Шелковая вендетта - Холт Виктория - Страница 3

После того, как сэр Фрэнсис и его ассистенты просматривали платья, их упаковывали и увозили на фабрику. А вскоре прибывали новые ткани. Наши платья продавались в модном лондонском салоне, который тоже был частью шелковой империи Сэланжеров.

Я хорошо помню день, когда бабушка рассказала мне, как мы очутились в Шелковом доме.

В тот день я поднялась к ней в комнату озадаченная. Мы катались верхом, – занятия верховой ездой проводились ежедневно. Джулия была хорошей наездницей. Я, в общем, тоже. Касси, конечно, не могла угнаться за нами. Она побаивалась лошадей, несмотря на то, что у нее была самая смирная лошадка в конюшне. Я всегда присматривала за ней, когда она пускала лошадь в галоп, и точно знаю, что это служило ей поддержкой.

После занятий Джулия повела носом и сказала:

– Я чувствую, что на кухне готовится что-то вкусное.

И мы отправились туда.

– Ботинки у вас грязные? – вопросила миссис Диллон.

– Нет, ботинки у нас не грязные, миссис Диллон, – в тон ей ответила Джулия.

– Что ж, рада это слышать, так как мне не нужна грязь на кухне, мисс Джулия.

– Как вкусно пахнет булочками, – проворковала Джулия.

– Как им и положено... хорошие булочки и пахнут хорошо.

Мы уселись за стол, с надеждой глядя, как миссис Диллон достает из духовки очередную партию булочек.

– Ну ладно, – мрачно согласилась миссис Диллон.

– Но эта мисс Эвертон будет недовольна. И няня тоже... еще бы, перехватывать булочки между едой. Вам бы следовало дождаться своего законного чая.

– До него еще так далеко, – вздохнула Джулия. – Вот эту мне.

– Вы – мисс Обжора, вот что я вам скажу, – сказала миссис Диллон. – Это же самая большая.

– Вам это должно быть приятно, – заметила я.

– Благодарю, Ленор, я не нуждаюсь в комплиментах. Я и сама знаю, какие булочки пеку... Ну вот. Одну вам мисс Джулия. Одну вам, мисс Касси. И одну тебе, Ленор.

И вот тут я впервые обратила внимание. Мисс Джулия. Мисс Касси... и Ленор.

Некоторое время я раздумывала над этой странностью и наконец, когда мы с бабушкой сидели в саду у пруда выбрала подходящий момент, чтобы заговорить об этом Я спросила, почему ко мне никогда не обращаются «мисс», а называют просто по имени, как какую-нибудь Грейс или Мэй, или еще кого-нибудь из слуг.

С минуту бабушка молчала.

– Эти слуги, – наконец заговорила она, – очень как бы это сказать... чутки к таким вещам. Вот как. Они очень хорошо чувствуют такие тонкости... как кого называть... где чье место... Ты – моя внучка. А это не то же самое, что дочь сэра Фрэнсиса и леди Сэланжер. И поэтому такие люди, как миссис Диллон... и решают: «А-а, обойдется без «мисс»!

– Ты хочешь сказать, что я стою на одной ступеньке с Грейс и Мэй?

Она поджала губы, подняла руки вверх и закачалась из стороны в сторону. Она всегда очень живо жестикулировала, что придавало ее речи большую выразительность.

– Мы с тобой не должны придавать значения мнению таких, как миссис Диллон. Мы улыбаемся. Мы говорим: «Ах, вот как, да? Очень хорошо». В конце концов, что тебе до того, что тебя не называют «мисс»? Что такое это «мисс»? Ничто. Ты все равно такая, какая есть, и без этой приставки.

– Да, но почему, бабушка?

– А, ну это просто. Ты ведь не дочь хозяев этого дома, поэтому для миссис Диллон ты не «мисс».

– Да, но, когда девочки Дэлингтон приходят на чай или поиграть с нами, они называют их «мисс», а ведь они тоже не дочери хозяев этого дома. Мы с тобой слуги, бабушка?

– Мы здесь работаем... и если это означает быть слугами, то возможно. Но мы с тобой вместе... ты и я... и мы живем хорошо. Спокойно. Так стоит ли волноваться из-за какого-то «мисс»?

– Просто я хочу знать, бабушка, что мы делаем в этом доме, к которому не принадлежим?

Она колебалась всего мгновение, прежде чем пришла к какому-то решению.

– Мы приехали сюда, когда тебе было восемь месяцев от роду. Ты была таким милым ребенком. Здесь мы могли быть вместе... бабушка и ее малышка. Я думала, что в этом доме мы сможем быть счастливы, и к тому же они обещали, что ты получишь образование... и воспитание такое же, как у господских детей. Но мы как-то не обсуждали приставку «мисс». И, наверное, поэтому ты ее не получила. А ты хочешь быть «мисс»? Успокойся, малышка. Это короткое слово – не самое главное в жизни.

– Расскажи мне, как мы попали сюда. Почему у меня нет ни отца, ни матери?

Она вздохнула.

– Вот и пришло время, – тихо сказала она как бы самой себе. – Твоя мать была самой красивой и очаровательной девушкой, которая когда-либо рождалась на свет. Ее звали Мари-Луиза. Моя дочь, моя крошка, mon amour. Мы жили в окрестностях Виллер-Мюр. Там тепло и часто светит солнце. В Виллер-Мюр лето – действительно лето. Ты просыпаешься и знаешь, что весь день будет светить солнце. Не то, что здесь... когда оно выглянет ненадолго и уходит и никак не может решиться выглянуть снова.

– Ты бы хотела жить в Виллер-Мюр?

Она энергично тряхнула головой.

– Я хочу быть здесь. Теперь я принадлежу этому дому... и ты тоже, ma petite. Здесь ты будешь счастлива... и наступит день, когда тебя перестанет волновать, называют тебя «мисс» или нет.

– Меня и сейчас это не волнует, бабушка. Я просто хотела знать.

– Виллер-Мюр далеко отсюда, во Франции, и ты должна знать, а если не знаешь, то это тебе скажет и любезная мисс Эвертон, что Франция – большая страна... больше, чем этот маленький остров. Там есть горы и небольшие па и деревни, а Виллер-Мюр находится почти на границе с Италией. Там хорошо растут шелковицы, а это означает, что там есть шелк. Эти маленькие червячки, которые прядут для нас шелк, любят шелковичные листья, и везде, где растет шелковица, есть шелк.

– Так, значит, ты всегда была знакома с шелком?

– Виллер-Мюр – родина шелкопрядов... и шелк в тех местах – основное средство существования. Семья Сент-Аланжер жила там всегда и, если так будет угодно Господу, будет жить и дальше: Вот что я тебе скажу. Дом Сент-Аланжеров похож на этот... только вокруг не леса, а горы Сент-Аланжеры живут там уже несколько столетий. Это очень красивое место – лужайки с цветами, раскидистые деревья, через поместье бежит река. Повсюду разбросаны домики, где живут работники со своими семьями. Есть там и большая фабрика – здание из белого камня, увитое олеандрами и бугенвиллиями[4], которые растут повсюду. Но главное – mureraies – шелковичные рощи, где водятся лучшие в мире шелкопряды, лучше, чем шелкопряды Индии или Китая... где, возможно, и есть настоящая родина шелка. Виллер-Мюр – один из поставщиков лучшего шелка в мире.

– И ты там жила и работала на Сент-Аланжеров?

Она кивнула.

– У нас был хорошенький маленький домик... нам он казался самым лучшим. Весь в цветах... Моя дочь, Мари-Луиза, была там очень счастлива. Казалось, она была прямо-таки создана для счастья. Ее глаза играли и смеялись, но никогда не бывали такими грозными, какими становятся иногда твои, моя малышка. Они были темно-темно синие... как у тебя, а волосы почти черные... темнее твоих, мягкие и волнистые. Настоящая красавица... И совершенно не умела видеть зла. Она была наивна и доверчива... и умерла.

– Как она умерла?

– При твоем рождении. Такое случается. Она не должна была умереть. Я бы оберегала ее так же, как оберегаю тебя. Я сумела бы устроить ее счастье. Она умерла... но оставила мне тебя... и я счастлива этим.

– А мой отец? – спросила я.

Она помолчала, и потом произнесла:

– Иногда так случается в жизни. Ты поймешь это позже. Иногда дети появляются на свет, а отец...

– Ты хочешь сказать... он бросил ее?

Она взяла мою руку и поцеловала ее.

– Она была очень красивой. Но что бы тогда ни произошло, она оставила мне тебя, дитя мое, и это лучший подарок, который она могла мне сделать на прощание. У меня осталось ее дитя, которое стало моей единственной отрадой.

– О, бабушка, это так грустно, – сказала я.