Мой враг – королева - Холт Виктория - Страница 49

– Что тут рассказывать. Он – самый яркий, самый интересный мужчина в мире, как вы знаете. Я задумала выйти за него замуж некоторое время ранее, а теперь я сделала это.

Дороти была несколько встревожена. Очевидно, слухи достигли и ушей девочек. Мне оставалось гадать, слышали ли они о скандале с Дуглас Шеффилд.

– Мы поженились на совершенно законных основаниях, – успокоила я их. – На церемонии присутствовал ваш дед. Это говорит само за себя.

Дороти успокоилась, и я привлекла ее к себе и поцеловала.

– Не бойтесь ничего. Все будет очень хорошо. Роберт много раз говорил мне о вас, он собирается удачно выдать вас замуж.

Они слушали, затаив дыхание, а я рассказывала им, что положение их отчима настолько высоко, что самые родовитые семейства страны сочтут за честь породниться с ним.

– А вы, дочери мои, теперь его семья, потому что он – ваш отчим. Вам предстоит интересная жизнь, вы еще только начинаете ее. Но запомните – пока наш брак должен держаться в тайне.

– Да, понимаю! – вскричала Пенелопа. – Королева любит его и не допустит, чтобы он женился на другой!

– Это верно, – подтвердила я. – Так что помните: никому ни слова.

Девочки охотно кивнули в ответ, довольные тем, что им доверяют взрослые тайны.

Я начала прикидывать, сможем ли мы осуществить брак между племянником Роберта Филипом Сидни и Пенелопой, который мы с Уолтером считали очень выгодным, и я уже собиралась обсудить этот вопрос с Робертом, когда мы получили от него послание, в котором он писал, что покидает двор и направляется в Уонстед. Он хотел, чтобы я немедленно присоединилась к нему.

Путешествие это занимало только шесть миль, и я выехала без промедления, удивляясь по пути, что заставило его столь срочно покинуть двор.

Когда я прибыла в Уонстед, он встретил меня в состоянии озлобления. Он рассказал, что, невзирая на его советы, королева все-таки подписала и вручила Симье требуемый паспорт.

– А это значит, что сюда прибудет д'Анжу, – сказал он.

– Но ведь она никогда не снисходила до того, чтобы взглянуть на кого-либо из своих претендентов, не считая Филипа Испанского, хотя тот и не упорствовал в своем предложении.

– Я не могу понять этого. Единственное, что я понимаю, это то, что она смеется надо мной. Я вновь и вновь повторял ей, что будет глупостью звать его в Англию. Когда она отошлет его ни с чем обратно, это вызовет возмущение во Франции. Пока она кокетничает на словах и в письмах – совсем иное дело, хотя и опасное, как я ей не раз говорил. Но привозить его сюда… это сумасшествие.

– А что могло заставить ее так поступить?

– Она, кажется, потеряла разум. Мысль о браке и раньше вызывала в ней такое же возбуждение, но она никогда не заходила так далеко.

Я знала, о чем думает Роберт, и опасалась, что он прав. Она любила его, и если вдруг до нее дойдет, что он женился, она впадет в страшную ярость. Тот ее выпад с унизившими Роберта словами, что она не опустится до замужества со слугой, которого она подняла до себя, мог быть отзвуком ее внутренних разногласий. Она желала Роберта всецело для себя. Сама она дала себе право флиртовать с другими, капризничать и шалить, но ему предназначалось знать, что все это несерьезно. Он у нее был единственный. И теперь Роберт догадывался, что ей стали известны слухи о нашем браке, поскольку утаивать их столь долго становилось трудно.

Роберт рассказал о том, что когда он услышал о подписанном ею паспорте, он пошел к ней. Неожиданно перед лицом некоторых своих приближенных она потребовала ответа, как я осмелился явиться к ней, не испросив прежде разрешения на это. Я напомнил ей, что всегда делал это, не опасаясь порицания. Она сказала мне, чтобы я был осторожнее. Она пребывала в странном настроении. Тогда я ответил, что желал бы покинуть двор, поскольку вижу, что королева желает этого. Она ответила, что если бы таково было бы ее желание, она бы, не сомневаясь, высказала его, но, поскольку я сам предложил это, она считает, что моя отставка – неплохая идея. Тогда я поклонился и собрался уходить, и вдруг она остановила меня вопросом, отчего я так бесцеремонно врываюсь в ее апартаменты. Я отвечал, что не желал бы отвечать в присутствии ее приближенных. Она удалила их.

И тогда я сказал:

– Мадам, будет большой ошибкой приглашать сюда француза.

– Отчего же?! – закричала она. – Не думаете же вы, что я выйду замуж, даже не увидя своего будущего мужа?

Я отвечал:

– Нет, Мадам, дело в том, что я очень надеюсь и молю вас не выходить замуж за иноземца.

Она рассмеялась и выпалила целый запас ругательств. Она сказала, что прекрасно изучила мои завышенные претензии, мои амбиции и намерения, что я позволил себе возомнить, будто наряду с милостью и добротой ко мне она поделится со мной и властью.

Я сдержался и сказал, что мало кто был бы таким дураком, чтобы ожидать, что она поделится с ним властью. Все, что мог бы желать любой ее подданный – это служить ей во всех ипостасях, а если это служение она почтет за милость перенести в интимные сферы, избранник должен быть счастлив этим.

Затем она обвинила меня в том, что я чиню препятствия Симье, который лично жаловался ей на мое недружелюбие. Она сказала, что я взял на себя лишнее, что у меня завышенное самомнение, что я думаю, будто она без меня не обойдется и что если она выйдет замуж, ее муж вряд ли потерпит столь заносчивого подданного при дворе. Вследствие чего я попросил у нее отставки.

Она закричала:

– Ступайте с Богом! Ступайте и не приходите более. В последнее время при дворе слишком тесно от славы и гордыни лорда Лейстера.

И вот я в Уонстеде.

– Как ты думаешь, она, действительно, выйдет замуж за француза?

– Не могу в это поверить. Это чудовищно. У нее не будет наследника, а какой прок от замужества в таком случае? Ему – двадцать три, а ей – сорок шесть. Это несерьезно.

– Клянусь, она понимает, что это ее последний шанс сыграть в любимую игру ухаживания за ней: вот и весь ответ.

Он покачал головой, а я продолжала:

– Возможно, именно сейчас наступил благоприятный момент, чтобы обнародовать наш брак. В конце концов, она отвергла тебя и разве не естественно при этом искать утешения на стороне?

– В ее теперешнем настроении это может сгубить нас. Нет, Леттис, Бог да поможет нам, нужно подождать.

Он был в таком озлоблении против королевы, что я решила не продолжать эту тему. Он говорил еще о том, что может означать для нас потеря королевских милостей, как будто мне нужно было объяснять это. Человек, который пользовался таким расположением королевы, неизбежно будет подвергаться злобе и нападкам, будучи в опале. Зависть – это доминирующее свойство человеческой натуры, и Двор Елизаветы не был исключением. Роберт был возвышен королевой до положения наиболее могущественного и богатого человека в стране. У него был великолепный дворец в Стрэнде, несравненный Кенилворт, Уонстед, земли в северных, южных и средних областях – и все это приносило богатые доходы. Когда кто-либо искал расположения королевы, он приходил к Лейстеру, потому что было известно, что королева не может отказать ему ни в чем, когда она в настроении; более того, она всегда жаждала показать, как любит и ценит его.

Но она была деспотом: ее сходство с отцом проявлялось во многом. Он так же часто царственно напоминал своим подданным:

– Я тебя поднял, я тебя и уничтожу!

Ее тщеславие было безмерно, и покушение на него непростимо.

Да, Роберт был прав, говоря, что с королевой нужно быть осторожными. Весь тот день и далеко за полночь мы толковали о нашем будущем; хотя Роберт и не верил, что королева выйдет замуж за д'Анжу даже, если он приедет в Англию, ему все равно было нелегко.

На следующий день пришел вызов от королевы: Роберту предписывалось явиться ко двору без промедления.

Мы обсудили этот поворот событий.

– Мне все это не нравится, – сказал Роберт. – Боюсь, когда я униженно и покорно явлюсь к ней, она не преминет показать мне, как сильно я от нее завишу. Я не поеду.