Дочь Сатаны - Холт Виктория - Страница 53

Тамар была полна энтузиазма. Ей хотелось жить среди этих храбрых мужчин и женщин. Она представляла себе город, состоящий не из одной улицы с маленькими домишками, огородами и садиками, а настоящий город, где царят дружба и свобода, где нет места жестокости… грубости. Да, свобода… что может быть важнее? Свобода жить, как ты хочешь, думать, как хочешь…

Спать они вернулись на корабль, поскольку в сеттльменте для всех трудно было найти место.

По дороге к кораблю Бартли сказал:

— Смелое начинание! Но не для нас.

— Почему?

— Неверующие не могут жить рядом с пуританами.

— Любой может надеяться на свободу, — ответила она, — почему нам не стать пуританами?

— Ты знаешь, что мы никогда не станем ими.

— Они прекрасные люди. Вообрази, каково было им, когда они прибыли сюда и увидели дикий край, пустынный, песчаный берег, о который бьются волны, пологий склон холма — удобное место, где можно построить город, лес, где скрываются дикари, море, кишащее рыбой… Хотела бы я быть с ними в тот момент!

— Что с тобой? — спросил он. — Ты меняешься день ото дня. Ты забыла ночь, когда мы думали, что на нас нападут испанцы? Ты обещала тогда, что мы будем вместе. Что ты расстанешься с мужем и вернешься ко мне. Теперь, когда его не стало, все складывается легче для нас. Теперь он нам не помеха.

— Нет, помеха.

— Ты говоришь загадками.

— Он умер, и это я убила его.

— Ты… убила его?

Волнуясь, Тамар рассказала ему все, что случилось в ночь накануне смерти Хьюмилити.

Бартли саркастически усмехнулся и сказал, что это лишь ее воображение.

— Он покончил с собой? Какая нелепость! Он убил себя, потому что у него не хватило смелости жить.

— Это я убила его, — упорно твердила она. — Почти у берега земли, о которой он мечтал.

— Ты обманываешь себя. Как обычно, эмоции мешают тебе видеть истинное положение вещей. Ты думаешь сердцем… а не разумом. Откуда ты могла знать, что он может решиться на такой шаг? Почему он сделал это? Потому что у него не хватило смелости жить. Он во всем видел грех, даже там, где греха вовсе не было. Не думай более о нем. Он был слабым человеком. Если Бог не дал ему попасть в эту страну, значит, он был недостоин этого. Эта страна для храбрых людей.

— Я чувствую камень у себя на шее. Я убила его и должна расплачиваться за этот грех. И не смогу обрести счастье, покуда не сделаю это. Сегодня я слушала рассказы этих людей и поняла, что должна остаться здесь, должна попытаться выполнить работу Хьюмилити и тем облегчить свою совесть.

Он сердито посмотрел на нее:

— Я не узнаю тебя. А что будет с нами? Что будет с нашей жизнью, о которой мы мечтали, которой собирались насладиться, если не попадем в лапы испанцев? Почему теперь, когда путь свободен, ты воздвигаешь новые препятствия?

— Я уже не так глупа, как в юности. Я уже не та Тамар, которая была готова решиться на все ради возлюбленного.

Он обнял ее и мрачно сказал:

— Я скоро все изменю.

Но Тамар твердо стояла на своем:

— Прошу тебя, оставь меня на время. Я хочу все обдумать. Мне трудно разобраться в своих чувствах. В этот момент я вижу лишь его бледное, страдающее лицо, его печальный взгляд. Слышу лишь свой собственный голос, говорящий ему грубые, жестокие слова. Они вонзались ему в сердце, как удары ножа. И я убила ими его.

В порыве гнева Бартли молча повернулся и ушел.

Она вернулась в свою комнату и заперлась; ей казалось, что там витает душа Хьюмилити Брауна. Она лежала, ворочаясь с боку на бок, тщетно пытаясь уснуть.

Тамар задремала лишь на рассвете, и ей приснилось, будто в каюту вошел Хьюмилити, с его мокрого мрачного одеяния капала вода, мокрые пряди волос обрамляли смертельно бледное лицо.

— Ты можешь искупить свой грех лишь благочестивой жизнью, — сказал он.

Ранним утром к ней в каюту вошел Ричард:

— Я помешал тебе, Тамар? — спросил он.

— Нет.

— Но у тебя усталый вид. Видно, ты плохо спала. Я и сам почти не спал. Вчерашний день я запомню на всю жизнь.

— Я тоже, — сказала она.

— Тамар, ты будешь здесь счастлива.

Она покачала головой, но он этого не заметил. Казалось, его взгляд был устремлен куда-то вперед, в будущее.

— Когда я увидел построенный ими город, — продолжал он так, словно говорил про себя, — сердце мое наполнилось удивительными чувствами. Эти примитивные люди… маленькие, какие-то голые… Но ты только подумай! Ведь прежде чем начать строить, им пришлось рубить деревья. Уинслоу рассказал мне, что в те дни им пришлось работать с восхода солнца до заката. Валить деревья, пилить, таскать бревна. Он сказал, что некоторые мужчины заболели, а иные умерли, не успев даже начать строить. Те же, что были здоровы, трудились все время, когда позволяла погода. Они работали с охотой. Мне хотелось бы быть одним из них. Этих людей никогда не забудут. А более всего меня поразило то, что в первый воскресный день они отдыхали, хотя им было необходимо поскорее построить дома. Ибо для них воскресенье — день священный. Я представляю себе их жизнь в то время: ни молельного дома, ни жилья, а они возносят благодарственные молитвы под открытым небом. Тамар, этим людям присуще некое величие, какого я прежде ни в ком не замечал. Я часто думал, что могу поклоняться Сыну Плотника. Но мне было трудно принять его простые доктрины. Я отвергал одну за другой сложные версии, которые предлагали различные церкви. Но, несомненно, эта простая жизнь в благочестии и воздержании и есть выражение подлинной веры. Религия, которую привезли сюда эти люди, и есть религия праведная.

— Возможно, вы правы, — ответила Тамар.

— Эти первые поселенцы храбрее пуритан, которых мы знали. Многие из них провели годы в ссылке, в Голландии. Они хотели не только упростить церковный ритуал, но и создать новый. Поэтому-то им и нужно было бежать из своей страны, чтобы создать новое общество.

— Вы хотели бы стать одним из них, Ричард. Мне кажется, я тоже этого хочу. Трудиться вместе с ними, видеть, как здесь вырастает большой город, город, где царит доброта, а не жестокость, где преследование уступило место свободе. Я хочу жить здесь простой, непритязательной жизнью, как живут они. Я должна сделать это, потому что Хьюмилити до этого не дожил.

Ричард серьезно посмотрел на нее.

— Я думаю о тебе… и о Бартли, — сказал он.

— Что именно?

— Что вам теперь непременно следует пожениться. Он любит тебя, и, мне думается, ты любишь его.

— Я не знаю.

— Ты непременно должна быть счастливой здесь, Тамар. И сделать Бартли счастливым. Он нужен тебе, не думаю, что ты можешь быть счастлива без него. И хотя трудно представить, что он станет вести жизнь пуританина, быть может, он решится на это… ради тебя. Он мог бы вернуться в Англию и вести жизнь, для которой предназначен. Жизнь эсквайра, хозяина поместья. Но ты, Тамар, не должна возвращаться. Если бы ты осталась там, они однажды схватили бы тебя. Я всегда это знал и не мог обрести покой, думая об этом. Могли пройти годы, и все же… это случилось бы однажды. Они никогда не забыли бы, что ты слыла ведьмой. Поэтому я согласился отправиться сюда. Я знал, что, оставаясь дома, ты подвергаешься опасности.

— Да, — согласилась Тамар. — Я тоже чувствовала это. Многие смотрели на меня искоса! Я часто представляла себе, как приходят стражники, чтобы схватить меня, как тогда, в тот день, когда они пришли с Симоном Картером. И забрать не только меня, но и бедняжку Джейн Свонн. Они забрали бы и ее. Быть может, даже миссис Элтон и вас, Ричард. Никто из нас не был в безопасности, даже Джон Тайлер и Аннис… и ее дети. Их могли забрать за то, что они пуритане.

— Это все из-за религиозных преследований! — горячо воскликнул Ричард. — Ты упорствуешь, считая себя колдуньей, потому что узнала их ритуалы и искусство знахарки. Все дело в религиозных преследованиях, из-за них нам и пришлось бежать.

— Ричард, я знаю, что должна остаться. Я должна изгнать дьявола из своей души.