Исповедь королевы - Холт Виктория - Страница 32

Я вспомнила о матери, всегда говорившей мне, что я никогда не должна бояться смерти. Когда она наступит, я должна быть благодарна, что она положит конец земным страданиям. О моя матушка, как я рада, что ты не дожила до этого дня!

Я подумала о детях. Им, конечно, не посмеют причинить вред. О, Боже, что станется с нами?

Спокойствие короля помогало всем нам. Он отказывался поверить, что его славный народ причинит вред кому-либо из нас. Они даже не тронут меня, так как знают, как это опечалит его. И, когда они заявили, что направят депутацию женщин для переговоров с ним, он сказал, что будет очень счастлив принять их.

Для переговоров с королем выбрали пять женщин, которые должны были изложить свои жалобы. Это очень ободрило нас, так как казалось разумным соглашением.

Женщин проводили к королю, обратиться к нему они выбрали Луизу Шабри, привлекательную цветочницу, которая не выглядела голодающей, что явно свидетельствовало о том, что парижане не умирают с голода.

Я догадалась, что она довольно храбрая женщина, но, столкнувшись непосредственно с обходительными манерами короля, она смутилась и лишилась дара речи. Даже Людовик, так непохожий на своего деда, унаследовал немного той ауры, которая окружала его предков, и храбрая Луиза неожиданно поняла, что она стоит перед королем, и могла только таращить глаза от изумления и бормотала: «Хлеба, сир». Возможно, поход под дождем оказался для нее слишком тяжелым, возможно, она была сильно возбуждена, но так или иначе она потеряла сознание и упала бы, если бы ее не поддержал король.

Король вызвал врача, и девушку привели в чувство. Затем он поговорил с ней о том, что ее беспокоит, а она лишь смотрела на него круглыми глазами, полными изумления, и бормотала:

— Да, сир. Нет, сир.

Если бы с ними со всеми было так легко общаться, как с Луизой!

Он рассказал ей, что считает себя отцом своего народа и что его единственное желание сделать их всех счастливыми и видеть, что они хорошо питаются. Ясно, что она поверила ему и была готова отказаться от своих революционных идей и без лишнего шума стать верноподданной. И, когда она уходила, Людовик горячо поцеловал ее. Впервые за все время я видела, что он поцеловал женщину с удовольствием. Он даже пошутил, заявив, что этот поцелуй был вполне заслуженным из-за неприятностей. «Поцелуй из-за неприятностей», — подумала я. Из-за того, что у наших ворот находится ревущая толпа? Из-за возможности потерять корону? Были моменты, когда я считала, что его бездеятельность связана с физической немощью. Как может любой нормальный человек оставаться таким спокойным перед лицом подобного беспрецедентного бедствия?

Луиза вернулась к своим подругам. Никто не знал, как был воспринят ее отчет о беседе. Тем временем настала ночь, и женщины сняли юбки, чтобы, как они утверждали, высушить их, и смешались с солдатами, которые, как предполагалось, охраняют дворец.

Трудный день перешел в нелегкую ночь.

Сен-При и Аксель жаждали немедленных действий. Они считали, что оставаться здесь глупо.

Людовик также начинал понимать, что мы должны уехать в Рамбуйе — не только я с детьми, но и он сам с остальной частью семейства. Он взял меня за руку и сказал:

— Ты права, мы не должны разлучаться. Мы поедем вместе.

Я поспешила в комнаты детей.

— Мы уезжаем через полчаса, — заявила я мадам де Турзель. — Подготовьте детей.

Не успела я это сказать, как вошел слуга короля и сообщил, что побег сейчас невозможен, так как толпа заняла конюшни, и они не пропустят кареты.

Я могла только разрыдаться. Вот к чему привели наши колебания — мы проиграли.

Я попросила мадам де Турзель не беспокоить детей и вернулась в апартаменты мужа. Аксель встал рядом со мной. Он больше не мог сдерживаться, взял меня за руку и сказал:

— Вы должны приказать мне взять лошадей из конюшни. Они мне могут потребоваться, чтобы защитить вас.

Я покачала головой.

— Вы не должны рисковать из-за меня своей жизнью, — сказала я ему.

— А для чего же еще она мне нужна?

— Для короля, — высказала я предположение и добавила, пытаясь сгладить его боль:

— Я не боюсь. Моя матушка учила меня не бояться смерти. Я думаю, что если она за мной придет, то я мужественно ее встречу.

Он отвернулся. Он был полон решимости спасти меня. Но как может любовь одного человека спасти меня от этих орущих мужчин и женщин, решивших расправиться со мной?

Примерно в полночь в Версаль прибыл Лафайет и, разместив своих людей в казармах, пришел во дворец, чтобы встретиться с королем.

Он вошел несколько театрально. Мне часто хотелось знать, не считал ли себя господин Лафайет героем революции, способным провести реформы, в которых, по его мнению, нуждается страна, при минимуме насилия. Он произнес высокопарную речь о служении королю и готовности отдать свою жизнь ради спасения Его величества, на что король ответил, что генерал не должен сомневаться в том, что он всегда рад видеть его и своих славных парижан. Он просил генерала передать им это.

Генерал спросил, можно ли разрешить вернуться к выполнению прежних обязанностей тем охранникам, которые оставили свой пост и присоединились к национальным гвардейцам несколько недель тому назад. Это было бы жестом доверия. Какое может быть доверие к людям, находящимся здесь, внизу? И все же я думала, что и Людовик, и Лафайет верили в это.

Король поцеловал мне руку.

— Ты устала. Это был утомительный день. Иди к себе и ложись спать. Наш славный монсеньор де Лафайет позаботится, чтобы все было в порядке.

Лафайет поклонился.

— Ваши величества могут не беспокоиться, — сказал он. — Народ обещал соблюдать спокойствие в течение всей ночи.

Я отправилась в спальню и опустилась на кровать. Да, события этого дня очень утомили меня.

Незадолго до рассвета меня разбудили незнакомые звуки. Я привстала с кровати и уставилась в темноту. Я снова услышала голоса — грубые, хриплые голоса. Откуда они исходят? Я позвонила в колокольчик, и вошла одна из моих служанок. Она, должно быть, была рядом, что удивило меня, так как я наказала им не спать в моей комнате, а идти в собственные постели.

— Чьи это голоса? — спросила я.

— Женщин Парижа, мадам. Они бродят по террасе. Бояться нечего. Господин де Лафайет дал слово.

Я кивнула и снова попыталась заснуть. Но спустя, какое-то время меня разбудила та же служанка, а еще одна стояла у изголовья. Комната наполнялась криками.

— Мадам, быстро! Вы должны одеться! Они ворвались в замок! Они близко…

Я соскочила с кровати. Рядом была мадам Тибо, сестра мадам Кампан. Она сунула мои ноги в туфли и пыталась завернуть меня в шаль. Затем совсем близко я услышала голоса:

— Сюда. Мы схватим ее. Это ее комната. Я сам вырежу ее сердце.

— Нет, нет, это мое право.

— Быстрее, — кричала мадам Тибо. — Нет времени одеваться. Они сейчас сюда ворвутся.

— В апартаменты короля… — запинаясь, пробормотала я. — Дети…

По узкому коридору они потащили меня в сторону Ой-де-Беф. Дверь была заперта. Впервые я узнала, что она запирается, и меня охватил непреодолимый страх, так как я поняла по ясно раздававшимся голосам, что нападающие уже в моей спальне.

Мадам Тибо колотила в дверь.

— Скройте, откройте, ради Бога! Ради королевы откройте!..

Я услыхала крики.

— Она одурачила нас. Она сбежала. Где она? Мы найдем ее.

— О, Боже, — молилась я, — помоги мне быть храброй. Настало время. Это — смерть, это ужасная смерть.

Я заколотила в дверь, и неожиданно она открылась, и мы проскользнули в Ой-де-Беф. Паж, открывший нам, снова запер ее, а мы поспешили в апартаменты короля. Я рыдала от ужаса. Я могла стойко встретить смерть, но не насильственную, оскорбительную смерть от рук этих дикарей.

— Король! — вскричала я.

— Он отправился в вашу спальню за вами, — сообщили мне.

— Но они уже там!

— Он пошел потайным коридорам под Ой-де-Беф.