Индийский веер - Холт Виктория - Страница 3

— Действительно так и было. Говорят, просто смех было смотреть, как мастер Фабиан ухаживал за вами. Он обычно сам кормил и одевал вас. Он всегда предпочитал грубые игры, а здесь он играл роль матери. Он бы перекормил вас, если бы не Ненни Каффлей. Она сразу же заняла позицию, проявила твердость, и он слушался. Он, видимо, действительно был без ума от вас. Одному Богу известно, как долго это могло продолжаться, рели бы не приехала погостить леди Милбенке со своим юным Ральфом, который был на год старше мастера Фабиана. Он высмеял его и сказал, что это то же самое, что играть в куклы. И то, что эта «кукла» живая, не делало исключения. Это девчачья игра. Ненни Каффлей сказала, что Фабиан был по-настоящему удручен этим. Он не хотел, чтобы вы ушли… но, я полагаю, он думал, что ухаживание за ребенком ляжет пятном на его мужественности.

Я любила эту историю и просила повторять ее много раз.

Почти сразу же после этого инцидента появилась Полли.

Когда бы я ни видела Фабиана — обычно на расстоянии — я украдкой смотрела на него и мысленно видела, как он нежно заботится обо мне. Это было так забавно, что всегда вызывало у меня смех.

Я также воображала, что он смотрит на меня как-то по-особому, хотя он всегда делал вид, что не замечает меня.

Учитывая наше положение в деревне — пастор был на одном уровне с врачом и адвокатом, хотя, конечно, пропасть отделяла его от тех вершин, на которых обитали Фремлинги, — меня, когда я стала старше, время от времени приглашали на чай с мисс Лавинией.

Хотя общение с ней и не доставляло мне удовольствия, сами походы в Дом всегда волновали меня. До этих небольших чаепитий я очень мало что знала о нем. Я видела только холл, потому что один или два раза, когда прием в саду был в разгаре, пошел дождь и нам разрешили спрятаться в Доме. Я всегда буду помнить тот трепет, который я ощутила, поднимаясь по лестнице мимо рыцарских доспехов. В моем воображении они должны были выглядеть в темноте очень пугающими. Я была уверена, что они живые и когда мы поворачиваемся к ним спиной, они смеются над нами.

Лавиния была надменной, властной и очень красивой. Она напоминала мне тигрицу. У нее были рыжевато-коричневые волосы, и в зеленых глазах светились золотистые искры. Ее верхняя губа была узкой, и прекрасные белоснежные зубы слегка выступали вперед; самый кончик ее маленького носа был немного вздернут вверх, что придавало ее лицу пикантность. Но ее гордостью были прекрасные густые вьющиеся волосы. Да, она была очень привлекательной.

Тот первый раз, когда я пошла к ней на чай, сохранился в моей памяти. Меня сопровождала мисс Йорк. Нас встретила мисс Эзертон, и между нею и мисс Йорк сразу же установилось взаимопонимание.

Нас провели в школьную комнату, которая была просторной, с панелями на стенах и решетчатыми окнами, большими стенными шкафами, где, я думаю, находились грифельные доски, карандаши и, возможно, книги. Там был длинный стол, за которым не одно поколение Фремлингов учило уроки.

Лавиния и я рассматривали друг друга с определенной долей враждебности. Перед уходом к ним Полли наставляла меня: «Не забывай, что ты такая же хорошая, как и она. Я считаю, даже лучше». Так что, помня слова Полли, все еще звучащие у меня в ушах, я смотрела на нее, скорее, как на соперника, чем как на друга.

— Мы будем пить чай в классной комнате, — сказала мисс Эзертон, — а затем вы сможете ближе познакомиться друг с другом. — Она заговорщицки улыбнулась мисс Йорк. Было ясно, что этим двоим хотелось бы немножко отдохнуть от забот.

Лавиния провела меня к окну, и мы сели.

— Ты живешь в том ужасном старом доме священника, — сказала она. — Уф!

— Он очень милый, — возразила я.

— Но он не похож на этот.

— Это не мешает ему быть привлекательным. Лавиния выглядела потрясенной тем, что я ей противоречу, и я почувствовала, что наши взаимоотношения не будут такими легкими, как у мисс Йорк и мисс Эзертон, судя по некоторым признакам.

— В какие игры ты играешь? — спросила она.

— О… в игры-загадки с моей няней Полли и мисс Йорк. Иногда мы воображаем себя путешествующими по миру и называем все те места, которые должны проехать.

— Какая глупая игра!

— Она не глупая.

— Нет, глупая, — заявила она, как бы ставя точку в этом инциденте.

Появился чай, который принесла горничная в накрахмаленной наколке и переднике. Лавиния бросилась к столу.

— Не забывай о своей гостье, — сказала мисс Эзертон. — Садитесь сюда, Друзилла.

Были поданы хлеб с маслом и клубничным джемом, а также небольшие кексы, покрытые цветной сахарной глазурью.

Мисс Йорк следила за мной. Сначала надо взять хлеб и масло. Начинать с кексов невежливо. Но Лавиния не соблюдала правила. Она взяла один из кексов. Мисс Эзертон виновато посмотрела на мисс Йорк, которая делала вид, что ничего не замечает. Когда я съела свой кусок хлеба с маслом, я выбрала один из кексов и взяла тот, на котором была голубая сахарная глазурь.

— Это последний кекс с голубой глазурью, — заявила Лавиния. — Я хотела взять его.

— Лавиния! — сказала мисс Эзертон.

Лавиния не обратила на ее слова внимания. Она смотрела на меня, ожидая, что я отдам ей кекс. Помня о наставлениях Полли, я все же этого не сделала, а подумав, взяла его с тарелки и надкусила.

Мисс Эзертон пожала плечами и посмотрела на мисс Йорк.

Это было неуютное чаепитие.

Думаю, что мисс Йорк и мисс Эзертон обе почувствовали большое облегчение, когда оно было закончено и мы, оставив гувернанток вдвоем, отправились играть.

Я последовала за Лавинией, которая заявила, что мы будем играть в прятки. Она достала из кармана пенни и сказала:

— Бросим монету. — Я не имела представления о том, что она подразумевает. — Выбирай, орел или решка.

Я выбрала орла.

Она подбросила монету на ладони. Держа ее так, чтобы я не могла увидеть, она сказала:

— Я выиграла. Это значит, что я выбираю. Ты будешь прятаться, а я водить. Иди. Я буду считать до десяти…

— А где… — начала я.

— Где-нибудь…

— Но этот дом такой большой… Я не знаю…

— Конечно, большой. Не то что жалкий дом священника. — Она подтолкнула меня. — Ты лучше иди. Я начинаю считать.

Конечно, она была мисс Лавинией из Большого Дома. Она была на год старше, чем я, и казалась очень знающей и опытной. А я была в гостях. Мисс Йорк говорила мне, что гости часто испытывают чувство неловкости, и поэтому они делают то, что им не свойственно.

Оставив угрожающе считавшую Лавинию, я выбежала из комнаты.

— Три, четыре, пять… — Это звучало как звон похоронного колокола.

Дом, казалось, смеялся надо мной. Как же я могла спрятаться в доме, не зная его расположения?

Несколько мгновений я двигалась наугад. Я подошла к двери и, открыв ее, оказалась в небольшой комнате. В ней стояло несколько стульев, спинки которых были украшены ручной вышивкой в голубых и желтых тонах. Мое внимание привлек потолок: он был расписан маленькими толстыми купидонами, сидящими на облаках. В комнате была еще одна дверь, выйдя через которую я оказалась в проходе.

Здесь прятаться было негде. Что мне делать? Может быть, стоит вернуться в классную комнату, найти мисс Йорк и сказать ей, что хочу вернуться домой. Мне хотелось, чтобы за мной пришла Полли. Она бы никогда не оставила меня на милость мисс Лавинии.

Я должна попытаться найти дорогу обратно. Я повернулась и пошла, как полагала, в правильном направлении. Подойдя к двери, я ожидала увидеть на потолке толстых купидонов, но не тут-то было. Я оказалась в длинной галерее, на стенах которой рядами висели картины. В конце комнаты было возвышение, на котором стояли клавесин и позолоченные стулья.

Я опасливо глядела на портреты, висевшие на стенах. Казалось, что лица, изображенные на них, сурово смотрят на меня за то, что я вторглась в их владение.

Я была почти в панике. Мне представлялось, что я в ловушке и никогда не выберусь отсюда и мне придется провести остаток жизни, бродя по дому, в попытках выбраться из него.