Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 2 - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 40

Миры, созданные в «Омеге» и «Пятом измерении», можно назвать упорядоченными — поскольку их спектр четко укладывается в некую моральную иерархию и поскольку само их отличие от нашего мира порождается человеческими поступками.

«Упорядоченным мирам» можно противопоставить «свободные миры» — те, что несравнимы друг с другом и чьи свойства совершенно не зависят от человеческой воли. «Свободные миры» возникают в случае, если фантасту не приходит в голову рассуждать ни о том, какие из миров лучше других, ни о том, почему именно вселенные параллельных измерений стали отличаться от нашей. В этом случае «параллельные реальности» становятся «игрой природы», превращаются в пестрый и беспорядочный конгломерат экзотических стран, отдаленно напоминающих нашу исходную реальность, однако образующих из элементов нашего мира самые прихотливые вариации.

Именно так устроено бытие в «Солдатах Вавилона» Андрея Лазарчука и в дилогии Сергея Лукьяненко «Черновик» — «Чистовик». В принципе, примерно такая же картина «раблезианского» разнообразия миров наблюдается и в романе Луьяненко «Спектр» — хотя, формально говоря, там речь идет не о параллельных реальностях, а о других планетах. Но путешествие по мирам Спектра происходит не на космических кораблях, а, как и в «Чистовике», через двери таинственных «таможен». Свободное миротворчество позволяет писателю целиком продемонстрировать возможности своей фантазии: у Лукьяненко мы видим и исламскую Россию, в которой христиане играют роль агрессивной экстремистской секты, и паровые полицейские машины атакующие выброшенного на берег спрута, и разумных кенгуру, и даже «мир Полдня», сошедший со страниц произведений Стругацких.

У Лукьяненко мы видим свободную «игру миров», в которой читатель не успевает привыкнуть к одной непривычной обстановке одной «страны чудес», как ему уже предлагают другую. Этому «буйству красок» противостоит более строгая проза, в которой писатель ограничивается созданием одного параллельного мира и именно на нем концентрирует внимание читателя. Таков роман Андрея Лазарчука «Транквилиум», где изображена одна «параллельная планета», доступ на которую обеспечивают «лазы», имеющиеся на территории России и США, и в силу этого населенная исключительно выходцами из России и англоязычных стран. Таков же роман Лазарчука «Штурмфогель», где над нашей обычной реальностью пролагается еще и магический «верхний мир», и если «внизу» идет Вторая мировая война, то «вверху» державы пока стараются соблюдать мир.

Другой пример — роман Вячеслава Рыбакова «Гравилет "Цесаревич"», в котором уменьшенная копия планеты Земля выращена в «реторте» некими злобными алхимиками для того, чтобы сделать ее полигоном для мировой революции.

У Рыбакова параллельный мир рукотворен — и это чрезвычайно характерно для российской фантастики. Действительно свободные, независимые от нашего, равноправные с нашим миром параллельные миры могут себе позволить создавать лишь немногие писатели. В большинстве случаев «иная реальность» оказывается не совсем иной — она производна от нашей, и не просто от нашего космоса, а от человеческой воли и человеческого сознания, иногда параллельные вселенные попросту рукотворны. У Вячеслава Рыбакова «иномир» выращивают в ретортах. Часто он является попросту виртуальной реальностью внутри компьютерных сетей — как в трилогии Сергея Лукьянеко «Лабиринт отражений» или в «Цифровом» Марины и Сергея Дяченко. В «Лабиринте отражений» идет речь о сочетании возможностей интернета, компьютерных игр и системы особых гипнотических воздействий на сознание — «Дип-технологии», позволяющей человеку почувствовать себя находящимся внутри виртуального мира. Эти лукьяненковские «Дип-технологии» упоминаются в романе Дяченко «Цифровой», также посвященном проблеме виртуальности компьютерных игр и постепенному вытеснению реальности виртуальностью из человеческого кругозора.

В свое время большое впечатление на меня произвел роман Святослава Логинова «Свет в окошке», в нем изображается загробное царство, порожденное желаниями усопших душ и воспоминаниями живых. Впрочем, хотя мир мертвых и порожден фантазией, в нем есть компьютеры, есть компьютерные игры и даже изображена ситуация, когда спящий человек смотрит на экран компьютера, благодаря чему ему снится мир компьютерной игры — с рыцарями, драконами и красавицами. Эта сложная, комбинированная виртуальность — сны, модерируемые компьютером, — легла в основу романа Андрея Валентинова «Сфера». Каждый человек способен создавать во сне свой собственный мир, а если подключить мир снов к компьютерам, то возможны и вовсе чудеса — встреча разных людей в одном сне, создание «сонных миров» по заказу, сонная виртуальность может даже стать приютом для души умершего человека. Наконец, в романе Дяченко «Казнь» изображается «спектр» параллельных миров, созданных неким гением, любителем моделей и моделирования. Технические принципы, с помощью которых эти миры стали реальностью, в романе не проговариваются, да и вправду незачем делать вид, что техника тут имеет значение.

Космическую фантастику породили те надежды, которые внушали нарождавшиеся космические технологии. Технологический контекст литературы о параллельных мирах более сложен. Из технических новинок последних десятилетий наибольшее впечатление на писателей произвело бурное развитие интернета и компьютерной виртуальности. Одновременно мощный импульс писательской фантазии придал поток данных о чудесах, связанных с человеческим сознанием, гипнозом, управляемыми сновидениями и внетелесными путешествиями, — короче, все то, что относится к сфере так называемой трансперсональной психологии. На Западе интерес к этой стороне реальности вспыхнул еще в 1960-е годы, а в России люди смогли познакомиться с окружающей трансперсональную психологию субкультурой только в «лихие 90-е». Одновременный интерес к изнанке сознания и миру компьютеров породил странные гибриды — вроде управляемых компьютерными программами сновидений.

Над всем этим высится главная литературная сенсация середины 90-х — «Чапаев и Пустота» Виктора Пелевина, в котором обитателю психбольницы снится, что он соратник Чапаева, а соратнику Чапаева — что он обитатель психбольницы.

Романы о параллельных мирах несомненно порождены важнейшей человеческой потребностью — потребностью выйти за горизонт, покинуть надоевшую повседневность и увидеть иные, не предоставляемые нашей реальностью возможности.

Что в человеке есть потребность в смене обстановки, что почти в каждом живет желание увидеть разнообразные чудеса окружающего мира, — не подлежит никакому сомнению. На эксплуатации этой потребности держится индустрия путешествий. Туристы тратят много времени, денег и сил, чтобы с помощью самолета или корабля добраться до какого-нибудь далекого тихоокеанского острова. Но туристическая поездка, как правило, дает возможность посмотреть лишь на одну чужую страну, а «лазы» и «таможни» в романах о пятом измерении позволяют легко заглянуть сразу в десяток краев «прекрасного далека».

Если верно, что фантастика пытается подготовить человеческое сознание к чудесам будущего, то страшно представить, к какому именно грядущему готовят нас эта фантастика, фантастика «Мультиверсума» — так философ Михаил Эпштейн вслед за эзотериком А. Р. Гонсалесом называл систему параллельных вселенных. В свое время литература о межпланетных путешествиях казалась преддверием космической экспансии человечества. Впрочем, на бумаге эту экспансию оказалось проводить намного проще, чем в жизни, реальное освоение космоса еще и на сотую долю не приобрело обещанные литературой масштабы, а сама космическая фантастика уже многим надоела. Поборники фантастического ищут новых идей — в том числе и экспансии в другие миры, вплоть до колонизации загробного царства (как в «Танатонавтах» Бернарда Вербера). Какую же экспансию обещает такая фантастика, каких прорывов она ожидает? Очевидно, что наша реальность представляется нам тесной и недостаточной, она слишком однообразна — мы хотим еще чего-нибудь другого. В этой комнате тесно, дайте заглянуть в другие комнаты. И в городе тоже тесно, в стране тоже скучно, и планета наша довольно маленькая — да и Вселенная, если говорить откровенно… Впечатление тесноты нашего мира как раз и усиливается из-за того, что с комическими полетами пока что дело не клеится. Если с нашей изъезженной вдоль и поперек и давно надоевшей Земли нельзя улететь к туманности Андромеда — давайте попробуем с нее улизнуть в пятое измерение.