Еще один знак зодиака - Леонтьев Антон Валерьевич - Страница 35

— А вот у меня иное мнение. И ваше так называемое видение — всего лишь игра подсознания, которое старается вытеснить воспоминания о столь ужасном поступке, — продолжил врач. — Не сомневаюсь, что представители Скотланд-Ярда и уважаемый суд согласятся с моими доводами. За убийство вам грозит виселица, однако я буду первым, кто будет просить о милости — вас отдадут под мой надзор, и вы останетесь в лечебнице. До конца своих дней!

У меня закружилась голова — от слабости, голода и мыслей о том, что мне придется нести наказание за преступление, которого я не совершала.

— Я невиновна! — закричала я. Но, боюсь, такое поведение только уверило врача в своей правоте.

— Тогда докажите, — сказал он и протянул мне руку. — Поведайте обо мне нечто такое, что никому, кроме меня, не известно. И не из туманного будущего, а из прошлого! Тогда вы убедите меня, что обладаете тем поразительным даром, о котором так долго вещали.

Я вцепилась дрожащими пальцами в его запястье, но видение, конечно же, не приходило.

— Ну что же, Кассандра, вы молчите? — спросил он насмешливо минуты две спустя.

— Я не могу вызывать видения, они сами выбирают подходящий момент, — сказала я тоном обреченной. Доктор вырвал у меня руку, поправил белоснежный манжет рубашки и заявил:

— Я так и знал, Ирина! И это — лучшее доказательство того, что никакого дара у вас нет. Ваше присутствие на суде, который состоится в ближайшие дни, не потребуется. Я детально расскажу о вашей болезни, и, не сомневаюсь, вам будет вынесен гуманный приговор.

Я с ужасом слушала его. Значит, я окажусь пленницей его заведения, где проведу остаток жизни в обитой войлоком камере и, не исключено, рано или поздно действительно лишусь рассудка…

Я попыталась что-то объяснить врачу, но он меня уже не слушал. Нажав кнопку электрического звонка, он вызвал к себе двух дюжих санитаров, которые схватили меня и поволокли прочь из кабинета.

И вдруг оно пришло — видение! Перед глазами возникла картинка: один из тех санитаров, что тащил меня, и доктор затирают следы крови. Старая женщина в ночной рубашке лежит на кровати. На полу валяется тяжелая мраморная статуэтка Венеры. К ее постаменту прилипли волосы и кусочки кости. Именно этой статуэткой… И я увидела доктора, размахивающего Венерой, — он обрушивал ее на голову старой женщины.

— Венера! — выпалила я. — Вы выбросили ее в Темзу…

Мы были уже в коридоре, когда раздался истеричный вопль доктора:

— Приведите ее обратно!

Он отослал одного из санитаров, велел остаться своему сообщнику. Заперев дверь кабинета, доктор, тяжело дыша, подошел ко мне, лежавшей на полу, наклонился и спросил:

— Что ты сказала, девчонка?

— Статуэтка Венеры. Вы выбросили ее в Темзу. И я даже могу сказать, где именно, с Вестминстерского моста.

— Замолчи! — рявкнул доктор и ударил меня по щеке. Затем он повернулся к бледному, как полотно, санитару и сказал: — Идиот, ты кому-нибудь говорил об этом?

— О нет, что вы! Я был нем, как могила! — залепетал тот, пятясь. Санитар явно боялся доктора.

А тот прошипел:

— Но откуда маленькая тварь обо всем знает? Боже, она в самом деле обладает этим чертовым даром! Ведь никто, кроме меня самого, не ведает, как я избавился от статуэтки. Даже ты не знаешь, болван!

— От статуэтки, которой вы размозжили голову родной матери, доктор, — произнесла я отчетливо. — Сначала вы пытались сделать так, чтобы ее признали умалишенной, но, когда не получилось, вы решили ее убить. Она ведь оставила вам приличное состояние?

Доктор снова подошел ко мне и, склонившись, медленно произнес:

— Теперь я верю, что ты говоришь правду. Думаешь, я теперь отпущу тебя? Ни за что! Ты представляешь опасность не только для интересов Британии, но и для меня лично.

— Мы убьем ее? — спросил глуповатый санитар.

Доктор, несколько раз безуспешно чиркавший серной спичкой, наконец сумел зажечь папиросу.

— Ну а ты что думаешь? — ответил он буднично, и от его слов у меня по телу пробежали мурашки. — Но только после суда, иначе ее смерть вызовет подозрения. Ты и придушишь ее, а я констатирую смерть от сердечной недостаточности. А теперь в камеру ее!

Что же, мой дар оказал мне медвежью услугу: я только настроила против себя доктора-убийцу. И он открыто признался, что уничтожит меня в ближайшее время. Что я могла поделать? Мне не оставалось ничего другого, как смиренно ждать своей незавидной участи, сидя в обитой войлоком камере.

Меня практически не кормили, раз в день подавая овощной суп и бокал воды. Я потеряла счет времени и, сжавшись в комок, лежала у стены, почти все время пребывая в прострации. Когда дверь раскрылась и послышались голоса, я подумала: доктор и санитар пришли убить меня. Но вместо этого заметила медсестру, которая принесла немного еды.

— Ирина! — услышала я голос и решила, что у меня начались галлюцинации. — Ирина! Это я, Мэрион!

И действительно, медсестрой была моя подруга. Она разительно переменилась — при помощи грима и седого парика постарела, над губой возникла большая родинка.

— Наконец-то я нашла тебя! — прошептала она и протянула мне плошку. — Завтра откроется процесс по обвинению тебя в убийстве Зои.

— Венера! — воскликнула я. — Статуэтка была завернута в окровавленную простыню. Он положил ее в сумку и сбросил с моста. Ты должна найти ее, Мэрион!

— О чем ты, Ирина? — спросила моя подруга, и я в нескольких предложениях обрисовала ей ситуацию.

— С больными запрещено разговаривать! — рявкнул кто-то от двери, и Мэрион шепнула:

— Я не оставлю тебя в беде, Ирина! И обязательно вытащу тебя отсюда!

Но я не верила в то, что моя верная подруга сможет выполнить свое обещание. Меня признают виновной и определят в лечебницу к доктору-убийце, который отдаст приказание избавиться от меня.

Меня совсем перестали кормить и поить. Я впала в странное состояние — еще не сон, но уже и не явь. Помню только громкие голоса, какие-то крики. Затем последовал полный провал.

В себя я пришла в больнице — на чистых простынях, в отдельной большой палате. Около меня находилась улыбчивая пожилая сиделка, которая, заметив, что я открыла глаза, немедленно позвала врача. Слава богу, что не того мерзкого типа из бедлама. И с ним в палату вошли Мэрион и ее отец, мистер Пэриш.

— Вам пока стоит щадить голосовые связки, — предупредил меня доктор. — Однако организм у вас молодой и сильный, вы быстро пойдете на поправку, мисс Мельникофф.

Мэрион и мистер Пэриш поведали мне о том, как, руководствуясь моими наставлениями, отыскали в мутных водах саквояж, в котором находились статуэтка и окровавленные простыни. Отпечатки пальцев были смыты, но и этих улик хватило, чтобы получить разрешение на эксгумацию тела матери доктора, скончавшейся около трех лет назад. Эксперты вынесли однозначный вердикт — она умерла не от инфаркта, как значилось в свидетельстве о смерти, подписанном одним из приятелей доктора, даже не видевшим покойницу, а от того, что кто-то не менее пяти раз опустил ей на череп мраморную статуэтку Венеры.

Доктор упирался, однако полиция сумела получить признание от помогавшего ему в устранении улик санитара, которому пообещали сохранить жизнь. Тогда и сам доктор, желая уберечься от неминуемой виселицы, выложил все, что знал. В частности, поведал о том, как его друг лорд-канцлер велел запереть меня в бедлам и держать там до скончания века.

Скандал получился грандиозный. Всех занимал один вопрос: убил лорд Фальмингтон мою приемную матушку или нет. Общественность, бывшая еще недавно целиком и полностью на его стороне, более не верила в его невиновность. Лорд-канцлер ушел в отставку, и его, возможно, даже арестовали, но правящие круги постарались замять скандал, грозивший небывалыми последствиями не только партии тори, но и политической стабильности во всей Британской империи. Лорд Фальмингтон был вынужден покинуть столицу, так как никто не хотел подать ему руки. Его политическая карьера была завершена. Он затворился навсегда в своем семейном поместье где-то в Северном Суссексе.