Дорога на райский остров - Холт Виктория - Страница 66

Я выскочила из постели и встала за кроватью, держа в руке пистолет.

— Еще шаг — и буду стрелять, — предупредила я. У Грэнвилла сделался изумленный вид, и он остановился.

— Клянусь Богом, — удивился он. — Вы были наготове и ждали меня.

— Я знаю о вас слишком много. Убирайтесь… если не хотите получить пулю.

— Ах, ты дикая кошка, — сказал он.

— Да. И помните об этом. Сделаете еще шаг в комнату — пожалеете.

— Но вы ведь не сможете в меня стрелять, правда?

— Еще как смогу, и я это сделаю.

— Убить меня в собственном доме — и так хладнокровно.

— В вашем собственном доме, но не хладнокровно. У меня внутри все кипит — так я зла на вас. Вы мне отвратительны. Я вас презираю. Вы не человек. Вы самая низшая форма животного. Думаете, я не знаю, что здесь творится? Я хотела забрать с собой Фелисити, но она не захотела ехать. У нее неверные понятия о чувстве долга. И по отношению к кому? К вам! Называющем себя мужчиной! Отойдите. Только двиньтесь — и я буду стрелять.

Грэнвилл уже стал оправляться от потрясения, испытанного им при виде меня с направленным на него пистолетом.

— Ладно… ладно, — примирительно сказал он. — Я только зашел посмотреть, все ли с вами в порядке. Мне показалось, я слышал какой-то шум. Вроде кто-то бродит вокруг.

— Возможно, к вам направляется ваша любовница.

— Я подумал, это могут быть бандиты…

— Ну, так это не бандиты. Уходите, и если еще ступите ногой в эту комнату, пока я здесь, больше я вас предупреждать не стану. Я буду стрелять.

— Порох! Дикая кошка! Тигрица вы, вот кто. Я бы не сделал вам больно. Вы мне нравитесь. Я мог бы очень полюбить вас. Мне нравятся женщины с изюминкой. Если бы вы только дали себе труд узнать меня поближе…

— Я уже знаю все, что мне нужно знать, и чем больше узнаю вас, тем больше презираю.

— Дайте мне шанс.

— Уходите?

— Вы ведь это не серьезно, правда? Он пытался обойти кровать.

— Серьезно. Еще шаг — и я буду стрелять. И не промахнусь. Вы сами говорили, что я хороший стрелок.

— Это ведь убийство, знаете ли.

— А я буду стрелять вам по ногам. И это будет самообороной. Я всем расскажу, как вы вошли ко мне в комнату с намерением меня изнасиловать. Расскажу, что вы укладываете экономку с собой в постель вместе с женой. Даже в этом диком краю к вам не очень-то хорошо отнесутся, если я расскажу все, что мне про вас известно. И тут я вдруг поняла, что он сдался. В его взгляде мелькнула ненависть.

— Ну, хорошо, сука. Волчица. Думаешь, такая уж ты большая ценность? Убирайся из моего дома. Убирайся сейчас же!

— Утром я сразу же уеду.

— И куда же вы отправитесь? Будете ночевать под открытым небом? Вряд ли это будет удобно для вашей светлости.

— Я уеду в гостиницу. В понедельник я отправляюсь в Сидней. Если там не будет мест, я переночую где угодно… хоть у них в холле… я не стану возражать. Единственное, чего я хочу, это уехать отсюда.

— Ну, и отправляйтесь, — прохрипел Грэнвилл. — Скатертью дорога.

С этими словами он вышел из комнаты, оттолкнув стул и с грохотом захлопнув дверь. Я упала на кровать. Колени у меня подгибались, и теперь, когда мне не надо было собираться с духом, чтобы противостоять ему, руки дрожали так, что я едва удерживала пистолет. Зубы стучали. Если он вернется, смогу ли я бороться с ним?

Я лежала неподвижно, все мои чувства были обострены. Я услышала, как Грэнвилл спустился вниз. Я ждала, прислушиваясь, когда он вернется, и стараясь сдержать дрожь в руках. Завтра я должна уехать. Я узнаю, не могу ли я одну ночь провести в гостинице. Наверняка кто-нибудь приютит меня на одну ночь — а в понедельник утром отправлюсь в Сидней. Этот жуткий кошмар, наконец, кончится.

Что он там делает? Я ничего не слышала.

Прошел час. Руки и ноги у меня перестали дрожать. Я по-прежнему сжимала в руке пистолет.

И тут я услышала его. Он поднимали по лестнице. Я заглянула в щель. Я слышала, как он что-то бормочет про себя, и едва различала его высокую фигуру. Он слегка пошатывался. Наверное, был сильно пьян.

Я следила, как он постоял в нерешительности на лестнице, потом повернулся и пошел в спальню.

Всего через пять минут, а я все еще напряженно ждала, раздался звук выстрела.

Я знала, откуда он донесся, и с пистолетом в руке бросилась по коридору и открыла дверь спальни.

Дверь на балкон была широко распахнута. Я увидела Фелисити. Она стояла на балконе, схватившись за сломанные перила.

— Фелисити! — закричала я. — Что случилось?

Она попыталась заговорить, но не могла издать ни звука. Покачала головой и показала на балкон.

Я увидела, что сломались еще несколько планок, а передняя часть перил почти полностью отвалилась. Я подошла и посмотрела вниз. На земле внизу был распростерт Уильям Грэнвилл. На некотором расстоянии от него лежал пистолет.

Он лежал неподвижно, как огромная кукла, и в его позе было что-то неестественное.

Я догадалась, что он мертв.

В тот понедельник я не уехала дилижансом. Я осталась в доме с Фелисити. Я увела ее из этой комнаты, полной зловещих воспоминаний, и заставила спать на моей кровати. Та была достаточно широка для двоих, а Фелисити была не в том состоянии, чтобы можно было оставить ее одну.

Она отупела; смотрела прямо перед собой, и взгляд ее был остекленевшим. Я начинала опасаться за ее рассудок.

Последовавшие за этим недели запечатлелись в моей памяти весьма смутно. Люди постоянно приходили и уходили. Тело Уильяма Грэнвилла унесли. У него была прострелена голова.

Из Сиднея приехали представители властей и задавали множество вопросов.

Как он упал? — этот вопрос интересовал их больше всего.

Он оперся на перила, и они поддались.

Я была спокойна. Фелисити не рассказала мне, как это произошло, и я боялась ее об этом спрашивать. Я чувствовала, что она впадет в истерику, и тогда неизвестно что может наговорить. Мой мозг сверлила одна мысль: ее терпению пришел конец, и она выстрелила в него. Я хорошо могла понять это. Я и сама готова была застрелить его. Есть предел, до которого нельзя доводить даже самых кротких людей.

Чего я хотела больше всего — это уехать отсюда. И я хотела забрать с собой Фелисити. Что бы ни произошло, все было уже кончено. Мне хотелось успокоить, утешить Фелисити. Я так хорошо понимала, сколько она выстрадала.

Существовала версия, что вокруг бродили бандиты. История, происшедшая у Пикерингов, обсуждалась во всех подробностях, и разбойники были у всех на уме.

Я сообщила, что покойный незадолго перед случившимся заходил ко мне в комнату и сказал, что ему показалось — он слышал бродяг и подозревал, что это бандиты.

Это было, в общем-то, правдой.

Подтвердили, что после истории с Пикерингами, Грэнвилл действительно постоянно следил, не появятся ли бандиты. Как, впрочем, и все.

А все сочли, что он услышал кого-то чужого снаружи, взял пистолет и вышел на балкон. То, что балкон требовал ремонта, было неоспоримым фактом. Одна планка отсутствовала много месяцев. Так что нетрудно было предположить, как все произошло. Грэнвилл выбежал на балкон с пистолетом, позабыв, что перила прогнили; он оперся на них и, падая, прострелил себе голову. Пистолет выбило из его руки, он был найден в нескольких футах от тела.

Еще одна трагедия в глубинке.

Мне казалось, на родине происшествие было бы расследовано более тщательно. Но здесь жизнь была дешева. Люди были пионерами, первооткрывателями новой страны, и связанный с этим риск был слишком велик. Смерть была не такой уж редкой гостьей в этих местах.

Миссис Мейкен рассказала, как нам всем раздали пистолеты после нападения бандитов на Пикерингов. Мистер Грэнвилл, насколько ей было известно, очень заботился, чтобы женщины не остались без защиты.

— Бандитам за многое придется ответить, — заявил один из представителей властей.

А вот я не была уверена, что за смерть Уильяма Грэнвилла должны отвечать бандиты.