кинотеатр «Заря» — куполообразное здание с открытой площадкой на крыше. Потом — снова жилые дома, стадион, летний сад, фабрика-кухня. Здесь у литого чугунного заборчика берет начало «Тропа славы». Бежит она мимо алюминиевого комбината, мимо просторных улиц, одетых в строительные леса домов.

Дальше тропа приведет к гидростанции, пущенной в прошлом году. С одной стороны плотины чуть вздымается, будто дышит, шелковистая, прозрачная речная гладь. В богатырском разливе ее чувствуется скрытая сила, мощь, которая покорно ждет, что прикажет ей человек. По другую сторону плотины бурлит, пенится и клокочет вода. Рвется она через узкие бетонированные ворота. Это человек ей сказал: «Крути турбины!» — и вода беспрекословно подчинилась его воле.