Шелковая вендетта - Холт Виктория - Страница 43

– Вы намекаете на Ее Величество королеву.

– Разве я не права?

– Она – человек стойких пристрастий и предубеждений. К сожалению, последнее относится к мистеру Гладстону.

– А это не повлияет на его назначение премьер-министром?

– Конечно, повлияет. Никак не могу понять, почему она так настроена против него.

– Полагаю, все мы питаем к одним людям необъяснимую привязанность, а к другим – стойкую антипатию.

– Вы тоже?

– К большинству людей я отношусь с симпатией, но есть отдельные личности, которых я никогда не полюблю.

В эту минуту я думала о Чарльзе. Даже до инцидента с мавзолеем я испытывала к нему неприязнь.

– Мистер Гладстон – не столь блестящий придворный в том смысле, в каком им был лорд Мельбурн. Юная королева была ему предана.

– А позже – Дизраэли, – прибавила я.

– Никогда этого не понимал. Но он ловко манипулировал словами.

– А Гладстон – нет?

– Он был хорош как оратор... но не как льстец. Гладстон – великий человек, и ради торжества своих идеалов он готов рискнуть даже своей политической карьерой. Такие люди – большая редкость.

Его глаза горели энтузиазмом. Мне нравилась его пылкость. Я находила, что прекрасно провела это утро.

Бабушка извинилась и ушла по делам, прихватив с собой Касси; мы с Дрэйком остались одни.

Мы говорили легко и естественно. Я рассказала Дрэйку про магазин и про то, как, оставшись вдовой с ребенком на руках, я не захотела жить в Шелковом доме. Я жаждала независимости, и в конце концов пришло время, когда отъезд стал просто необходим.

– Так я бухнула весь свой капитал в это предприятие, – закончила я.

Он внимательно меня слушал. Я была благодарна ему за то, что он ничего не спросил о Филиппе. Потом я рассказала ему, как трудно мы начинали и как графиня спасла нас от краха.

– Салон очень много значит для вас, да, Ленор? – спросил он.

– Этим я зарабатываю себе на жизнь.

– Но ведь дело не только в этом, правда? Магазин знаменует для вас свободу и что-то еще, что вы хотите доказать всему миру.

– Что же это?

– То, что женщина по своим деловым качествам ни в чем не уступает мужчине.

– Я не задумывалась об этом, но думаю, вы не ошиблись.

– Уверен в этом. Вы ненавидите всякую несправедливость и во всем хотите докопаться до истины. Вы хотите, чтобы в любом деле преобладала логика.

– Полагаю, что так.

– Я разделяю этот взгляд на вещи. Поэтому и пошел в парламент. Я хочу справедливости... для всех. Я не принимаю на веру расхожие мнения, а предпочитаю основываться на собственных суждениях. Такой же тактики придерживается и Гладстон. Он стал очень непопулярен, когда выдвинул законопроект о самоуправлении в Ирландии. Это и позволило консерваторам во главе с Солсбери победить на последних выборах.

– Я нахожу все это очень интересным, – сказала я.

– Хорошо бы нам встречаться иногда... чтобы вот так посидеть, поговорить. Я часто бываю в Лондоне. Что вы на это скажете?

– Скажу, что мне нравится эта мысль.

– Значит, решено.

Вошла Джулия и вклинилась в наш разговор:

– Оно поистине божественно. Бледно-лиловое с лентами более глубокого оттенка – не гелиотроп, а скорее, лаванда, правда, графиня?

– И сидит на вас великолепно, – сказала графиня. – Мы пришлем вам его.

– У тебя такой серьезный вид, – сказала Джулия, бросив быстрый внимательный взгляд на нас обоих. Видимо, ее удивило, что мы одни, и я сочла необходимым объясниться.

– У бабушки срочная работа, и она попросила Касси помочь ей.

– У нас туг была очень интересная беседа, – сказал Дрэйк, – о политике.

Джулия состроила гримаску.

– Об этом ты мог и не говорить. Я и сама бы догадалась. Твоя излюбленная тема, Дрэйк. Ни о чем другом ты говорить не способен.

– Наверное, ты права. – Он посмотрел на меня. – Надеюсь, я не наскучил вам?

– Отнюдь.

– Ленор всегда очень вежлива, – сказала Джулия.

– Причем тут вежливость, я просто сказала то, что думаю, – запротестовала я.

– Дрэйк так предан лидеру своей партии, верно, Дрэйк? – сказала Джулия.

– У меня есть на то веские основания.

– Какая жалость, что не все разделяют твою преданность, – рассмеялась Джулия.

– Но многие, – защищался Дрэйк.

– И многих удивляют его ночные похождения, – продолжала веселиться Джулия.

Дрэйк повернулся ко мне.

– Джулия говорит о кампании мистера Гладстона по спасению падших женщин.

– Да, – усмехнулась Джулия, – он бродит по ночным улицам, выискивая дам легкого поведения.

– Чтобы спасти их, – быстро проговорил Дрэйк. – Он очень хороший человек. Конечно, он уже немолод, но он в течение сорока лет ходил по маршруту от Пиккадилли до Сохо, по набережной Темзы, где обычно встречаются такие женщины. Он приглашал их к себе домой, кормил ужином и укладывал спать, а наутро они с миссис Гладстон беседовали с ними и пытались убедить их прекратить вести такой образ жизни.

– Очень опасная разновидность филантропии, – заметила Джулия, – могут найтись люди, которые заподозрят, что он преследовал при этом совсем иные цели.

– Это еще больше делает ему честь. – Дрэйк повернулся ко мне. – Вы согласны, Ленор?

– Да, люди всегда готовы подозревать в других дурное и из имеющихся у них фактов всегда выстраивают самую неприглядную версию.

Мне вспомнилось, какие взгляды бросали на меня после загадочной гибели Филиппа. Когда совершает самоубийство человек, который совсем недавно женился, в этом обязательно как-то замешана его жена.

– Ленор явно на твоей стороне, – сказала Джулия.

– Я сказала, что думаю.

– Что ж, Дрэйк, а я думаю, что нам пора. Ведь ты в это время занимаешься делами, верно?

– Я провел чудесное утро, – он задержал мою руку. – Аи revoir.

– А где остальные? – спросила Джулия. – Нужно же с ними попрощаться.

Я позвала их, и мы проводили Джулию с Дрэйком до дверей, где их ожидал экипаж.

Глядя вслед удаляющемуся экипажу, я вдруг подумала, что Джулия обращалась с Дрэйком так, словно имеет на него какие-то права. И они, кажется, очень хорошо знали друг друга.

Я вспомнила, как он ей нравился когда-то и как она злилась на меня из-за того, что он уехал. «Наверное, она в него влюблена, – подумала я. – Она кажется мягче, добрее. И тогда, давно, она тоже была к нему неравнодушна».

– Какой очаровательный мужчина! – заметила графиня.

– Он был очень привлекателен еще юношей, – сказала Касси.

– Мне он нравится, что-то есть в нем хорошее. – Бабушка посмотрела на меня с любящей улыбкой. – Надеюсь, он еще придет.

По пятницам мы обычно устраивали совещания, на которых обсуждали текущие дела и новые идеи, если таковые имелись. С некоторых пор графиня регулярно ездила в Париж. «Париж – центр мировой моды, – говорила она, – и мы должны следить за тем, что у них там происходит в этом направлении».

Раза два вместе с графиней во Францию ездила бабушка. Графиня была знатоком по части фасонов, в которые вносила свои поправки – или улучшения, как она их называла, а бабушка прикидывала, насколько реально осуществить эти улучшения на практике.

Я не могла ездить вместе с ними из-за Кэти. Мне не хотелось оставлять ее одну. Из этих поездок бабушка каждый раз возвращалась помолодевшей. Думаю, помимо радости от свидания с родиной, она получала огромное удовольствие от всего, что было связано с одеждой и модой.

На этот раз по возвращении графиня потрясла нас заявлением.

– Мы откроем филиал в Париже, – сказала она.

Мы молча уставились на нее. Открыться в Париже! Нам и в Лондоне было неплохо – с каждым годом мы расширялись и постепенно стали хорошо известны в придворных кругах.

– Во-первых, – продолжила графиня, – большинство фирм имеют там свои магазины. А во-вторых, я сама берусь все это устроить и до самого открытия магазина буду проводить там почти все время. Я знаю, как все это сделать. Поймите, нашим вещам нужно придать французский блеск. «А это, мадам, только что доставили из нашего парижского салона... « – и так далее в том же духе.