Индийский веер - Холт Виктория - Страница 40

— Мы с Друзиллой учились вместе в школе. Во Франции.

— Я знаю, — сказал ей Дугал.

— Это сближает людей, — продолжала Лавиния. — Мы там пережили волнующие времена, не так ли, Друзилла?

Она смеялась надо мной, празднуя победу своих чар. Ей были известны слухи о его привязанности к пасторскому дому и его обитателям; она наслаждалась своим триумфом до такой степени, что даже забыла о связанных с Джанин волнениях.

Я почувствовала себя рассерженной, оскорбленной и задетой. Мрачной я вернулась в пасторский дом.

Миссис Янсон говорила:

— Эта леди Харриет вешается на шею мистеру Каррузерсу… о, прошу прощения, графу Тенлею, если хотите. Ну, и не без причин. Эта мисс Лавиния отправилась в Лондон. Самая прекрасная дебютантка, говорят… Дебютантка всех сезонов. Все прекрасно, но где тот герцог, которого леди Харриет собирается подцепить? Весь сезон ни одного в поле зрения. Я знаю, что это не понравилось ее светлости. Подойдет и граф! По дороге в Лондон, один оказывается прямо у нее на пороге! Могу сказать вам, что предпринимается в Доме. Леди Харриет говорит, что он должен приехать. Она настаивает… и граф, естественно, не может отказать леди Харриет. Я знаю, что из этого кое-что выйдет. Леди Харриет проследит за этим.

Это было то, что я услышала из-за двери, но когда я вошла, она замолчала. Я была уверена, что меня уже давно соединяли в первую очередь с Дугалом, и во вторую — с Колином Брейди.

Миссис Янсон нравился Дугал, и он был частым гостем. Они были уверены, что он, как говорят, влюбился в меня. Но теперь леди Харриет взяла исключительную опеку над Дугалом. Миссис Янсон узнала это от тамошних горничных.

— Теперь, когда он получил титул и деньги, это поможет ему, — продолжала она после паузы. — Раньше он был просто другом сэра Фабиана… с которым обращались просто как с мальчиком. Теперь другое дело. Теперь мы не будем видеть его так часто… увы, было время, когда он, казалось, сделал пасторский дом своим.

Он пришел, прихватив книги, о которых говорил. Мой отец был очень рад его видеть, и между ними состоялась длительная дискуссия. Я вошла и присоединилась к ним в надежде, что он все еще немного покорен мной. Ему потребовалось некоторое усилие, чтобы включить меня в разговор, в то время как прежде он делал это очень легко. Я вспомнила, как мы разговаривали перед его отъездом. Как я была глупа, надеясь, будто он вот-вот сделает предложение.

Это был горький удар, но, скорее, по моей гордости, чем по глубоким чувствам. Я не была уверена в том, что питаю что-то нежное к Дугалу на самом деле, кроме того, он был очень приятным и интересным другом. Я позволяла себе представлять свое будущее с ним и верила, что оно было бы очень надежным. Какая наивность! Конечно, он любил разговаривать со мной об интересующих его вещах; и он никогда не смог бы таким же образом разговаривать с Лавинией. Но то была не любовь. Это были не те чувства, которые испытывают влюбленные.

Красота Лавинии покорила его, и ему ничего не оставалось, как восхититься ею.

Я не ходила в конюшню, мне вовсе не хотелось воспользоваться предложением Фабиана. Я не хотела ничего брать от него. Более того, боясь его встретить, я избегала Фремлинга.

Однажды, когда я сидела в саду пасторского дома, он подъехал верхом.

— Друзилла, — позвал он. — Я так давно не видел вас.

Я просто ответила:

— Доброе утро, — и повернулась, чтобы идти в дом.

— Надеюсь, вы здоровы. А ваш отец?

— Благодарю вас, да.

— Вы, конечно, знаете, что Дугал здесь.

— Он заходил к моему отцу.

— Осмелюсь сказать, и к вам тоже. Я знаю, какие вы добрые друзья. — Я ничего не ответила. — Надеюсь, что вы уже не сердитесь на меня. Думаю, что, пожалуй, позволил своим чувствам взять верх над хорошими манерами. — Я по-прежнему молчала. — Простите, — смиренно продолжал он. — Вы должны меня простить.

— Это неважно. Забудьте об этом, пожалуйста.

— Вы очень великодушны.

— А сейчас я должна идти.

— В пасторском доме так много дел, — насмешливо произнес он, заканчивая за меня предложение.

— Так оно и есть, — так же, как он, коротко ответила я.

— Наш дом просто охвачен возбуждением, — продолжал он. Против желания я ожидала услышать, чем это вызвано. — Мы ожидаем, что оглашение будет в самое ближайшее время. — Я почувствовала, как вся моя кровь бросилась в голову. — Лавиния и Дугал, — добавил он. — Моя мать в восторге.

Подняв брови, я спокойно посмотрела на него. Он кивнул, улыбаясь. Было ли это злонамеренно?

— Моя мать говорит, что не следует откладывать… надолго. И зачем? Это же не так, как если бы они были чужими. Ведь они знают друг друга очень давно. Внезапно они осознали свои чувства. Вы знаете, так бывает. Моя мать настаивает на скорой свадьбе. Я уверен, что вы будете рады за них, поскольку вы так хорошо знаете обоих.

— Это наиболее… удачная партия.

— Так говорит и моя мать.

Я подумала сердито: «Да, когда Дугал получил титул и состояние, а лондонский сезон не принес никаких плодов».

— Осмелюсь сказать, что Лавиния придет сама, чтобы сообщить вам добрые вести. И Дугал, наверное, тоже. Они захотят получить ваше благословение.

Я чувствовала огромную потребность скрыться от его изучающего взгляда. Я знала, что он мне как бы говорил: «Вы потеряли Дугала. Теперь моя мать никогда не выпустит его из своих рук. Это не прежние времена, теперь он достиг славы».

Он поднял руку, склонил в поклоне голову и, пробормотав: «Аи revoir», ускакал прочь.

Месяц спустя после прибытия Дугала во Фремлинг была объявлена помолвка графа Тенлей с прекрасной мисс Лавинией Фремлинг, дебютанткой сезона.

Я не ходила во Фремлинг поздравлять Лавинию. Она пришла ко мне сама. Я сразу поняла, что она встревожена.

— Что случилось? — спросила я. — Ты не выглядишь счастливой невестой.

— Это та женщина… Джанин. Она хочет еще денег.

— Я говорила тебе, как это бывает с шантажистами. Ты не должна была бы соглашаться с ее условиями в первый раз.

— Почему это произошло именно со мной?

— Ты должна усвоить, что придется платить за свои грехи.

— Я всего лишь сделала то, что и многие другие. — Она была обижена, и я почувствовала внезапный прилив гнева. У нее всегда было много всего, а теперь она отняла у меня Дугала. Проанализировав свои чувства к нему, я поняла, как мне отчаянно больно. Но я была достаточно честной, чтобы признать, что ранена была главным образом моя гордость. Сразу мне было трудно осознать это, поскольку я наслаждалась его дружбой и думала о возможном замужестве как о приятной перспективе. Быть любимой человеком, которому можешь доверять, было бы восхитительно.

Но могла ли я доверять ему, если наши близкие отношения, которые могли перерасти в серьезную привязанность, были разбиты вдребезги при появлении девчонки только потому, что она оказалась потрясающе красивой?

Я была полна гнева на Лавинию. Эти Фремлинги, казалось, думали, что весь мир существует только для них. Лавиния полагает, что она может совершать величайшие проступки, даже завести ребенка, и все должны покрывать ее и позволять счастливо идти по жизни дальше. Что же касается ее брата, то он считает, что может оскорбить меня и затем появляться и вести себя так, будто ничего плохого не произошло.

С меня было довольно Фремлингов.

— И, — говорила Лавиния, — не читай мне проповеди.

— Извини, Лавиния. Ты должна сама выпутываться из своих бед.

— О, Друзилла. — Она подбежала ко мне и обвила мою шею руками. — Пожалуйста, помоги мне. Я знаю, ты можешь. Я не хотела говорить эти глупости. Я дошла до предела. Если мама или Дугал обнаружат… Я просто убью себя… Я думала о том, чтобы выпрыгнуть из окна.

— Ты попала бы на куст утесника, что было бы очень неприятно.

— О, пожалуйста, Друзилла, помоги мне.

— Как я могу помочь?

— Я думаю, ты могла бы увидеться с ней.

— Я? Какая же от этого польза?

— Она тебя любит. Она считает тебя умной. Она говорила мне, что ты стоишь дюжины таких, как я. Я знаю, что она права.