Коварные пески - Холт Виктория - Страница 16

Комната была обставлена просто и скромно. На стенах висели несколько картин, а в углу сложены подрамники с холстами. На столе лежала палитра, а посередине комнаты стоял мольберт с незаконченным портретом трех юных девушек. Я сразу же поняла, кто они: Эдит, Оллегра и Элис.

Я подошла. Сибила внимательно следила за моей реакцией. Все верно: с золотистыми волосами Эдит, с копной черных вьющихся волос Оллегра и безукоризненно чистенькая Элис.

— Вы их узнали?

— Конечно. Сходство передано превосходно.

— Юные создания, — с расстановкой произнесла Сибила. — Но их лица пока ничего не говорят.

— Почему же? В них видна молодость… неискушенность… неопытность.

— Ничего в них не видно, — настойчиво повторила Сибила. — Но тому, кто хорошо знает эту троицу, ясно, что скрывается под их юным обликом. Но видеть — это дар художника. Видеть то, что пытаются скрыть.

— В таком случае художники — не очень удобные люди.

— Да, их стараются избегать, — смех у Сибилы прозвучал звонко, как у девочки. Она смотрела на меня, и от ее голубого детского взгляда становилось не по себе. Будет ли она пытаться проникнуть в мои секреты? Станет ли интересоваться моей бурной жизнью с Пьетро? Может быть, она постарается разгадать причину моего появления в этом доме? А что, если она узнает, что я сестра Роумы?

— Ну, это зависит от того, есть ли человеку что скрывать, — пояснила я.

— Всем людям есть что скрывать, разве не так, миссис Верлейн? Может быть, какой-то пустяк… но очень личный. Взрослые люди для художника намного интереснее молодых, Природа тоже живописец. Она изображает на лицах людей много такого, что они хотели бы скрыть.

— Но природа дает лицам и привлекательные черты.

— Вы стараетесь видеть только хорошее, миссис Верлейн. У вас есть нечто общее с той молодой женщиной, которая приезжала сюда на раскопки.

Меня охватило возрастающее беспокойство.

— С какой женщиной? — осторожно переспросила я.

Но Сибила продолжила, не обратив внимания на мой вопрос.

— Сэр Уилльям не хотел, чтобы трогали его земли. Но она была такой настойчивой: не давала ему покоя, пока он, наконец, не согласился. Сюда приехали археологи и начали раскапывать какое-то римское поселение. С их приезда все и началось…

— Вы были знакомы с этой женщиной, которая уговорила сэра Уилльяма?

— О, да. Мне хотелось знать, что у них там происходит.

— Это она исчезла?

Сибила в радостном возбуждении закивала, ее глаза почти скрылись в набежавших на веки морщинах.

— И знаете из-за чего все случилось? — спросила она.

— Нет.

— Из-за их копания. Этого не любят.

— Кто именно?

— Те, кто умер и перешел в мир иной. Хотя они и уходят, но… но не совсем. Они возвращаются.

— Вы имеете в виду римлян?

— Мертвых. Их присутствие ощущается повсюду. — Она приблизилась ко мне и прошептала:

— Мне кажется, что Бо не понравилось, что Нейпьер вернулся. Я даже точно знаю об этом. Он мне сказал.

— Бо… сказал вам!

— Во сне. Мы были очень дружны… Он был моим маленьким мальчиком. Такой сын мог быть у меня. Я представляла себе своего малыша именно таким, как Бо. Все шло нормально, пока не приехал Нейпьер. Было совершенно правильно, что его отослали отсюда. Раз Бо пришлось уйти, разве может Нейпьер оставаться здесь? Это несправедливо. И вот Нейпьер все-таки вернулся. И это очень плохо, поверьте мне. Подождите… — она подошла к груде картин в углу и вынула одну. Когда она ее поставила к стене, я чуть не задохнулась от ужаса. Это был мужской портрет в полный рост. Лицо имело злобное выражение, подчеркнуто была выделена горбинка носа, глаза сужены, губы изогнуты в отвратительной усмешке. Я признала в этом лице Нейпьера.

— Узнаете? — спросила Сибила.

— Не очень похоже, — ответила я.

— Я сделала этот портрет сразу после того, как он убил своего брата.

Меня охватило негодование. Но негодование это вызвано было несправедливым отношением к мальчику, а не к тому мужчине, который встретился мне на конюшне, — повторила я про себя с жаром. Сибила не сводила глаз с моего лица и затем рассмеялась.

— Вижу, что вы готовы взять сторону Нейпьера. Но вы не знаете его. Он злой. Он завидовал своему брату, красавцу Бо. Он желал себе того, что имел Бо… поэтому и убил его. Он был способен на такое, я знаю. И другие знают.

— И все же я уверена, что не все так думают… Сибила прервала меня:

— Как вы можете быть такой самоуверенной, миссис Верлейн? Что вы знаете? Вы думаете, если Уилльям вернул его домой и женил на Эдит, то… Но Уилльям тоже жестокий человек. Все мужчины в этом доме жестокие… кроме Бо. Бо был красавец. Бо был добрым. И должен был умереть. — Она отвернулась. — Простите меня. До сих пор не могу успокоиться. Не могу забыть.

— Понимаю, — я отвела взгляд от страшного портрета юного Нейпьера. — Очень было любезно с вашей стороны показать мне свои картины. Но теперь мне надо идти в свою комнату. Я могу скоро понадобиться.

Сибила кивнула.

— Надеюсь, вы еще придете и посмотрите другие мои работы.

— С удовольствием, — ответила я.

— Когда? Скоро? — произнесла она просящим, как у ребенка, голосом.

— Как только вы будете столь добры, чтобы пригласить меня.

Сибила радостно закивала и потянула за шнур звонка. Пришла служанка, и Сибила попросила ее проводить меня в мою комнату.

Когда я пришла к себе, там меня уже ждала Элис.

— Меня послали передать вам, — сказала она, — что сегодня вы будете обедать с нами в маминых покоях. Я зайду за вами в семь часов.

— Спасибо, — ответила я.

— У вас встревоженный вид. Сэр Уилльям хорошо вас принял?

— Да. Я играла для него. И, кажется, ему понравилось. Но я заблудилась на обратном пути и случайно встретила мисс Стейси.

Элис понимающе улыбнулась.

— Да, она немного… странная. Надеюсь, это встреча не очень вас смутила.

— Она показала мне свою студию.

Элис удивилась.

— Вы, должно быть, очень ее заинтересовали. Ее картины вы тоже видели?

Я кивнула.

— На одной из них — вы, миссис Стейси и Оллегра.

— Неужели? Она не говорила, что пишет наш портрет. Как он, хорош?

— Сходство передано превосходно.

— Мне бы хотелось посмотреть его.

— Мисс Стейси наверняка вам его покажет.

— Знаете, она бывает временами немного ненормальная. У нее была несчастная любовь. Кстати, вы не заметили ничего странного в наших именах?

— В именах?

— Да, но именно в соединении наших имен. Они как раз, как в одном стихотворении… Вы любите поэзию?

— Да, есть вещи, которые я очень люблю, — ответила я. — А какое стихотворение ты имеешь в виду?

— Лонгфелловское… Можно, я прочту ту часть, которая мне особенно нравится? Я знаю ее наизусть.

— Да, пожалуйста.

Элис сложила руки за спиной и, опустив глаза, продекламировала:

В приоткрытую дверь в свете лампы ночной

Вижу скромную Элис, озорную Оллегру,

Подле — Эдит с копной золотистых волос.

То шепоток встрепенется, то молчанье средь них.

Но я знаю, я вижу по задорным глазам,

Замышляют они, строят планы они,

Как меня чем-нибудь поразить.

Элис подняла на меня глаза. Они сияли.

— Видите, — сказала она. — Озорная Оллегра. Эдит с золотистыми волосами, и я, — скромная Элис, разве не так? Видите — это о нас.

— И вы строите планы, как кого-нибудь чем-нибудь поразить?

На губах Элис появилась ее обычная слабая, тихая улыбка. Затем она сказала со своей неизменной скромностью:

— Мне кажется, все мы временами чем-нибудь поражаем друг друга.

3

В тот день я обедала с миссис Линкрофт и Элис. Миссис Линкрофт приготовила еду сама, так как помимо спальни и гостиной в ее распоряжении была и маленькая кухня.

— Когда в доме принимали гостей, а в свое время это бывало часто, — объяснила она, — я посчитала, что иметь у себя небольшую кухню намного удобнее. И слугам меньше хлопот, и мне самой приятнее. Теперь, я думаю, и вы, миссис Верлейн, можете обедать здесь. Элис тоже будет с нами, правда, время от времени сэр Уилльям любезно приглашает ее обедать с семьей. Возможно, и вас он иногда будет звать к своему столу.