В Ночь Седьмой Луны - Холт Виктория - Страница 19

– Вот это место! – воскликнула я.

– Елена, бедное дитя!

– Но что здесь случилось?

– Такое впечатление, что домик сгорел. Пошли отсюда поехали домой. С тебя достаточно.

Я не хотела уходить, мне хотелось постоять на этом пепелище и еще раз разобраться во всем. Сновидение не могло быть таким четким. Так не бывает. Страдание переполняло меня, потому что они каждое мгновение убеждали меня в нереальности случившегося.

Ильза отвела меня к коляске.

Мы возвращались домой в молчании. В голове у меня было пусто. Все свидетельствовало о том, что мое замужество было сказкой.

Вернувшись домой, я впала в глубокую депрессию. Ильза пыталась отвлечь меня вышиванием и стряпней, но я оставалась безучастной. Иногда я мечтала о том, что Максимилиан вернется за мной, но опасалась таких мечтаний – они снова могли завести меня в опасное царство иллюзий.

Меня подавляло не только одиночество и отчаяние; в то время, как сердце взывало к мужу, я боялась за себя. Тогда много говорили о могущественных силах внушения и гипноза. Слава сестер Фокс распространилась от Америки до Англии около десяти лет тому назад; они верили, что возможна связь с умершими, и хотя находилось немало скептиков, многие верили в возможность такого общения, что ранее казалось бы невероятным, а также в то, что некоторые люди обладают знаниями и способностями раскрывать неведомые секреты. Доктор Карлсберг, несомненно, экспериментировал с новыми методами лечения, и в силу обстоятельств я оказалась подходящим объектом для его опытов.

Я больше не ощущала себя прежней простушкой Еленой Трант. Если верить уликам Глайбергов, я пережила ужасающее испытание, какое выпадает на долю невинных девушек, или пережила восхитительное упоение, которое может дать близость двух людей, объединившихся совершенный союз. У меня не было уверенности, какой я приобрела. Если правы Глайберги, я потеряла сто дней жизни, и эти дни я прожила так, как никогда не смогла бы прожить заново – я любила глубоко, страстно и во веки веков человека, который был призраком. Так любить я не смогла бы еще раз. И поэтому боль утраты была невосполнимой.

Я чувствовала себя чужой и часто, пытливо вглядываясь в зеркало, не узнавала отраженного в нем лица. Что я могла сделать, если сама не знала, содействую ли я по своей воле устранению ужасного происшествия из моей памяти, заменяя его прекрасным сновидением?

Временами по ночам я просыпалась в ужасе, когда мне снилось чудовище в облике Максимилиана, настигающее меня в лесу. В мгновение пробуждения я задумывалась, так ли все было: мы вошли в лес, он еще колебался... В эту минуту реальность превратилась в сновидение?

Мне было страшно. Я наблюдала за собой, за своими поступками. Чувство, что я теряю контроль над собой, внушало мне страх. Луиза, кузина моей матери, о которой никогда не говорили в семье, сошла с ума. Ужас охватывал меня.

Меня тянуло, к Ильзе, я ощущала ее доброту и сострадание. Меня трогали ее забота, попытки освободить мое сознание от происшедшей трагедии. Я ясно видела ее старания мне помочь.

Череда дней оставила меня безучастной. Апатия проходила лишь при звуках топота конских копыт, и тогда я вскакивала в ожидании, потому что не могла оставить надежду на возвращение Максимилиана.

Доктор Карлсберг навещал меня каждый день. Его забота обо мне была на редкость удивительной.

Думается, примерно через неделю после того, как я пробудилась в кошмарном сновидении, Ильза сказала мне, что им придется покинуть Локенбург. Отпуск Эрнста кончился, и ему необходимо вернуться в Денкендорф к своим рабочим обязанностям.

Я безучастно слушала их беседу. Был заговор с целью смещения герцога Карла, во главе его стоял брат герцога Людвиг. Глайберги возбужденно обсуждали подробности и радовались, что заговор провалился. Их преданность герцогу была безграничной.

Вскоре мы распростились с доктором Карлсбергом уверявшим меня, что с течением времени я полностью поправлюсь, и для этого следует перестать думать о случившемся и научиться считать его достойным сожаления несчастным случаем. Пользы от бесплодных мечтаний не будет.

При нашем отъезде я сказала Ильзе:

– А что если сюда вернется Максимилиан и будет искать меня? Он же велел мне оставаться в охотничьем домике, а потом переехать к вам, и как он узнает...

Я остановилась, поймав ее печальный взгляд.

– Мы уже снимали этот дом, и владелец знает, что мы из Денкендорфа. Если кто-нибудь будет разыскивать нас, ему скажут, где нас найти.

Мне было неловко огорчить ее, еще раз показав свое недоверие, но она поняла.

Она знала, что я продолжаю верить в свой сон.

Денкендорф мало чем отличался от других городков, уже виденных мною в здешних местностях.

В центре размещались магазины, улицы были вымощены булыжником, и весь он пропах средневековьем. В городке был минеральный источник, много приезжих на воды и, соответственно, несколько гостиниц; магазины ломились от товаров, на улицах было оживленней, чем в Локенбурге. Мы поселились у реки, и, гуляя по набережной, я видела на той стороне развалины замка из бледно-серебристого серого камня, прилепившиеся к обрывистому берегу.

По прибытии в Денкендорф я осознала, что уже несколько отдалилась от своего кошмарного сна, и стала мириться с тем, что никогда, как я полагала, не смогу принять. Да, теперь я признавала, что под воздействием лекарств люди могут потерять счет дням своей жизни. Как я могла сомневаться, что добрая чуткая Ильза говорит мне неправду? Мне следовало бы понять, что придуманное мною настолько дико и удивительно прекрасно, чтобы быть правдой.

Едва мы поселились в Денкендорфе, Эрнст покинул нас и уехал в Рохенберг, столицу герцогства Рохенштейн. К этому его вынудило, несмотря на слабость здоровья, критическое состояние дел в герцогстве, в правительстве которого он состоял. И так мы с Ильзой остались одни.

Мы очень сблизились. Она не позволяла мне выходить одной, и по утрам мы отправлялись на рынок и по магазинам. Иногда она представляла меня знакомым как свою кузину из Англии, и я подключалась к беседам, не отличавшимся разнообразием: нравится ли мне страна, надолго ли останусь здесь жить. Обычно я отвечала, что страна мне кажется интересной и сколько я здесь пробуду, еще не знаю. Они, очевидно, воспринимали меня как несколько странноватую и скучную особу. Я поражалась переменам в себе, тому такой я была всего несколько недель назад. Увы, я никогда снова не смогу стать той беззаботной импульсивной девушкой, очаровавшей Максимилиана.

Но как ей удалось пленить призрака? Вначале, рассуждала я сама с собой, я заинтриговала его. Вспоминать об этом случае в тумане можно было безбоязненно, ведь он произошел на самом деле.

Я написала тетям и получила от них ответ.

К тому времени я прожила в Денкендорфе шесть недель. Каждый день напоминал предыдущий. Иногда нас посещал Эрнст, я училась вышивать и ткать гобелены – очень тонкая работа и только при дневном свете. Вечерами мы занимались обычным шитьем и вышивкой. Я много читала, особенно по истории Германии, в частности, меня интересовали предки Карла, герцога Рохенштейна. Время проходило с удивительной быстротой.

Тетя Каролина писала о своих делах: о заготовках клубничного джема, о банках с черносмородиновым желе; она намекала, что ждет меня вскоре домой. Ей было непонятно, прежде всего, мое безделие. Тетя Матильда сообщала о странных хрипах, появившихся у тети Каролины; упоминала о единственной почке мистера Клиса – ей приходится работать вдвойне; о бледности Амелии Клис. Тетя Матильда надеялась, что бледность не говорит о болезни, ведь мать Амелии не отличалась крепким здоровьем. Вообще, мистеру Клису в письмах уделялось много внимания. Мне представлялось, что господин Клис с его единственной почкой и безвременно умершей женой очень привлекал тетю Матильду. Письма шли и от миссис Гревиллъ. Они скучали по мне и интересовались, когда я вернусь. Возможно, они поедут в Германию и на обратном пути прихватят меня с собой. Только на днях, сообщили они, Энтони сказал, что ему недостает вас.