В Ночь Седьмой Луны - Холт Виктория - Страница 42

Я узнала голос фрау Грабен, легкий смешок в голосе, представила самодовольную улыбку на ее лице.

– К чему тебе все это, старушка? Зачем ты привезла ее сюда?

Граф! Высокомерный всемогущий граф, позволяющий фрау Грабен так с собой обращаться. Ну, конечно, у старой няньки были особые привилегии.

– Пора дать твоим шельмецам образование.

– Они его получали. Зачем нам еще понадобилась эта ханжа-англичанка?

– Не такая уж она ханжа, господин Фреди. Уверяю тебя.

– А кто ты такая, чтобы уверять меня?

– Не забывай о приличиях, господин Фреди, я всегда учила тебя этому.

– Черт побери, женщина. Я уже не в детской.

– Ты всегда будешь в детской, когда речь идет обо мне, и то же относится к твоему высокопоставленному и могущественному кузену.

– Он всегда был твоим любимцем.

– Не болтай глупостей! У меня не было любимцев. Я любила вас обоих, не позволяла дерзить мне тогда и не позволю сейчас.

– Мне следовало давно выгнать тебя из Клоксбурга.

– Кто ж тогда будет ухаживать за твоими выродками?

– Ну, старая ведьма, найду десяток, если потребуется.

– Но ты доверяешь только своей старой нянюшке, а?

– Не дальше ворот Рандхаусбурга.

– Послушай меня, господин Фреди, кончай косить глаз на мисс Трант.

– Ты привезла ее сюда.

– Не для твоих забав.

– Мне решать, где и когда развлекаться.

– Не здесь, хозяин.

– Кто мне помешает, ты, что ли?

– Нет, не я. Мисс Трант, она может. Она – не про тебя.

– Кто тебе сказал, что она мне приглянулась?

– Тебя всегда тянуло к свежему личику. Вас обоих. Уж мне не знать тебя? Старой нянюшке по душе ваши развлечения, но не с мисс Трант, господин Фреди. Я ее не отдам. Поэтому займись той малышкой, дочерью хозяина постоялого двора, я уже прослышала об этой истории.

– Вольно тебе слушать разное.

Она рассмеялась.

– Не пытайся командовать мною, старая интриганка. Они вошли в Рандхаусбург, и их голоса стихли. Меня возмутила легкость, с которой они говорили обо мне. Мне уже стали понятны намерения графа; они ничем не отличались, от его действий по отношению к другим женщинам, но меня удивила фамильярность, с которой она обращалась с графом, и неожиданное открытие, что приглашение приехать в Германию для обучения детей графа английскому языку исходило только от фрау Грабен.

После отъезда графа я отправилась в Рандхаусбург и постучалась в комнату фрау Грабен. Она все еще не оправилась от волнения; она выглядела так, словно только что явилась с увеселительного представления.

– Входите, дорогая, – пригласила она.

Она сидела в кресле-качалке, лакомясь кусочком фруктового торта.

– Садитесь. Не хотите ли выпить чаю?

У меня появилось ощущение, что она пытается успокоить меня. Чаю! Англичан всегда можно умиротворить чашечкой чая.

– Нет, благодарю вас.

– Прекрасно, тогда стакан вина. Мне прислали немного из Мозельской долины. Неплохое вино.

– Никаких напитков, спасибо. Мне хотелось бы серьезно поговорить с вами.

– Ох, вы слишком серьезны, мисс Трант.

– Одинокой женщине следует быть серьезной.

– Вы не одиноки. У вас есть симпатичная тетя, люди из книжной лавки и тот священник...

Она выглядела удивительно информированной.

Я начала догадываться, что она знает обо мне больше, чем я думала. Конечно, она немного пожила в Оксфорде, наверняка беседовала с продавцами, обслугой в отеле и, вероятно, почерпнула от них кое-что обо мне. Но как ей это удалось, практически без знания языка?

– Откуда вы знаете?..

– Собрала по крупицам. Должно быть, вы сами рассказали мне кое-что во время наших бесед.

– Так это вы решили, что следует пригласить меня для обучения ребятишек? То есть, это была полностью ваша идея?

– Ну, мы как-то говорили об этом. А находясь в Англии, я решила, что вы самый подходящий человек.

Она наклонилась ко мне, продолжая уплетать торт.

– Вы мне очень приглянулись и я не хотела потерять вас. В конце концов, мы провернули славное дельце, не правда ли?

Те могущественные люди, которых она нянчила в малолетстве, должно быть, обожали ее, иначе не дали бы ей столько власти. Я вспомнила манеру ее обращения с надменным графом, вот оказывается, почему в ее власти пригласить учителя английского языка в его дом без его ведома. Несомненно, эта привязанность к старой няне говорила в пользу графа и свидетельствовала о некоторой мягкости его характера.

– Так вы можете пригласить в замок кого угодно по вашему желанию?

– Я была для них матерью. У этих людей нет времени или желания самим воспитывать детей, и роль матерей выполняют няни. Видите ли, мы сентиментальная нация, и матери много значат для нас.

Моему удивлению не было предела. Я всегда знала, что обязана своим присутствием здесь фрау Грабен, но мне даже не могло прийти в голову, что все решила только она сама.

– Не беспокойтесь, – сказала фрау Грабен. – Я позабочусь о вас.

Ее слова успокаивали, но я снова заметила в ее глазах искорки лукавства и созерцательности. С таким выражением она наблюдала за пауками в тазике.

Граф не замедлил явиться в Клоксбург. Мы сидели в комнате в башне, где я взяла в обыкновение проводить беседы на вольные темы. Предлагая детям рассказывать о дворце герцога, я затем переводила их рассказы на английский. Учитывая их интерес к дворцу и всему, что там происходит, я полностью завладела их вниманием.

При его появлении дети с поклоном поднялись со своих мест, а Лизель склонилась в книксене. Он махнул рукой, предлагая им сесть.

– Прошу вас, продолжайте, мисс Трант. Мне хотелось бы понаблюдать за ходом урока.

Я была преисполнена решимости скрыть от графа свое беспокойство.

– А теперь, – сказала я, – перед вами сторожевая башня. Пожалуйста, Фриц, скажи это по-английски.

Фриц слегка запнулся, но в принципе удовлетворительно справился с вопросом.

Затем я попросила по-английски Дагоберта показать, где находятся казармы, и рассказать об их обитателях. Дагоберт очень интересовался солдатами, и я чувствовала, что здесь он не подведет меня.

Я попросила Лизель показать мне большой колокол и рассказать, когда он звонит.

Они запинались на каждом шагу, я продолжала урок, но, честно говоря, дети были далеко не на высоте. Дагоберт хвастался, Фрии нервничал, а Лизель просто выглядела глупышкой. Граф наблюдал за всем, этим с высокомерной улыбкой. Я видела, что урок не произвел на него хорошего впечатления.

– Вам придется как следует потрудиться, – сказал он, – если вы захотите быть представленной ее величеству королеве Виктории, когда она соблаговолит посетить нас еще раз.

– Она собирается снова приехать, сэр? – спросил Дагоберт.

– Да нет же. Она была в Германии несколько лет назад. Вряд ли можно ожидать многого от сильных мира сего. Не сомневаюсь, что мисс Трант рассказывала вам, что ее страна – самая большая в мире, а по сравнению с ней бедное маленькое государство...

Дагоберт уставился с открытым ртом на меня, а Фриц, пробормотал, заикаясь:

– М... мисс Трант не рассказывала нам этого. Она... ей нравится наша страна.

Меня тронула эта попытка оказать мне помощь. Я резко сказала:

– Я приехала сюда учить не политике, господин граф, а английскому языку.

– Естественно предполагая, что весь мир признает и без подсказок от ее подданных превосходство Великобритании.

– Вы делаете нам большой комплимент.

– Полагаю, что вы также оказали нам большую честь, разрешив королеве взять в мужья принца из одной из наших династий.

– Это соединило наши страны.

– И предоставило большие выгоды.

– Вероятно, обеим сторонам.

– Вы очень любезны.

– Общественная жизнь только выигрывает от этого.

– Даже, если эта любезность неискренна?

– Я стараюсь говорить, что думаю.

– Или увиливать от ответа, если это невыгодно. Полагаю, что это старый добрый английский обычай.

– Мне думается, это часто считают дипломатией. – Я взглянула на часы.