Гостья на замену - Бэлоу Мэри - Страница 8

— Я не думаю, что это хорошая идея, ваша светлость, сказала она. – Я не думаю, что хотела бы остаться с вами наедине. Это неприлично.

— Намного приличнее, чем находиться в гостиной следующие пару часов, — ответил он.

Она посмотрела на него. Они задержались на второй лестничной площадке.

— Забавляясь игрой в компании других? – удивилась она.

— Фанты, — сказал он, — Вы имеете представление о том, что это такое, Клэр?

— Я играю в них всю сознательную жизнь, — ответила она.

— С предметами вашей одежды в качестве фантов? – спросил он.

Она в изумлении уставилась на него, смысл сказанного им дошел до нее. Кровь бросилась ей в лицо.

— Но, — сказала она почти шепотом, — Но, как же…

— Так что, моя дорогая Клэр, — сказал он, снова предлагая ей руку, — Мы с вами пойдем в галерею любоваться искусством. Пойдем?

Она нерешительно протянула ему руку. Неужели то, что он сказал, правда? Нет, даже эти гости не могли вести себя настолько непристойно. Неужели все это искусная уловка, чтобы остаться с ней наедине? Более часа наедине в галерее наверху? Несомненно, она должна воспротивиться. Она должна сослаться на головную боль и удалиться в свою комнату. Или, лучше всего, сказать ему правду, и уйти в свою комнату.

Но она вспомнила смешки и комментарии за обедом, когда об игре было упомянуто впервые. Кроме того, ей хотелось пойти, подумала она, взяв герцога под руку и позволив провести ее по последнему лестничному маршу. И нет, она не чувствовала себя виноватой. Боже, ведь она женщина, а не девочка. Она женщина со своими чувствами и потребностями, и страстным желанием хоть раз в жизни стать частью романтической атмосферы дня святого Валентина.

Они прошлись вдоль одной стороны галереи и вернулись по другой, смиренно рассматривая картины, которые он освещал, подняв вверх канделябр. Они едва обменялись парой слов. Но Клэр потихоньку наслаждалась тем, что ее рука лежит на твердой мужской руке, тем, что они наедине, и тем, что она его пара. Независимо от того, что сейчас могло происходить там, внизу, независимо от того, что он думал или чувствовал, решила Клэр, она насладится каждой минутой, проведенной с ним. Она вообразит, что они принадлежат друг другу, что они нечто большее, чем валентины на три дня.

— Поскольку, Клэр, нам не удалось убедить себя, что мы – великие приверженцы искусства, — сказал он, когда они остановились у последней картины, изображающей всадника на лошади и свору охотничьих собак, — Мы должны придумать, как нам развлечься до конца этого вечера.

Она напряглась.

— Может присядем на скамью под окном и обменяемся рассказами о себе? – спросил он.

Она покорно села, он устроился рядом, их колени слегка соприкоснулись.

— Сколько вам лет? – спросил он.

— Двадцать восемь, — ответила она, изумленно посмотрев на него.

— И почему в двадцать восемь вы не замужем, Клэр? – снова спросил он.

Потому, что никто не позвал, подумала она. Но не смогла произнести это вслух.

— За прошедшие полтора дня я не заметил никаких недостатков ни в вашем облике, ни в характере, — продолжил он, — Более того, должен отметить, что вы достаточно красивы.

Это был не слишком щедрый комплимент, но он согрел ее до кончиков пальцев на ногах.

— Мой отец был болен, — ответила она, — Он нуждался во мне. Его не стало полтора года назад.

— Не стало? – задумчиво сказал он, — его темные глаза блуждали по ее лицу и волосам. – Итак, вы – одна из тех многочисленных женщин, чье личное счастье пожертвовано на семейный алтарь?

Она ничего не ответила.

— И в награду вас взяли в дом родственников, где вы проживете всю жизнь, будучи полезной и ни в чем не располагая собой.

Она стиснула руки на коленях.

— Мой брат и невестка всегда добры ко мне, — сказала она.

— Конечно, — Он взял одну ее руку, разжал пальцы, и переплел со своими. – Итак, Клэр, вам не позволили хоть что-нибудь узнать о жизни.

— Я уверена, что моя жизнь приносит пользу, — сказала она. И вся радость от того, что она навоображала, мгновенно исчезла. Она вернулась в реальность. Не было никакой романтики.

— Безусловно, приносит. Другим. А как насчет вас?

— В том, чтобы служить другим, есть свое удовлетворение, — сказала она, вскинув подбородок, и посмотрев ему в глаза, — Вероятно, намного большее того, которое можно получить, растрачивая молодость в бальных залах и гостиных лондонского высшего света.

Другой рукой он приобнял ее за плечи.

— Это то, чем вы себя утешаете, Клэр? – спросил он.

Утешает. Одной фразой, одним вопросом он разрушил даже эти иллюзии, выставив напоказ всю тоску, которую она годами безжалостно гнала прочь.

— Вы знаете, что не должны здесь находиться, — сказал он, — Вы здесь настолько же не к месту, как я на дне океана.

— Знаю, — не сумев скрыть горечь, ответила она, — Наивным двадцативосьмилетним старым девам нечего делать на загородных приемах, на которых собираются люди, знающие кое-что о жизни и окружающем мире. Я должна быть дома, с братом и невесткой.

— Дело не в этом, — сказал он, — Вам нужно быть в собственном доме, Клэр, наверху в детской, с вашим мужем и вашими детьми.

Он выдернула руку и встала. Сделала несколько шагов по галерее. Нет. Она давно зарыла эту яму, зияющую пустотой. Этого никогда не будет, не будет, и все.

Она не услышала, как он подошел к ней сзади. И напряглась, когда почувствовала его руки на своих плечах.

— Я уверен, даже вы, Клэр, знаете, кто такой распутник, — сказал он, — Флоренс пригласила в гости шесть таких. Включая и меня, конечно. Вы не должны иметь со мной никаких дел.

— Я могу позаботиться о себе, — ответила она, — И я не беспомощный невинный младенец.

— Вам известно, что я собирался сделать утром. Известно?

Она опустила голову. Да, она знала. Могла предполагать. Она отнюдь не была такой наивной, какой иногда казалась.

— Да, — шепотом ответила она.

— Я не тот мужчина, который готов три дня довольствоваться одними поцелуями, — сказал он, — И три ночи.

Она на мгновение закрыла лицо руками, прежде чем повернуться и посмотреть на него. Его лицо было в тени, так как, когда они садились на скамью, он поставил подсвечник на пол рядом.

— Возможно, и я не та женщина, которая удовольствуется несколькими поцелуями на всю оставшуюся жизнь, — сказала она, слыша свои слова так, будто их говорил кто-то другой. И ошеломленная правдивостью того, что она произнесла.

Она услышала как он глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

— Я не привык к такому, Клэр.

— Я тоже, Джерард.

Костяшками пальцев он коснулся ее щеки, как прежде сделал это в гостиной.

— Вы предлагаете мне себя на два дня и три ночи. Вы стоите большего, Клэр. Намного большего.

— В Валентинов день жизнь всегда была особенно безрадостна, — горько обронила она.

И где-то там, в глубине разума, задалась вопросом, когда же почувствует ужас и замешательство от того, что так обнажила свою одинокую душу.

— Вам хотелось этого? – Его руки мягко охватили ее лицо, пальцы приглаживали волосы назад, — Этого, Клэр?

А затем, обхватив ее за плечи, он привлек к себе, а она обняла его за шею. Его рот накрыл ее рот, тепло, легко, открыто. Сама того не сознавая, она прильнула к нему, ощутив твердость мужского тела, прижатого к ее бедрам, животу, груди. Она довольно вздохнула и разомкнула свои губы под его губами, чтобы почувствовать его вкус.

*****

Он был не прав. Он был совершенно уверен, что это не случится в первую же ночь. Он предполагал, что возможно, завтра ночью. Скорее всего, в последнюю ночь. А возможно, вообще никогда. Но он оказался не прав.

Она была его. Готовая к тому, чтобы он взял ее. Он понял это сразу же, как только ее руки охватили его шею, ее тело подалось к нему, ее рот приоткрылся навстречу его рту. Он понял это, как только его язык скользнул в ее рот, как только лаская ее грудь, почувствовал большим пальцем тугой сосок. Он понял это, как только его руки скользнули по ее тонкой талии к округлым бедрам и сжали упругие ягодицы, а она не съежилась от страха и не оттолкнула его. Она была его.