Кирклендские услады - Холт Виктория - Страница 39

Хейгар эта реплика явно удивила. По-моему, ее поразило, что не все смотрят на ее любимца ее глазами. Вот доказательство, подумалось мне, что даже у самых мудрых людей есть свои слабости. Слабостью Хейгар, несомненно, был ее внук. А мне хотелось знать, какие слабости были у него. Если они вообще были.

И все же я питала к нему искреннюю благодарность за то, что он поверил в мой рассказ о монахе. Поэтому держалась с ним не столь холодно, как прежде.

Я распрощалась с Саймоном и пошла прямо к себе в спальню. День клонился к вечеру. Через полчаса должна была надвинуться темнота. На лестнице и в моей комнате витали тени, и, когда я открыла дверь, меня сразу охватил такой же непреодолимый страх, как в тот раз, когда я увидела монаха у моей постели. Может быть, пугаться и не стоило, но я сразу вспомнила ту ночь — занавески вокруг моей постели были задернуты!

Я направилась прямо к кровати и отдернула их. Окажись за ними монах, я бы не удивилась, но, разумеется, за занавеской никого не было. Я поспешно оглядела комнату и прошла в туалетную. И там никого. На мой звонок сразу пришла Мэри Джейн.

— Зачем вы задернули занавески у кровати? — сердито спросила я.

Мэри Джейн в недоумении воззрилась на кровать:

— Но… мадам… Я вовсе их не задергивала!

— А кто же мог это сделать?

— Но, мадам, ведь занавески не задернуты!

— Что же, по-вашему, мне померещилось, что они были задернуты? Разумеется, я сама их раздернула только что!

Я бросила на нее яростный взгляд, и она в испуге отпрянула:

— Я… я… их не касалась! Вы же всегда говорите, что не любите, когда они задернуты.

— Но кто же их закрыл? — повторила я свой вопрос.

— Да некому, мадам. Я всегда сама убираю ваша комнату, как велела миссис Грэнтли.

— Нет, наверное, все же вы их задернули, — повторила я, — иначе как это объяснить?

Мэри Джейн попятилась к дверям:

— Поверьте мне, мадам, я их не трогала!

— Вы просто забыли. Иначе быть не может.

— Нет, мадам, могу поклясться, не забыла!

— Забыли! — упрямо повторила я. — Можете идти.

Потрясенная Мэри Джейн ушла. До этого у нас с ней всегда были прекрасные отношения, и я никогда так резко с ней не разговаривала.

После ее ухода я осталась стоять, вперив глаза в дверь, и мне вспомнились слова тетушки Сары: «Вы сердитесь, потому что боитесь». Она была права. Вид задернутых занавесок напугал меня. Но почему? Что было в этом странного? Ответ долго искать не пришлось: задернутые занавески напомнили мне о зловещем ночном посетителе.

Но вообще-то занавески мог задернуть кто угодно! Скажем, кто-то хотел вытрясти из них пыль… а потом забыл раздвинуть? Почему Мэри Джейн боится признаться? Да потому, что она их не задергивала! Мэри Джейн прекрасно все помнит. Недаром я столько раз твердила, что не люблю спать, когда занавеси задернуты.

Меня охватила легкая дрожь. Мне вновь живо представилась та ночь: как я внезапно проснулась, как передо мной предстало это жуткое видение, как я ринулась за ним и наткнулась на стену из голубого шелка. Однако бояться нет причин. Это всего лишь неприятное воспоминание, оно-то и ввергло меня в испуг. Но тут же меня охватила тревога — неужели обо мне не забыли? Неужели после нескольких спокойных недель за меня берутся снова, и мне грозят новые страхи? Да, я сердилась, потому что была испугана, но я не имела права срывать гнев на Мэри Джейн!

Мне стало стыдно, и я кинулась к звонку. Мэри Джейн сразу же появилась на пороге, но ее лицо не сияло обычной улыбкой, и она смотрела в сторону.

— Мэри Джейн, — проговорила я. — Простите меня!

Она недоумевающе на меня поглядела.

— Я не имела права вас упрекать. Если бы занавески задернули вы, вы бы так и сказали. Я знаю. Я просто устала.

Она, все еще ничего не понимая, смотрела на меня, потом спохватилась:

— Что вы, мадам, это пустяки.

— Нет, Мэри Джейн, — настаивала я. — Я была не права, а я несправедливости не терплю. Пойдите и принесите свечи, становится темно.

— Слушаюсь, мадам. — И она вышла, куда более веселая, чем когда покидала мою комнату несколько минут назад.

К тому времени, как она вернулась со свечами, я приняла решение поговорить с ней начистоту. Мне совсем не хотелось, чтобы она думала, будто я отношусь к тем людям, кто вымещает на других свои обиды и неприятности. Я решила поделиться с ней терзавшими меня подозрениями. Она должна знать правду.

— Поставьте свечи на камин и на туалетный столик. Ну вот, теперь совсем другое дело. Понимаете, Мэри Джейн, когда я увидела эти задернутые занавески, я сразу вспомнила то происшествие…

— Понимаю, мадам.

— И я решила, что кто-то опять вздумал позабавиться надо мной. Вот мне и хотелось, чтобы выяснилось, будто занавеси задернули вы. Я бы тогда сразу успокоилась.

— Но этого не было, мадам. Не могла же я сказать вам неправду.

— Конечно. Вот я и ломаю себе голову: кто это сделал и зачем?

— Да сюда мог войти кто угодно. Вы же днем спальню не запираете!

— Да, не запираю, так что войти мог всякий. Но, впрочем, все это не важно. Наверное, у меня просто разыгралось воображение. Скорее всего, это находит на меня из-за того, что я жду ребенка.

— Да, мадам, Этти тоже теперь не та, что прежде.

— Вероятно, со многими женщинами в это время случается подобное.

— Вот-вот. Этти, к примеру, всегда нравилось, как Джим поет. У нашего Джима голос хоть куда! А теперь она его слышать не может. Говорит, что не выносит никакого шума.

— Вот видите, Мэри Джейн, чего только с нами, женщинами, не бывает! Просто не надо ничему удивляться. А я, между прочим, хотела показать вам одно платье. По-моему, оно может вам подойти. Мне оно больше не годится.

Я вынула из шкафа темно-зеленое габардиновое платье с отделкой из шотландки в красную и зеленую клетку, и глаза у Мэри Джейн заблестели.

— О, мадам! Вот это да! И как раз мне впору!

— Ну и берите его себе. Мне это только приятно.

— Спасибо большое, мадам!

Мэри Джейн была добрая душа. Не меньше, чем платье, ее порадовало и то, что между нами снова установилась прежняя дружба.

Когда она ушла, мне показалось, что ее радостное настроение сообщилось и мне. Я заметила свое отражение в зеркале — молодое лицо, зеленые глаза сверкают, как бриллианты. Все-таки свечи всегда льстят нам. Но, едва успев вглядеться в зеркало, я поймала себя на том, что смотрю не на себя, а испытующе обвожу глазами углы и жду, что за моей спиной кто-то вынырнет из тени. Страх снова вернулся ко мне.

Я плохо спала в ту ночь. Вставала и заглядывала под кровать. Мне все время слышался шорох раздвигаемого шелка. Но все это были выдумки. Занавески оставались в прежнем положении, и призраки в моей спальне больше не появлялись. Однако кто все-таки задернул занавески? Спросить ни у кого нельзя. На меня опять начнут смотреть с подозрением. Но следовало держаться настороже.

Несколькими днями позже выяснилось, что из моей комнаты исчезла грелка. Я не сразу заметила, что ее нет, поэтому не могла сказать, когда ее место над дубовым комодом опустело.

Утром, когда Мэри Джейн принесла мне завтрак, я сидела в постели. По совету доктора Смита я завела обычай завтракать в спальне. И надо признаться, мне это пришлось по душе, тем более что из-за беспокойных ночей я по утрам ощущала слабость.

— Послушайте, Мэри Джейн, — спросила я, оглядывая комнату, — куда это вы подевали мою грелку?

Мэри Джейн поставила поднос и оглянулась. На ее лице ясно выразилось недоумение.

— О, мадам! — воскликнула она. — Ее нет!

— Может, она упала?

— Не знаю, мадам, я ее не трогала. — Мэри Джейн подошла поближе к стене. — Крючок, во всяком случае, на месте.

— Интересно, кто же ее взял? Ну, ладно, спрошу миссис Грэнтли. Может, она знает, куда запропастилась грелка. А мне правилось, как она здесь висела. Такая блестящая, сияющая.

И я занялась завтраком, сразу позабыв о пропаже. Тогда мне даже в голову не пришло, что между ее исчезновением и странными событиями, происходящими со мной, может быть какая-то связь. Я не думала о грелке до самого вечера. А вечером мы с Руфью пили чай. И она вспоминала, как в прежнее время они праздновали Рождество и как теперь все изменилось. Особенно в этом году, когда мы никого не принимаем и сами никуда не выезжаем из-за гибели Габриэля.