Ох уж, эти детки! - Верещагин Олег Николаевич - Страница 20

— Несправедливо, согласился Федька. В его задумчивых глазах начинали медленно разгораться золотистые искры.

— Так. Можно начать сражаться. Только есть вероятность, что пострадаешь или даже погибнешь. А можно уступить. Тогда будешь отступать всю жизнь, но останешься жив, цел и не вредим. Итак, Викинг?

"Ну пап!.." — хотел сказать Федька, но вдруг понял, что отец сказал это без насмешки. И вслух заявил:

— Ты, пап, сумасшедший. Другой бы своего сына…

— Это говорит мне человек, заработавший на подпольном мордобитии пятьдесят тысяч и отдавший половину тому, кто ему просто "понравился"! — возгласил Николай Андреевич. — А что до "другого!.. Есть такая штука: "инстинкт квочки". Правда — страдают им в основном матери, но и детей в основном воспитывают тоже они… Это когда бросаются защищать свое чадушко от любой видимой опасности — героически, безоглядно и глупо, потому что за этой опасностью не видит других, отдаленных от времени… "Товарищи боевики! Отдайте мне моего сыночка, пожалуйста — возьмите Кавказ, Волгу, Москву, только Петеньку верните!" А Петенька в плен попался, когда в самоволку за куревом бегал…

— Па… Федька помолчал. — Па, а ты меня из плена не стал бы…

— А ты бы туда попал?

— Ну, не за сигаретами… но ведь по-разному бывает… — задумчиво высказался Федька.

Николай Андреевич протянул над столом руку и взял сына за плечо:

— Я бы сделал все, чтобы освободить тебя. Организовал бы рейд. Захватил бы в заложники родню главаря бандитов. Но — ни выкупать, ни выпрашивать не стал бы, потому что это моральная капитуляция перед мерзавцами. И тут тоже самое, только этот ваш Большой Ха куда опасней боевиков… А в том, что первый раунд вничью — тут он прав. Все при своих. Ведь, как я понял, у вас есть все копии документов?

— Да, — Федька кивнул. — Только карта… там понять ничего нельзя толком.

— Это мы потом посмотрим, — обнадежил его отец.

— То есть ты предлагаешь нам сражаться? — сформулировал наконец Федька решение отца.

— Да, — кивнул тот, — но только НЕ ЗДЕСЬ.

— Не… — Федька свел светлые брови, почесал переносицу.

— Здесь Большой Ха сильнее, — пояснил отставной офицер. — Такие люди бравируют тем, что им плевать на власти и законы, но на самом деле они плоть от плоти и кровь от крови властью и законов и могут уверенно действовать только в привычной обстановке. А вот попав в Непривычную — теряются и начинают громоздить ошибку на ошибке. Если я вдруг сумею уговорить матерей Макса и Саши — крупнейшую бизнес-леди нашего городка и оперативного работника милиции, заметь! — вместе действовать против Большого Ха, мы проиграем очень быстро, причем совершенно законно. И еще окажемся виновными, а он — пострадавшей стороной… Но если выскочить с игрового поля Большого Ха… — Николай Андреевич многозначительно помолчал.

Искры в глазах Федьки превратились в здоровенные огоньки. Он медленно улыбнулся:

— По-ни-ма-ю-ю… — почти пропел мальчишка.

— Это какая руна? — осведомился с улыбкой отец. Уже совершенно открыто улыбаясь, Федька пояснил:

— Толкование руны «рад» — «поездка» — из "Древнеанглийской рунической поэмы"… Ты хочешь сказать — Большой Ха человек Большого Города. А мы…

— Тс, — Николай Андреевич поднес палец к губам Федьки. — Вы проиграли и смирились. и если завтра ты встретишь его на улице — вежливо раскланяешься. А сейчас пойдешь спать…

…Через открытое окно комнаты Федька слышал, как отец в саду напевает:

Мальчишка засмеялся и рухнул в постель. Он заснул почти сразу — но перед этим решил представить себе сосны на высоком берегу и себя, поднимающегося по крутой тропинке, в конце которой ждала…

…- Огоньку не найдется? — спросил человек, останавливаясь около калитки. Николай Андреевич покачал головой:

— Не курю, друг… — и, всмотревшись, тихо сказал: — Гомер? Тахир… ах… ты…

— Да, я капитан, — человек прислонился к забору. — Ты ведь тогда капитаном был?

— Был, — угрюмо подтвердил Гриднев-старший. — А ты, помнится, старлеем?

— Точно так… Я еще когда этого мальчишку увидел, подумал — похож. А потом фамилию узнал… Ты со своей развелся, что ли?

— Угу… а ты женат? — Николай Андреевич встал с лавочки, тоже оперся на забор плечом. Гомер покачал головой:

— Не дождалась… Мелочи жизни. Сейчас, наверное, локти кусает.

— Так, ты значит, у этого — у Большого Ха?

— Догадался? — Гомер принял более удобную позу. — А может, я просто сослуживца решил навестить?

— Совпадения и перетасовки… — задумчиво сказал бывший офицер, не обратив внимания на последнюю реплику. — И с чем же он тебя прислал, товарищ бывший старший лейтенант?

— Ты не язви, не надо, — дружелюбно ответил Гомер. — Глупо. Помнишь, как ты меня называл, когда я решил службу бросить? Ну и что? Где ты — и где я?

— Ты в дерьме, — спокойно сообщил Николай Андреевич. — Как я и предупреждал.

— А ты в белом? — не обиделся Гомер. — Я в дерьмо сам прыгнул, тебя в него окунули, вот и вся разница. Только я теперь живу, как мне хочется, хотя красивых слов не говорил, а тебе "за державу обидно" было — вот и крутишь баранку в той державе, которая тебя на помойку выкинула.

— Меня Гомер, — без обиды сказал Гриднев-старший, — не держава на помойку выкинула. А те прилипалы, которые к ней присосались, разбухли и себя главными возомнили… Да и ты, сдается мне, не очень-то счастлив, хоть и пыжишься. Тебя ведь Большой Ха послал?

— Нет, — Гомер ссутулился, вздохнул, посмотрел в небо. — Он про твоего пацана и думать забыл… Я… Я правда решил тебя навестить, когда понял, что это правда твой сын. Хороший парень.

— Да ну? — Гриднев-старший улыбнулся. — Поэтому вы его убить хотели?

— Помнишь, как меня Мамедгасанов захватил? — не ответил на вопрос Гомер. — Мы с ним долго разговаривали… "Ты мусульманин — и я мусульманин. Зачем служишь неверным? У нас есть ваши татары, переходи и ты к нам, будем платить в десять раз больше, чем твои русские платят!"

— Я вот и удивляюсь, — добавил Гриднев-старший, — что ж ты тогда не согласился?

— Ты!.. — Гомер вдруг вспыхнул, подался к бывшему сослуживцу, но тут же отстранился. — Это разные вещи, — добавил он устало. Николай Андреевич кивнул:

— Это точно… Те хоть о какой-то идее твердят. А тут ты за чистые деньги продался. Без идеи оно спокойнее, а Гомер?

— Я поговорить с тобой хотел, — устало сказал Тахиров.

— О чем? — отозвался Николай Андреевич. — О том, как тебе от твоей нынешней жизни нехорошо? Я не священник, грехи отпускать не умею, исповедоваться мне не стоит. Да и не верю я в раскаяние, Гомер. Каждый сам живет, сам выбирает. Таких, что "не ведают, что творят", на свете нету. Что еще скажешь?

— Не получилось разговора… — вздохнул Гомер. — Ну что же. Прощай…

— Ага, — кивнул Гриднев-старший. И тут же в спину спросил уходящего Тахтрова: — Гомер! Ты свой "Крест за мужество" как — подпольно носишь, или твой ХОЗЯИН разрешает?

Тахиров промолчал, так и ушел. А Николай Андреевич уже без слов засвистал сквозь зубы мотивчик туристкой песенки.

Свист был печальным.

ГЛАВА 2

Дробь 16-ть.(1.)