Коварные пески - Холт Виктория - Страница 34

Я закрыла лицо руками и разрыдалась. Мне стало нестерпимо жаль прошлого, и так хотелось его вернуть.

Вдруг я почувствовала какое-то движение рядом с собой. Вскрикнув в испуге, я оторвала руки от лица и увидела, что подле меня кто-то сидит.

— Надеюсь, я не напугал вас, — сказал Нейпьер.

Я отодвинулась от него. Именно этого человека я меньше всего хотела бы сейчас видеть. Я привстала со скамейки, но он остановил меня, твердо взяв за руку.

— Не уходите, — сказал он.

— Я… не слышала, как вы подошли.

— Вы были погружены в свои мысли, — ответил он.

Я была в ужасе. Наверное, на моем лице были следы слез, и то, что он мог это заметить, было невыносимо.

Но он держал себя без своей обычной насмешливости, мягче и спокойнее. И это настораживало.

— Я увидел, как вы шли сюда. Мне хотелось поговорить с вами.

— Вы… видели?

— Да. Я пошел в сад, так как гости отца мне наскучили.

— Надеюсь, вы не высказали им это.

— Высказал, но очень кратко.

— Знаете, кто вы…

— Пожалуйста, не прерывайте себя. Вы можете говорить все, что обо мне думаете. Не церемоньтесь со мной. Тем более, что ваши мысли мне известны.

— В таком случае вы должны знать, что… ведете себя несколько бесцеремонно.

— А что еще ожидать при таком воспитании, как у меня. Но довольно обо мне. Вы представляете собой гораздо больший интерес.

— Неужели для вас кто-то более интересен, чем вы сами?

— В данный момент, как это для вас ни удивительно, — да, — он вдруг пристально посмотрел мне в глаза и сказал:

— Давайте отбросим колкости. И поговорим серьезно.

— Я не против.

— У нас с вами есть нечто общее. Вы понимаете это?

— Не могу представить что.

— В таком случае вы просто не думали об этом серьезно. Над нами обоими тяготит наше прошлое. Вот от чего вы и я должны избавиться. Сегодня вечером вы… — Он вдруг протянул руки и нежно коснулся моей щеки. — Вы все еще оплакиваете своего гения. Для чего? Он умер. Вы должны забыть его. Надо начать жизнь снова. Когда вы поймете это?

— А вы?

— Мне тоже есть, что забыть.

— Но вы сами делали попытку забыть?

— А вы?

— Да. Да!

— Сегодня вечером?

— Те вещи, что я играла…

— Знаю. Я нарочно их выбрал.

— Вы знали?

— Я прочел в одной из газет. На последнем концерте он играл именно эти вещи.

— Вы поступили по своему обыкновению — жестоко.

— Но вы ведь сделали первый шаг, чтобы вырваться из прошлого. Вы понимаете это? Вы почувствовали, что снова начинаете жить. Могу поклясться, что со дня его смерти вы ни разу не играли те вещи.

— Да. Ни разу.

— А теперь вы будете играть их часто. Это означает, что ваше освобождение началось.

— Так значит, вы выбрали эти вещи для моего же блага?

— Вы ведь не поверите мне, если я скажу да. Если же скажу, что выбрал их, чтобы смутить вас, тогда поверите, верно?

Он внезапно приблизился ко мне. Я должна была бы отринуть его, но вместо этого начала ему доверять. Не могу понять, что произошло с ним. Или со мной. Он стал другим. В эту ночь и я была другой.

Я чувствовала, что мне надо уйти. Что-то недоброе было в этой ночи… в полнолунии… в этом саду… и в самом Нейпьере.

Он протянул руки. Мне показалось, что он хочет коснуться меня. Но он не стал этого делать.

— Я выбрал эти вещи, — сказал Нейпьер, — нарочно. Я хотел, чтобы вы сыграли их, потому что лучше прямо смотреть в лицо жизни, чем прятаться от нее.

— А вы сами прямо смотрите в лицо жизни?

Он кивнул.

— И поэтому напоминаете всем, что застрелили своего брата?

— Теперь вы видите, — сказал он, — что у нас действительно есть нечто общее. Нам обоим надо избавиться от прошлого.

— Но почему я должна этого хотеть?

— Потому что иначе вы будете продолжать оплакивать его. Потому что вы создали себе идеальный образ, который с каждым годом приобретает для вас все большее совершенство и делается непохожим на то, что было в реальности.

— Откуда вы знаете, что было в реальности?

— Я многое о вас знаю.

— Что?

— То, что вы рассказали.

— Я вызываю у вас такой большой интерес?

— Да. Разве вы этого еще не поняли?

— Мне казалось, что для вас я слишком малозначащая персона, чтобы интересоваться мной.

Тут он расхохотался, и это был его прежний смех — резкий и язвительный.

Вдруг он сказал:

— Вас восхищает это место, не так ли?

Я согласилась с ним.

— И те, кто живет здесь?

— Мне всегда интересны люди.

— Но мы здесь несколько… необычны, верно?

— Обычно люди и бывают необычны.

— Вы когда-нибудь знали человека, который убил своего брата?

— Нет.

— Разве тогда это не делает меня уникальным?

— Несчастный случай может произойти с любым.

— Вы решительно отвергаете столь распространенное мнение, что это не был несчастный случай.

— Я уверена, что это произошло непреднамеренно.

— Тогда мне следует взять вашу руку… вот так… и поднести к губам… — он так и сделал. — И в знак благодарности поцеловать ее.

Его губы обожгли мою кожу, поцелуй был жарким, пугающим.

Я отняла руку как можно спокойнее.

— Мне не следовало этого делать? — спросил он.

— Да, не стоило. Меня не за что благодарить. Вполне логично думать то, что думаю я, о том трагическом происшествии.

— Вы всегда так рассудительны, миссис Верлейн?

— Во всяком случае стараюсь.

— Одариваете сочувствием только тех, кто этого заслуживает?

— А разве не правильно так поступать?

— Вам, конечно, известно, что меня отправили в Австралию к двоюродному дяде. Отец не мог вынести одного моего вида… после смерти брата. Моя мать покончила с собой. Говорили, что тоже из-за гибели Боумента. Две смерти за моей спиной. Вы, конечно, можете понять, что это такое. Мое присутствие в доме настолько напоминало об этих трагедиях, что меня отослали в двоюродному дяде, который занимался разведением скота в своем поместье в восьмидесяти милях на север от Мельбурна. Я думал, что останусь там до конца жизни.

— И вы были бы довольны этим?

— Никогда. Мое место в Лоувет Стейси. И когда возникла возможность сюда вернуться, я согласился на сделанное мне предложение.

— Теперь, когда вы вернулись, все должно наладиться.

— Возможно ли это, миссис Верлейн? — он пододвинулся ко мне ближе. — Как странно вот так сидеть в залитом лунным светом саду и вести серьезную беседу с миссис Верлейн. Я знаю, что вас зовут Кэролайн. А ваш гений звал вас Кэра.

— Откуда вы знаете?

— Я прочел об этом в газете. Там было написано, что, когда после концерта он возвращался к себе в гримерную, то единственное, что он мог произнести, было: «Все в порядке, Кэра».

Я почувствовала, как у меня задрожали губы. Не вытерпев, я взорвалась от негодования.

— Вы нарочно пытаетесь…

— Причинить вам боль? Нет, я просто хочу, чтобы вы смело посмотрели на то, что было, Кэра. Я хочу, чтобы вы прямо и честно посмотрели на прошлое, а затем отвернулись, чтобы жить. Это надо сделать нам обоим.

Его голос странно задрожал, и я с невольной нежностью коснулась его руки. Он взял ее, как будто говоря: «Помогите мне!»А я хотела сказать ему: «Мы оба поможем друг другу». Потому что, каким бы невероятным это ни могло показаться, но в тот момент я ему верила. Мне было хорошо. Хорошо с ним в этом саду, залитом ярким светом полной луны, обладавшей, казалось, какой-то волшебной силой, изгоняющей зло. Я почувствовала, что между нами возникло нечто такое, от чего ни я, ни он уже не в силах будем отказаться. Но мне вдруг стало страшно, страшно за себя… и за него.

Я встала.

— Здесь прохладно. Думаю, мне лучше вернуться в дом, — сказала я.

Как он изменился! Куда девалась вся его надменность? А может быть, я просто себя обманываю. И тому виной — этот сильный лунный свет.

Я была в полной растерянности. Единственное, что я твердо теперь знала: мне надо держаться подальше от Нейпьера.