Тень рыси - Холт Виктория - Страница 2

На меня письмо произвело большое впечатление. Я даже стала немного ревновать отца к этому Линксу — он так восхищался им.

«Линкс собирается поставить поиски золота на широкую ногу, Нора, и я буду принимать в этом участие. Он опытный человек, знает все, что только можно знать о золоте, и не потерпит неудачу. А кроме того, на него работают сотни людей. Кстати, я рассказывал Линксу о тебе. Он думает, что ты сможешь сюда приехать, но не раньше, чем завершишь образование. Хотя прежде я сам заеду домой».

Я пыталась представить себе этого Линкса. Каторжник! Интересно, за что его осудили? Наверное, что-то политическое. Я почему-то была уверена, что он не вор и не убийца. Мне так хотелось узнать о нем побольше.

Потом перестали приходить письма. Я не сразу встревожилась: опять какие-нибудь наводнения, происшествия или опоздания судов. Ну что ж, значит, придет сразу несколько писем, как не раз уже случалось.

Однако тянулись недели, а писем все не было. Ни одного.

И вот однажды мисс Эмили вызвала меня к себе в кабинет. Это была холодная комната, чья благоговейная тишина нарушалась только тиканьем часов из позолоченной бронзы, стоявших на каминной полке. Мисс Эмили сидела за своим столом. У нее было такое лицо, словно то, что она собиралась сказать, причинит ей большую боль, чем мне. Всем родителям мисс Эмили казалось очень доброй, и они с благодарностью вверяли ей своих детей: уж она-то защитит их от суровой мисс Грейнджер. На самом деле заправляла всем мисс Эмили, лукаво прикрываясь при этом именем своей сестры.

— Вот уже два месяца, — начала она, сцепив пальцы и упершись в меня строгим взглядом, — как мы ничего не знаем о вашем отце.

— Я уверена, письмо от отца в пути. Мисс Эмили кашлянула.

— Что-то очень долго оно идет.

— Наверное, почта задерживается, мисс Эмили.

— Именно так поначалу и сказала мисс Грейнджер. Но счета школы уже три месяца не оплачиваются. Мисс Грейнджер очень переживает, но не может больше ждать. Она не в состоянии и дальше даром кормить, одевать, обучать вас… — Мисс Эмили каждое слово произносила так, видно ей это стоило огромных усилий.

— Может быть, — сказала я гордо, — мне лучше уйти?

— Куда? Просить милостыню?

Мисс Эмили уже не могла скрыть свое раздражение, но мне было все равно. Я боялась лишь за отца: только что-то очень страшное могло помешать его письмам.

— Как-нибудь обойдусь, — заявила я смело.

— Вы не знаете жизни. Вам ведь только шестнадцать?

— Семнадцать в следующем месяце, мисс Эмили.

— Ладно… Мисс Грейнджер очень великодушна. Она не собирается бросить вас на произвол судьбы. У нее есть предложение. Разумеется, вы вольны и не принять его. Если, конечно, у вас есть выбор.

Мисс Эмили изобразила благостную улыбку и воздела глаза к потолку.

— Вы можете остаться в нашей школе как одна из младших наставниц, это отчасти окупит расходы на ваше содержание.

Так я стала наставницей, но не это мучило меня. Каждый день я твердила себе, что письмо вот-вот придет, и каждую ночь спрашивала, а придет ли оно когда-нибудь вообще?

Теперь я жила в одной комнате, холодной и унылой, вместе с Мэри Фарроу. Эту сироту опекала бабушка, которая умерла, когда Мэри было шестнадцать, оставив ее без гроша. Мисс Грейнджер и к Мэри проявила «великодушие», сделав ее младшей наставницей. Робкая и невзрачная, она уже не надеялась на лучшее будущее, с чем я никогда бы не смирилась.

К нам относились хуже, чем к служанкам. Тем по крайней мере не напоминали постоянно, что своим местом они обязаны милосердию мисс Грейнджер. Мы не только должны были давать уроки младшим школьницам, но и быть их няньками, сами прибирать свою комнату, выполнять любое поручение мисс Эмили или мисс Грейнджер, а уж они-то заботились о том, чтобы их было предостаточно.

Не только хозяйки, слуги, но даже дети и те презирали нас. Мисс Эмили частенько входила в класс именно тогда, когда там стоял самый большой шум, выжидала несколько минут, слащаво улыбалась, а потом делала выговор в присутствии учениц. Их это только подстегивало. Кроткая Мэри особенно страдала. Я же могла и вспылить, а потому маленькие безобразницы все-таки немного опасались меня.

Иногда, подолгу лежа без сна на своей узкой жесткой кровати, я снова и снова повторяла: «Брошенная! Второй раз в жизни. Почему, почему они бросили меня? Ведь должна же быть какая-то причина».

В то утро я читала своему классу. Неожиданно открылась дверь, и появилась одна из учительниц, мисс Грэм. Странно посмотрев на меня, она сказала:

— Вас вызывают в кабинет.

«Письмо! А, может быть, он сам!»— тут же кинулась я к двери.

Мисс Эмили сидела за столом, перед ней лежало письмо.

— Можете присесть, Нора. Я получила письмо. В Австралии были наводнения, которые задержали почту.

Я не отрывала глаз от ее лица.

— Вы должны набраться мужества, моя дорогая, — мягко продолжала она.

Меня кольнуло дурное предчувствие. Должно быть, плохие вести, раз она назвала меня «моя дорогая». Так и есть. Ничего ужаснее и быть не могло.

— Мы ничего не знали о вашем отце по единственной причине — он умер.

Так вот оно что. Я никогда больше не увижу его. Не будет ни богатства, ни путешествий, но главное — не будет его самого — только полное одиночество.

Как слепая, добрела я до своей комнаты, рухнула на кровать, и только тут вспомнила о словах мисс Эмили: «Это определяет ваше будущее». Будущее! Что может быть страшнее настоящего? Я как сейчас видела смеющиеся глаза отца, слышала его голос: «Когда мой корабль вернется домой…»

Он уже никогда не вернется. Он разбился о скалы смерти…

Отец написал мне, умирая. Адвокаты переслали это письмо вместе с сообщением о смерти, но мисс Эмили не сразу отдала его мне, чтобы по ее словам, я могла хоть немного оправиться от первого удара.

«Не горюй, мы были так счастливы вместе, что не позволяй печали омрачить твою память обо мне. Произошел несчастный случай. Но у тебя все будет в порядке, Нора. Это мне обещал мой хороший друг. Линкс — человек слова, он позаботится о тебе, Нора, и сделает это лучше, чем я. Когда ты прочтешь эти строки, я буду уже мертв, но ты не останешься одинокой…»

Строки едва можно было разобрать, особенно последние слова: «Будь счастлива». Перо выпало из его руки, когда он писал их. До самого конца отец любил и заботился обо мне.

Я перечитывала письмо снова и снова, отныне оно всегда будет со мной.

Мисс Эмили просила зайти к ней. В кабинете, кроме мисс Грейнджер, сидел незнакомый господин во всем черном, с белым галстуком, очень важный на вид. Должно быть, это мой новый опекун, но по описаниям он совсем не походил на Линкса.

— Это Нора Тамасин, — представила меня мисс Эмили. — Нора, это мистер Мэрлин из конторы «Мэрлин-сыновья и Барлоу», поверенный вашего отца.

Я была настолько подавлена, что почти не слушала его, только поняла, что по воле отца отныне перехожу под опеку мистера Чарльза Херрика.

— Мистер Херрик, естественно, хочет, чтобы вы жили в его доме, в Австралии. Вас будет сопровождать туда один из членов его семьи.

Я только молча кивала головой.

Когда мистер Мэрлин удалился, мисс Эмили сказала, что все уладилось как нельзя лучше, очевидно, имея в виду оплаченные счета. Теперь я должна собраться, кое-что купить, но при желании могла бы остаться и наставницей, к чему, хоть она об этом раньше и не упоминала, у меня есть явные способности.

— Нет, благодарю, мисс Эмили, — ответила я и вернулась в свою комнату.

Бедняжка Мэри завидовала мне, той новой, волнующей жизни, что меня ожидала. Если бы она только знала, какое горе привело меня к ней.

Мне не надо было долго собираться. Я купила пальто и юбку из шотландки, а также крепкие ботинки, которые, видимо, понадобятся там, куда я отправлялась.

Наконец, меня снова вызвали в кабинет.

— Вы поедете в Австралию с мисс Херрик, дочерью вашего опекуна. Она будет ждать вас в гостинице «Фэлкон», это в пяти или шести милях от города Кентербери. Странно, что именно там, однако так распорядился ваш опекун. До Лондона вас будет сопровождать мисс Грэм, она проследит, чтобы вы спокойно сели в поезд до Кентербери. Надеюсь, поездка пройдет благополучно.