Тайна царского фаворита - Хорватова Елена Викторовна - Страница 43

Доктор обещал предоставить себя в мое полное распоряжение, как только завершит осмотр гиреевских пациентов. У меня осталось время, чтобы разыскать сыскного агента и рассказать ему о вчерашнем явлении призрака-верхового. Причем я настолько увлеклась историей с черным всадником, что чуть было не забыла о прочих, не менее важных фактах, как, например, следы постороннего пребывания в парадных покоях Привольного и нападение на меня в оранжерее…

Как я и ожидала, господин Стукалин выслушал сообщение про верхового призрака с большим интересом (ей-богу, заносчивому судебному следователю не мешало бы поучиться у полицейского агента вниманию к людям).

Однако при всем оказанном мне внимании трудно было понять, насколько серьезно сыскарь отнесся к моим словам – он был настроен на веселый лад.

– Что вы говорите, мадам! – поражался Стукалин. – Штабс-капитан, значится, его лопатой хрясть! Демона-то этого черномордого! Кто бы мог подумать… Вот что значит – фронтовая закалка. Ни черта, ни дьявола не боится! А треуголка-то с головы всадника, стало быть, фьють! А сам он коня пришпорил и дра-ла-ла…

Так посмеиваясь и делая пометки в блокноте, он все задавал и задавал вопросы, а потом вдруг подвел неожиданное резюме:

– Полагаю, это один из гиреевских постояльцев на лошади у вас под окнами гарцевал… Офицеры обычно хорошие наездники, даже если служат в пехоте или в артиллерии. В гарнизонах без верховой лошади офицеру никуда, не на извозчике же на маневры ездить.

В ответ я выразила удивление (но не потому, что не поверила сыскному агенту, а потому, что мне хотелось заставить его разговориться и поделиться кое-какими умозаключениями, которые скрытный Стукалин наверняка для себя уже сделал).

– Быть не может! Откуда у гиреевских раненых взялся бы такой роскошный конь? Я понимаю, что офицеры обычно ездят верхом, но ведь их лошади остались в расположении частей, сюда они прибыли налегке, без коней, без денщиков и без подчиненных субалтерн-офицеров.

– Без коней? Ох, голубушка, неужели вы полагаете, что господа офицеры сидят в лечебнице днем и ночью, не высовывая носа за пределы Гиреева? – усмехнулся полицейский агент. – Этак-то они все давно бы со скуки удавились! Офицеры уже протоптали дорожки в ближние села и разыскали все, что может их развлечь. Эти красавцы прекрасно знают, где можно достать лошадь для верховой езды, выпивку, и не только самогонку, а и хорошего вина из прежних запасов (я выяснил, что трактирщик в Мытнино приторговывает помаленьку), и где найти женское общество.

– Неужели здесь есть и женское общество? – удивилась я. Мне-то казалось, что в этих глухих местах кроме медицинских сестер и нас с Анной офицеры не видят никаких дам…

– Женское общество есть везде, – строго ответствовал Стукалин. – На невзыскательный вкус и на взыскательный – у кого к чему тяга… Кого-то устроит пьянка со скучающими солдатками, а кого-то романтическое свидание с местной учительницей или барышней с почты. Кстати, у всех погибших девушек были, по слухам, романы с офицерами. Каждая из девиц по своим резонам пыталась сохранить любовную историю в тайне, но в селе, сами знаете… Шила в мешке не утаишь, хотя я и не могу раскрывать свои источники информации.

Наконец-то Стукалин позволил себе слегка проговориться. Чтобы узнать еще хоть что-нибудь, я решила поддерживать эту тему.

– Конечно, если источники раскрываешь, они могут быстро иссякнуть. Но если действовать умело, нетрудно собрать все циркулирующие в округе слухи. В таких местах любые новости распространяются чрезвычайно быстро. Даже если ты распеваешь песни в собственной ванной комнате, то наугро кумушки в окрестных деревнях будут обсуждать твои вокальные данные.

В азарте я не успела хотя бы чуть-чуть задуматься над своими словами и, только изложив эту замечательную сентенцию, поняла, какую чушь я несу. Пришлось, хотя и с опозданием, прикусить язык.

– Все верно, – галантно согласился Стукалин. – За исключением того, что местная публика не поет в ванных комнатах за неимением таковых. Село, знаете ли, уровень комфорта крайне низок.

Тут как раз подошел доктор, и мы втроем отправились в Привольное.

Дорогой я предалась поучительным размышлениям о том, что строить дуру набитую обычно не составляет особого труда, но все же следовало бы иногда и воздерживаться от подобной практики.

ГЛАВА 21

Анна

Поскольку сбитый лошадью штабс-капитан пострадал накануне сильнее всех, Аня решила, что должна заботиться о нем, как настоящая сестра милосердия, – Валентин Петрович приехал в эти места, чтобы оправиться после фронтовых ранений, а вовсе не для того, чтобы получить новые увечья.

Но Валентин со своей стороны пытался окружить Анну таким вниманием, что им приходилось долго спорить, кто кому окажет очередную услугу.

Вообще в присутствии Анны Валентин становился странным – он бледнел, молчал и смотрел ей в лицо долгим грустным взглядом. С Лелей он был другим – веселым, по-мальчишески озорным, шутил, дурачился, но, оставаясь наедине с молодой вдовой своего сослуживца, сразу менялся.

Поначалу Анне казалось, что она просто напоминает Салтыкову свою покойную сестру и пробуждает в нем грустные воспоминания – ведь всем известно, что когда-то он был безумно влюблен в Нину. Но вскоре Аня почувствовала, что поступками Валентина руководит нечто иное. Что именно, она боялась сказать даже самой себе, но от этих смутных догадок у нее сладко щемило сердце.

Сидя за столом, они оба не могли съесть ни куска, но старались не выдавать волнения и вели какой-то бесконечный ничего не значащий разговор над остывшими чашками с чаем…

Анна светским тоном о чем-то рассказывала, внутренне задаваясь вопросом, не слишком ли громко стучит ее сердце. Ей самой бешеный стук сердца казался просто оглушительным. Вдруг и Салтыков поймет, что она не в силах справиться с волнением, и сделает из этого какие-нибудь неправильные выводы? Мужчины имеют привычку к странной трактовке событий…

Аня даже почувствовала некоторое облегчение, когда Леля вернулась в Привольное в сопровождении доктора и московского сыщика, нарушив их с Салтыковым тет-а-тет.

– Ну-с, деточка моя, на что же мы жалуемся? – загудел пожилой врач своим низким баритоном. – Давайте-ка, голубушка, оставим гостей, господа нас извинят, и уединимся для медицинского осмотра. Я только свой саквояжик прихвачу, там, красавица моя, много нужного по докторской части… Помню, деточка, вы у меня прежде-то все просили ваших кукол трубочкой прослушать, нет ли у них, дескать, хрипов в легких. И у одной куколки мы с вами установили пневмонию и назначили ей постельный режим, – доктор раскатисто расхохотался и продолжил: – Теперь-то уж, сударыня, в куклы, поди, не играете?

Доктор говорил с Анной спокойным, добрым голосом, каким обычно говорят с маленькими детьми. Аня подумала, что старому врачу, хорошо знавшему не только ее отца, но и бабушку, а может быть, и деда, наверняка трудно воспринимать нынешнюю хозяйку усадьбы как взрослую даму, а не как капризную болезненную малютку, которой в представлении доктора она была совсем недавно.

Он называл Аню деточкой и все не мог поверить, что она не только успела выйти замуж, но и стала вдовой…

– Нервы, деточка моя, нервы, – повторял сельский эскулап, нащупывая биение Аниного пульса. – Я все понимаю, красавица, война, раннее вдовство, уныние, слезы ночами… Печально, что тут скажешь, весьма печально. Но надо сделать над собой усилие, надо жить… Фрукты, прогулки, сон по ночам – вот, что вам, дитя мое, требуется. Выписываю вам снотворное, легонькое, на основе брома, и капельки от нервов. Пейте, голубушка, трижды в день по семнадцать капель на рюмочку. И ради бога, больше никаких страданий в неверном лунном свете. Ни-ни-ни, это противопоказано. В мирное время направил бы я вас, деточка, куда-нибудь на курорт, на воды… В Кисловодск, а то и в Карлсбад или в Баден-Баден. Но теперь-то к немчуре не поедешь, да и на Кавказ послать вас не рискую, больно уж смутные времена… Повторюсь, свежий воздух, крепкий сон и, кроме того, мужское общество… Поверьте старику, это самое лучшее и проверенное средство. Принимайте у себя гостей, сами почаще бывайте на людях, позвольте себе немного радостей житейских, и все хвори как рукой снимет… Вот посмотрите на меня – мне ведь уже за шестьдесят, и при этом я полон энергии, а все потому, что радостей жизни не чуждаюсь. Да-с… А теперь, голубушка, позвольте вас оставить – пойду осмотрю нашего героя. Что-то штабс-капитан тоже прихворнул.