Тайна царя Иоанна - Хомяков Петр Михайлович - Страница 39

– Но не избрали именно потому, что он заявил себя приверженцем православия!

– А может быть, не совсем так? Он заявил себя не столько приверженцем православия, сколько врагом католицизма? Ведь арианство было не менее враждебно католицизму, чем православию. И эта враждебность именно католицизму, кстати, способствовала дружбе Грозного с королевой протестантской Англии, Елизаветой.

– Итак, Грозный по-вашему не основатель российского православного государства, а чуть ли не крестоносец. Но как же можно тогда сочетать ту же семейную жизнь царя и его опричников с членством в этом полумонашеском ордене?

– А почему вы думаете, что монашеская жизнь противоречит сексу? Сомневаюсь и приведу пример. Некая монахиня Розвита фон Гандерсхайм считается первой немецкой поэтессой. Она жила в десятом веке. Так вот эта Розвита в своих стихах, ставших классическими, описывала в частности и то, как монахини зарабатывают деньги на храм проституцией в организованном при монастыре борделе. И деятельность этих ударниц секс-труда благословлял местный епископ. Ибо предприятие приносило в церковную казну немало денег.

А вы удивляетесь несовместимости семейной жизни Грозного и его опричников с членством во всего лишь полу монашеском ордене. Все совместимо. Не сомневайтесь!

Да, кстати, шесть официальных жен Грозного гораздо больше соответствуют вольным нравам арианского ордена, чем поведению православного царя. А ведь осталась еще масса свидетельств о том, что Грозный имел здесь, в своей резиденции массу наложниц.

– Постойте, – прямо-таки возопил заместитель директора музея-резиденции Грозного. – Но вы нарисовали чудовищную картину. Грозный враг православия, восстановивший арианство на Руси, член чуть ли не масонского ордена и сексуальный маньяк в придачу.

– У вас самого какая-то извращенная система оценок. Значит массовые убийства и казни это вполне терпимо. А попытка изменить политическую модель и религию страны это неприемлемо. Да не нужны никаким туристам ваши байки про укрепление государственности. Им это, как говорит наша современная молодежь, «по барабану». А вот тайные ордена и исчезнувшие религии – это интересно.

И на эти тайны люди купятся. И повалят валом в резиденцию «последнего тамплиера».

– Но это совершенно неприемлемо!

– Для православных батюшек или продавцов нашей водки? Вы уж уточните, чьи интересы вы собираетесь соблюдать.

Заместитель директора ликероводочного завода и хозяйка «Ларса» дружно рассмеялись. А Кузнецов продолжал.

– Я, например, не скрываю, что симпатизирую присутствующим здесь представителям нашего бизнеса. И был бы рад, если бы их продукция и услуги раскупались потоком туристов, которые приедут поглазеть на резиденцию «последнего тамплиера», сумевшего сохранять свою тайну так долго.

А вот на интересы православной церкви мне наплевать. Тем более, что они здорово подзаработали в 1990-х, беспошлинно ввозя в Россию спирт Роял и прочую отраву. Вот так они боролись за «восстановление нравственности». Впрочем, это тема отдельного разговора.

Зал зашумел. Люди по-разному отнеслись к сказанному. Споры возникали в спонтанно возникших среди присутствующих малых группах. Было очевидно, что общий разговор возобновить не удастся.

И председательствующий закрыл заседание.

– А этот мужик мне нравится, – сказала, выходя на улицу, заместителю директора ликероводочного завода хозяйка «Ларса». С таким мы бы могли закрутить здесь большие дела.

– Вряд ли он бы согласился крутить дела с нами. Я его немного знаю. Сейчас он на мели. Но иногда в нем чувствуется птица гораздо большего полета.

– И что же, он задается что ли?

– В том-то и дело, что нет. Он гораздо проще многих из нас. Наверное он сам не чувствует своего потенциала.

– Да ты философ, Юра, – насмешливо бросила, садясь в машину, хозяйка «Ларса».

– А на заседания философского клуба и ходят философы, – отозвался, идя к своей машине, Юрий.

– Аркадий Сергеевич, это он, – горячо шептал, наклоняясь к Маляеву Муртазов.

– Погоди, Максим, – тихо говорил Маляев, озираясь. – Не так откровенно. Нас же могут услышать. И вообще, надо было подождать немного. Ну, чего ты так поспешил и подскочил ко мне как ужаленный?

– Но мы же и не должны были скрывать своего знакомства. Или не так?

Они шли в жидком потоке выходящих из музея людей. И хотя рядом в этот момент никого не было, это не означало, что человек, следивший за ними специально, не мог бы их услышать.

– Так, так. Но с чего ты взял, что это он? – продолжал Маляев. – Он же как раз увел разговор от библиотеки. А человек заинтересованный наоборот, провоцировал бы этот разговор, чтобы все вынюхать.

– Он враг православия! Разве вы не понимаете! И только он подходит на ту роль, которую обрисовал владыка.

Оскорбленный в своих чувствах православный фанатик взял в Муртазове верх над бывшим спецназовцем. И это его подвело.

Их разговор услышал Мыльников, притаившийся за углом, где он незаметно отслеживал всех выходящих из здания.

Какая удача, – подумал Семен. – Теперь я знаю и поисковиков и охотников за ними. И тут он увидел выходящую из дверей Тамару. Она шла рядом с профессором Кузнецовым.

– Вы были великолепны Святослав Михайлович, – говорила, смеясь, Тамара.

– Да что вы, Тамара Петровна, не преувеличивайте. Так, хотелось немного расшевелить публику.

– Немного расшевелить?! Да вы их просто дергаться заставили. А вообще-то все, о чем вы рассказали, весьма интересно. Я бы с удовольствием поговорила об этом подробнее. – Она на мгновение задумалась, и добавила, – у меня тоже кое-что есть на этот счет.

– Да, было бы интересно, – несколько рассеяно сказал Кузнецов. Для себя он все решил и понял. И ему теперь были не интересны ни эта красавица, ни новая информация о тайнах Грозного. Тем более, что ничего принципиально нового он не рассчитывал услышать от Тамары.

«Вот блядь», – подумал, наблюдая все это, Мыльников. Но был не в силах противиться своей тяге к этой женщине. Он вышел из тени и сказал, обращаясь к ней:

– Добрый вечер, Тамара Петровна.

– А, Мегрэ! Куда же вы запропастились на столь долгое время? Или общение с вашим министром сделало вас недоступным?

– Нет. Вы ошибаетесь. Просто я потом немного болел. Последствия стресса от столь большой нагрузки, связанной со всеми этими делами.

– Ладно, инспектор, прощаю вам вашу холодность.

– Извините, Тамара Петровна, но вынужден попрощаться, – вставил реплику Кузнецов. – Или вас подвезти?

– Я сам подвезу Тамару Петровну. Не беспокойтесь, – с видимой ревностью почти на грани грубости отрезал Мыльников, не попытавшись даже представиться собеседнику.

Но Кузнецову, казалось, только это было и надо. Не обращая внимания на недоуменный взгляд красавицы, профессор поспешил к своей машине.

– И все же мы поговорим еще на эти темы, – бросила ему вслед Тамара.

– Всегда к вашим услугам, – торопливо сказал Кузнецов уже из машины.

– Не находите, Семен, что вы перегибаете палку? Я что, обещала вам этот вечер? И на чем вы меня собираетесь подвозить и куда?

– К вам, Тамара. У меня есть очень серьезный разговор. Прошу не отказывать мне.

– А если откажу? Вы что тогда, закатаете меня в свою ментовку и заставите говорить насильно?

Она говорила это со все возрастающей злостью. Ее тонкие ноздри даже слегка задрожали от с трудом скрываемого гнева.

– Зачем вы так, Тамара? Я разве давал повод так о себе думать?

Мыльников говорил почти жалобно. Посмотрев на него внимательнее, Тамара смягчилась и уже с некоторой долей обычного кокетства продолжала:

– А то, что вы, начав отношения с женщиной, вдруг исчезаете, черт знает на сколько, это что, свидетельство вашей деликатности?

– И это я вам тоже подробно объясню. Только согласитесь выслушать.

– Ладно. Прямо-таки вечер тайн.

Кузнецов, между тем, уже подъезжал к своему дому. Все, тусовок больше не надо. В сущности, со всех этих тусовок был только один сухой остаток. Вернее два, если так, конечно же, можно сказать. Первое. Они с покойным Юрой предположили на основе соответствующих рассказов, что в городе есть подземный лабиринт. И второе. Познакомились с Тонковым. На стройке у которого Юра непонятным образом нашел в этот лабиринт вход.