Королева-распутница - Холт Виктория - Страница 33

— Моя дорогая, — ответил он, — прошло много дней, но любовь сохранилась; ожидание сделало ее еще более желанной.

— Иногда она прокисает со временем, — заметила Марго.

— Ты сердишься, дорогая?

— Нет, месье. Я могу сердиться, лишь когда сильно люблю.

Он не понял значения ее слов. Он был слишком высокого мнения о себе. Это та Марго, думал он, которую я видел перед собой много раз: возбужденная, ждущая, когда он разбудит в ней привычную страсть.

— Моя дорогая, — начал он, но Марго перебила его.

— Месье де Гиз, — сказала она, — я обнаружила, что вы более одарены как убийца, нежели как любовник; вы знаете, что меня устраивает все только самое лучшее. Если мне понадобится убийца, я, возможно, обращусь к вам. Но если я захочу любовника, я обойдусь без вас.

Она заметила, что он не только смутился; в его глазах появилась настороженность. Она связана с гугенотами и поэтому может оказаться врагом.

Марго засмеялась.

— О, будьте осторожны, месье де Гиз. Вы пожелали любовницу из лагеря гугенотов. Почему бы вам не вытащить шпагу и не убить меня? Вы подозреваете меня в дружбе с гугенотами. Это — достаточная причина для моей смерти, верно?

— Ты сошла с ума? — спросил он.

— Нет. Просто я разлюбила тебя. Ты уже не кажешься мне таким красивым, как прежде. Ты не пробуждаешь во мне желания.

— Это не может быть правдой, Марго.

— Тебе, верно, трудно в это поверить. Но я сказала правду. А теперь ты можешь уйти.

— Дорогая, — ласково произнес он, — ты сердишься, потому что я надолго покинул тебя. Если бы я мог, я бы уже давно пришел сюда. Ты должна понять: не убей мы гугенотов, они бы убили нас.

— Они бы не сделали этого! — с жаром заявила Марго. — Не было заговора гугенотов. Ты знаешь так же, как я: так называемый заговор гугенотов — выдумка моей матери. Она искала предлог для убийства.

— Почему мы говорим о столь неприятных вещах? Ты забыла, кто мы друг для друга?

Марго покачала головой.

— Все кончено. Мы должны искать удовольствия в других местах.

— Как ты можешь говорить это! Ты всегда любила меня!

— Прежде.

— Когда это кончилось?

— Вероятно, в канун дня Святого Варфоломея.

Он обнял Марго, поцеловал ее. Она с достоинством произнесла:

— Прошу вас, месье де Гиз, отпустите меня.

Марго радостно засмеялась, обнаружив, что он больше не волнует ее.

Он стал надменным. Он не привык к отказам. Это задело его самолюбие, гордость Гизов и Лорренов.

— Очень хорошо, — сказал Генрих, отпустив Марго. Но он колебался, ждал, когда девушка засмеется, скажет ему, что любит его, как прежде, что ее скверное настроение прошло.

Но она стояла неподвижно, насмешливо улыбаясь. Наконец Генрих в ярости повернулся и покинул Марго.

В коридоре он едва не столкнулся с Шарлоттой де Сов; женщина не ожидала, что он выйдет так скоро; она думала, что Марго вернет его и затем произойдет одна из тех страстных сцен, которую следовало описать королеве-матери.

Генрих удержал Шарлотту, которая вскрикнула и сделала вид, будто едва не упала на пол.

— Простите, мадам.

Она улыбнулась ему и покраснела, заметив, что он восхищается ее красотой.

— Я сама виновата, месье де Гиз. Я… я собиралась навестить Ее Величество… и не думала, что от нее кто-то выйдет так скоро.

— Надеюсь, я не причинил вам вреда?

— Нет, месье. Право, нет.

Он улыбнулся и пошел дальше. Шарлотта, не двигаясь, смотрела ему вслед.

Она не стала сразу заходить к Марго; Шарлотта задумалась, стоя у двери. Искренне ли говорила Марго? Действительно ли она рвет любовную связь — самую страстную и обсуждаемую при дворе? Допустим, это так. Шарлотта улыбнулась. Женщина имеет право порадовать себя чем-то иногда. Она устала от игры, а которую должна была играть с Наваррцем, поддерживая в нем желание, но не удовлетворяя его. Возможно, не стоит говорить королеве-матери об этой маленькой сценке. Она, Шарлотта, может получить определенные указания относительно герцога де Гиза; королева-мать, несомненно, обладала даром читать тайные мысли и желания женщин из Летучего Эскадрона.

Нет, Шарлотта ничего не сообщит Катрин о своем открытии: если красивый герцог нуждается в утешении, то Шарлотта не получала распоряжения от королевы-матери отказать ему в этом.

Чувство удовлетворения, испытываемое Катрин, не могло длиться долго; она не сожалела о своей растущей непопулярности во Франции и зловещей репутации, распространявшейся за пределы страны, зато ее беспокоило то, что король выходил из-под ее влияния. Прежде она думала, что, уничтожив влияние Колиньи, она сумеет восстановить отношения, существовавшие между ней и Карлом до того, как адмирал околдовал короля. Но это оказалось не так. Карл слабел физически, приступы безумия участились; но было ясно, что он, страдая от воспоминаний о роковых августовских днях и ночах, как и все прочие французы, обвинял Катрин в организации резни. Он страстно желал вырваться из-под ее опеки.

Он постоянно вспоминал слова адмирала: «Правь самостоятельно. Освободись от влияния матери». И Карл собирался сделать это, насколько позволит его слабая воля и разум.

Катрин поняла это и серьезно забеспокоилась. Если, как утверждали многие, смерть Колиньи была необходима ей для того, чтобы единолично командовать сыном, то ей абсолютно не удалось добиться желаемого результата. Сейчас Карл вышел из ее подчинения сильнее, чем когда-либо.

Испания, перестав чрезмерно радоваться резне, намекнула на то, что поскольку большинство гугенотских лидеров погибло — Филипп согласился, что брак был необходим для того, чтобы заманить врагов в ловушку, — теперь отсутствовали причины, мешавшие расторжению этого союза.

В первый момент Катрин возмутилась. «Моя дочь стала женой всего несколько недель тому назад, она только начала любить своего мужа, и нам предлагают аннулировать брак!»

Испанский посол цинично усмехнулся: «Наваррец сейчас, мадам, — не лучшая партия; его презирают и католики, и гугеноты. Это не слишком завидный брак для дочери из королевской семьи!»

Катрин задумалась над этим, и вскоре она поняла разумность сказанного послом. Даже в случае гражданской войны — казавшейся сейчас весьма маловероятной в силу того, что ряды гугенотов поредели, — вряд ли французы захотят видеть на троне человека, легко сменившего веру, известного бонвивана и повесу.

Она знала, в чью сторону посмотрит народ, если в результате какого-нибудь несчастья — Катрин была готова отдать жизнь в борьбе за то, чтобы оно не случилось, — сыновья дома Валуа лишатся их приоритетно о права на трон. Это был молодой человек, который, во всяком случае, в глазах парижан, не мог сделать ничего дурного для страны. Да, верно, он руководил резней, но в столице никто не винил его. Говорили что он просто подчинился приказам короля и королевы-матери. Славная все-таки это вещь — любовь толпы. Она избавляла от обвинений и возвеличивала достоинства.

Да, Париж будет рад видеть своего героя на троне, хоть его права на престол весьма сомнительны.

Она глубоко задумалась. Необходимо приспосабливать свою политику к происходящим событиям; обстоятельства требуют гибкости. Возможно, ей следовало разрешить Марго выйти за Генриха де Гиза, когда они страстно желали этого; но в то время это казалось недопустимым. Ввиду нынешнего поворота событий и недавнего поступка Наваррца брак между Марго и Гизом стал более желательным, чем союз принцессы с Генрихом Наваррским. Папа, разумеется, не стал бы чинить препятствий, и Филипп Испанский был бы доволен этим. Гиз имел в Испании и Риме репутацию одного из самых непоколебимых католиков Франции. Почему не устроить два развода одновременно? Гиз расстанется со своей женой, а Марго — с ее мужем, и эта влюбленная парочка наконец соединится! Катрин цинично усмехнулась. Кажется, это тот случай, когда главные действующие лица могут одновременно проявить благоразумие и быть счастливы.

Она обсудила эту идею с испанским послом. Он одобрил ее. Катрин вызвала к себе дочь; между ними состоялась тайная беседа из числа тех, что были хорошо знакомы всем детям Катрин.