В Ночь Седьмой Луны - Холт Виктория - Страница 17

– Ведь ту встречу нельзя считать эйфорическим сновидением. На меня тогда не действовало снотворное доктора Карлсберга.

– Романтическое приключение стало источником твоего сновидения. Разве ты не видишь, что все, что случилось потом, основывается на нем. Он увез тебя в охотничий домик, намереваясь, возможно, тебя соблазнить. В конце концов ты согласилась поехать с ним, и это дало ему повод считать, что ты согласна. А когда он понял, что имеет дело с юной школьницей из Даменштифта...

– Он знал об этом с самого начала.

– Возобладала лучшая сторона его натуры, кроме того, ему мешала служанка. Тебя привезли наутро домой, и это приключение сильно подействовало на тебя. Твой рассказ очень заинтересует доктора Карлсберга. Он подтверждает его теорию. А потом наступила Ночь Седьмой луны, мы потерялись, и на тебя напали. По твоим словам, он был в маске, и ты приняла его за того человека, с которым уже встречалась.

– Это и был он. Он назвал меня Ленхен. Так он называл меня и в первую встречу. Никто никогда не звал меня этим именем. Я не сомневаюсь, что это был он.

– Это могло прийти тебе в голову позднее. Возможно даже, это был тот же человек. Во всяком случае на этот раз возобладала худшая сторона его натуры. Я должна рассказать доктору Карлсбергу об этой встрече в тумане. Или, может быть, лучше, если ты сама расскажешь ему об этом.

– Ты не права, ты не права во всем, – закричала я. Она кивнула.

– Возможно, для тебя лучше, что ты продолжаешь верить в свои сны.

Я съела завтрак и, почувствовав себя лучше, встала с постели.

Я вспоминала о том утре, когда, открыв дверь комнаты. Увидела его на пороге. Я снова переживала ту звенящую радость. «Мы поженимся», – сказал он, и я ответила, что люди не женятся таким образом. «А мы можем», – он меня. Ведь он был графом и знал, как делаются такие вещи.

Я вспоминала о поездке в охотничий домик для бракосочетания и его нетерпение, крепкое объятие, волнение, которое передалось мне, церемония венчания.

Запись о бракосочетании! Конечно, она у меня, я аккуратно положила ее в верхний ящик туалетного столика вместе с теми немногочисленными драгоценностями которые у меня были, в маленькую шкатулку из сандала принадлежавшую еще моей матери.

Шкатулка была на месте. Я с радостью схватила ее и открыла крышку. Драгоценности были на месте, но документа не было.

В оцепенении я смотрела на шкатулку. Ни кольца, ни записи. Доказательств нет. Все больше и больше доводов в пользу того, что они говорят правду, а моя романтическая любовь и замужество – всего лишь следствие лечения доктора, чтобы вытравить из моей памяти воспоминание о том ужасном, что случилось со мной.

Не помню, как я прожила тот день. Посмотрев на свое лицо в зеркале, я увидела другого человека. Скулы, и без того резкие, выступили еще больше, под глазами появились слабые тени, но более всего заметным было отчаяние во всем моем облике. На лице, смотревшем на меня из зеркала, была печать безнадежности, и она появилась, когда я осознала, что начинаю верить Глайбергам.

Утром появился навестить меня доктор Карлсберг. Он был приятно удивлен, что я встала с постели. Ничто не должно мешать улучшению моего состояния. Он был уверен, что для этого надо смотреть правде в лицо.

Доктор сел рядом со мной. Он хотел, чтобы я говорила все, что приходит мне на ум. Я рассказала ему, что уже говорила Ильзе: о встрече в лесу и ночи, проведенной в охотничьем домике. Он не пытался убедить меня, что я это выдумала.

– Будь это возможно, – сказал он, – мне хотелось бы полностью стереть из вашей памяти то, что случилось в Ночь Седьмой луны. Но это невозможно. Память – не листок бумаги с карандашной записью, которую можно стереть резинкой. Но то, что было, то прошло. И не надо хранить это происшествие в памяти. Вы должны забыть его. Я рад, что вы здесь, вдали от дома. При возвращении в Англию и, я надеюсь, что это произойдет не раньше, чем через два месяца, вы будете находиться среди людей, ничего не слышавших о случившемся. Это поможет задвинуть это происшествие на задворки вашей памяти. Никто не напомнит вам о нем, ибо никто не знает о случившемся.

– Доктор Карлсберг, я не могу поверить вам. Я не могу поверить своим родственникам. Что-то во мне говорит, что я – замужем и все произошло так, как я уверена, было.

Он улыбнулся, скорее, удовлетворенно.

– Вам все еще надо в это верить. Возможно, даже лучше для вас верить в это еще немного. Со временем вы почувствуете себя достаточно сильной и без этого, и правда станет для вас более важна, чем та опора, которую представляют для вас сегодня сновидения.

– Время работает как надо. На второй день после Ночи Седьмой луны мы поженились, а утром четвертого дня мой муж получил известия о своем отце и уехал. На следующий день я проснулась в этой комнате. Просто невозможно, что я пробыла здесь все это время.

– И все же это придется потом признать, когда вы достаточно окрепнете, чтобы отбросить эту подпорку.

– Я не поверю, что я вообразила себе его.

– Вы объединили его с тем человеком, которого встретили в тумане. Вы говорили мне, что ваша мать часто рассказывала вам сказки и лесные легенды. Вы приехали сюда подготовленной к восприятию сверхъестественного, почти убежденной в существовании богов и героев. Вы говорите, что назвали его Зигфридом. Поэтому вы стали легким объектом в данном эксперименте. Прошу меня простить, что вас использовали таким образом, но поверьте мне, это, возможно, спасло вас от умопомрачения.

– Почему я придумала подобное замужество?

– Думаю оттого, что вы потеряли невинность и, будучи хорошо воспитанной девушкой, сочли невозможным подобное без замужества. К такому выводу легко прийти.

Ваш ужас, когда вы узнали, что с вами случилось, был компенсироваться чем-то противоположным, поэтому в ваших сновидениях возник этот экстатический союз.

– Почему же я решила, что мой муж – граф? Я никогда не намеревалась выйти замуж за графа.

– Он казался всемогущим: богатым, знатным. Это легко объяснимо.

– А Локенбургский?

– Ну, мы же в Локенвальде. Город носит название Локенбург. А, до меня дошло. В этой местности есть граф Локенбургский.

Мое сердце забилось учащенно. Я закричала:

– Тогда везите меня к нему. Я уверена, что это Максимилиан. Я знаю, он не лгал мне.

Доктор Карлсберг встал, мы вышли из комнаты и подошли к картине, висевшей на стене. Я заметила ее по прибытии, но не рассматривала внимательно. На картине был изображен бородатый мужчина пожилого возраста, в военной форме.

– Это портрет главы нашего правящего дома, – сказал он. – Такие портреты можно увидеть во многих здешних домах. Прочтите надпись.

Я прочла. Карл VIII, Карл Фредерик Людвиг Максимилиан, герцог Рохенштейнский и граф Локенбургский.

– Титул Локенбургский – одно из званий герцога Карла.

– Тогда почему он...

– Вы видели картину.

– Я никогда не рассматривала ее внимательно.

– Вы могли запомнить эту надпись механически, не обращая на нее внимания. Имена фиксируются в памяти без усилий с вашей стороны, и в вашем сновидении вы выбрали одно из них – Максимилиан – и связали с одним из титулов, который вы видели на надписи.

Я закрыла глаза руками. Но я видела его так ясно, его любимое лицо, страстные гордые глаза, устремленные на меня.

Я не могла поверить, что он – плод моего воображения.

Но у них были такие разумные доводы, и впервые закралось в мое сердце.

Этот ужасный день казался нескончаемым. Я сидела, равнодушно сложив руки на коленях. Я вслушивалась в уличные шумы в ожидании, потому что верила: он приедет к нам домой, и я увижу его глаза, полные страсти. «Что они пытались втолковать тебе, Ленхен?» – спросит он и с яростью обрушится на них, и они съежатся от страха, как мои кузен с кузиной сжимались от страха в моем сновидении; конечно, не падали ниц, но всячески старались смягчить его гнев.

Но все, по их утверждениям, было не так. Они никогда не знали друг друга. Как могут живые люди знать призрак? В сновидении они раболепствовали перед ним, потому что так мне хотелось. А наяву все это было иначе.