Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 2 - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 9

Верба ждала Юру на углу Первой линии и Среднего.

— Ну что, предупредил?

— Предупредил… Не знаю, что ему это даст. К разговору с ГБ всегда трудно подготовиться. Слушай, давай посидим в каком-нибудь кафе.

На мгновение ему показалось, что пахнет весной, но это, конечно, было иллюзией, ошибкой восприятия. С залива дул резкий ветер, глаза слезились, на улице было холодно и промозгло. Правда, Верба смотрела весело, что было лучше всякой весны, — последнее время она редко одобряла его поступки. С тех пор, как его стали таскать в КГБ, они вообще чаще ссорились, а виделись реже. Он улыбнулся.

Центр управления полетами… полетами… Поставлен в известность… известность… Гора, казалось, заслоняла половину неба. Небо разламывалось от сверкания ледяных граней. Да нет, это его голова раскалывалась от боли. За ощущением головной боли пришло ощущение холода. «Только не спать, только не спать», — повторял голос в глубине еле теплящегося сознания. Ему казалось, что он лежит на леднике, весь разбитый. Глаза, однако, были закрыты, без помощи рук век было не разлепить. Болью пульсировал затылок. Что-то не то с правой скулой и верхними зубами. Язык нащупал костяные обломки. Руки окоченели. На запястье левой, похоже, открытая рана. Очень холодно ногам. Ни перчаток, ни ботинок. «Но чувствительность сохранилась», — отметило сознание. Оно постепенно брало под контроль разбитое тело. Запахи — холодной мочи, какой-то гнили. Звуки… Где-то недалеко слышались человеческие голоса, приглушенно доносились звуки уличного движения. Он же приехал в Москву! С ним были важные документы! Он сумел дотянуть до лица руку, пальцами разлепил веки. Кирпичная стенка, низкое небо. Чуть повернул голову. Тошнота. Похоже на сотрясение. Оцинкованные мусорные баки.

Память тоже возвращалась. Он приехал «Красной стрелой», собирался остановиться у шурина. Велел такси высадить его за три квартала. Пошел дворами. Слежки вроде бы не было, но… Нападение не было похоже на случайное нападение шпаны. Никаких разговорчиков, подходов. Слишком все слаженно, слишком профессионально. Наверное, за ним все-таки наблюдали, только издали. Тогда и коммуникация у них была — с использованием современной техники. Он попытался вспомнить последние несколько секунд перед тем, как его ударили по голове и он потерял сознание. Один стоял у баков. В ватнике, похожий на алкоголика. Но лицо, когда он обернулся, было молодое, глаза внимательные. При виде этого лица Онегин насторожился, хотя тип сразу же отвел взгляд. Глядя себе под ноги, он двинулся наперерез. В руке у него была короткая палка, вроде ножки от стула. Шел он не быстро, однако прямо и твердо. В этот момент Онегин заметил вторую фигуру — на первый взгляд, подростка с рулоном старых обоев. Подросток вышел из подворотни. Онегину в нем тоже что-то не понравилось. То, как он держал рулон? Третьего он почувствовал спиной — сработал старый боевой инстинкт.

Успел полуобернуться, готовясь отскочить, подсечь нападающего. Тоже какая-то серая фигура. Первый теперь мчался навстречу, подняв ножку стула, похожую на дубинку. Последнее, что отметило сознание, — рулон в руках подростка был нацелен прямо на него.

Он, однако, остался жив. Если действовали профессионалы, значит, убивать не входило в их планы. Вопрос, что было их задачей — сорвать его собственный план? Кто о нем знал и кому это было нужно? Дипломат с бумагами они забрали. Он отодрал прилипший к асфальту левый рукав, борясь с тошнотой, сел. Ни ботинок, ни перчаток, ни шапки. Проверил карманы. Документы и бумажник исчезли. Нашел случайно уцелевшие две копейки. Изо рта почему-то омерзительно пахло перегаром.

— Софья Антоновна просила меня срочно зайти, я у нее.

— Хорошо, — голос В. Ф. на том конце провода был ровный, без эмоций. Т. В. повесила трубку. С. А. сидела в глубоком кресле, закрыв лицо руками.

— Да, ну вот, — она опустила руки. — Федя звонил из Москвы, на него напали, страшно избили, отобрали документы, деньги. Это не случайно. Вам ведь устраивают очную ставку с Семеновым? Я думаю, опасность скорее угрожает ему, чем вам, но будьте очень, очень осторожны.

— Может быть, надо Семенова предупредить?

— Что вы, Таня! Как вы его предупредите? Вы его совершенно не знаете.

— Но, может быть, я сумею поговорить с ним до всякой очной ставки.

— Он вообще-то знает, что планируется? Может, он не захочет с вами разговаривать? А вдруг он попытается скрыться?

— Вы считаете, что Алексей Сергеевич действительно пытается нам помочь?

— Не знаю. Кому я не доверяю — так это М. К. Он вполне мог устроить нападение на Федю. У Феди с собой были важные документы.

— А мог он быть замешан в исчезновении?

С. А. закурила, дала прикурить Татьяне.

— Ты последнее время с М. К. общаешься в сто раз больше моего. Ты-то сама как думаешь, мог?

Татьяна задумалась, понимая важность обсуждаемой темы.

— В исчезновении он вряд ли замешан. Уж очень ему хочется узнать, что произошло. А в остальном… Он с таким раздражением говорил о Федоре Игнатьевиче. Но — организовать нападение?

— Его могла осуществить иностранная разведка.

— А бумаги… Они могли представлять для разведки интерес?

— Этого я не знаю. Не думаю, что нам стоит обсуждать дела Феди. Ты сегодня ночуешь дома? У меня к тебе просьба — пожалуйста, не встречайся с М. К. до очной ставки с Семеновым. Лучше бы с ним вообще не встречаться — ты еще не знаешь, на что он способен. И я бы хотела, чтобы сразу после ты снова встретилась со мной. Потом я поеду в Москву, чтобы увидеться с Федей. Ночуй у меня или поезжай к мужу. Только не встречайся с М. К.!

— Я лучше поеду домой.

— Расскажи мне еще немного об этих своих снах. Из-за чего весь сыр-бор, что вы так упорно с М. К. исследовали? В конце концов, чего достигли?

Т. В. чувствовала необходимость прояснить свои отношения с В. Ф. ради правильного душевного настроя накануне встречи с Семеновым. Как ни крути, В. Ф. - единственный, с кем ее внутренний камертон может быть в резонансе. Разговор, впрочем, разворачивался не лучше и не хуже обычного.

— Я думаю, что без моих снов они вообще вряд ли бы обратили на Семенова внимание. Ты, кстати, тоже.

— Но конкретную информацию о Семенове я собрал безо всяких снов, — возразил В.Ф. — Причем достоверную. А что достоверного узнала ты, кроме адреса?

— То, что Семенов вообще имеет отношение к делу. Насколько близким другом И. А. он был. Что он ездил с ним в Крым. Наконец, что они ездили втроем, вместе с М. К.! Если бы не мои сны, М. К. и говорить бы об этом не стал. Твоя достоверная информация — одни разговоры. Никто из этих людей не был с ним близок.

— Хорошо, — согласился В.Ф. — О чем мы будем говорить завтра? Ты уверена, что во дворе около дома И. А. мы видели именно Семенова? Будем мы это упоминать?

— Я бы держала информацию на крайний случай. Если сказать, что мы видели Семенова, ГБ его у нас отберет. А так, может, удастся с ним встретиться потом.

— Раз нам известен телефон Семенова, почему бы не позвонить ему сейчас?

— Об этом предупреждала С. А.! Он не знает, что ему предстоит очная ставка с нами. Если с ним связаться сейчас, он может попытаться скрыться.

Т. В. решила пока не касаться информации, полученной от М. К., о том, что вся работа В. Ф. как фотографа оказались под угрозой, поскольку зависела от хорошего отношения КГБ и покровительства генерала Онегина…

К концу вторых суток Онегин почти перестал опасаться за свою жизнь. Дело было не в травмах — они жизни не угрожали. «Крепкая у вас голова», — заметил хирург на отделении. Онегин, однако, был уверен, что наносивший удар умел рассчитывать свои силы и знал, чего хочет. Ему выбили несколько зубов и сломали нос. Самой серьезной из травм было раздробление скуловой кости — по-видимому, удар дубинкой. Осколки проникли в гайморову пазуху. Несомненно, предстояла операция. Дело было не в травмах, а в смысле случившегося. Поначалу он не был уверен — может, ему все-таки полагалось умереть. Он выбрался со двора в одних носках, в рваной одежде, с разбитым лицом, в чистом виде — избитый до полусмерти алкаш. Кстати, уровень алкоголя в крови действительно был велик. Вряд ли, пока он лежал без сознания, ему залили спиртного в рот. Может, сделали укол в вену. На запястьях были следы инъекций. Он нашел телефонную будку, позвонил шурину. Шурин приехал на такси, забрал его. От шурина он обязан был позвонить в отдел, известить о происшествии. Результат — за ним прислали «скорую», положили в спецбольницу. Все это еще не позволяло сделать однозначных выводов. Какова была цель нападения, кому оно было нужно? Какой-нибудь иностранной разведке? Он-то знал, что порой на ЦРУ, на англичан, на немцев, на израильтян готовы валить все, что угодно. Но не менее хорошо он знал, что их агенты реально существуют и способны, если необходимо, действовать решительно в таком относительно открытом городе, как Москва.