Конунг. Изгои - Холт Коре - Страница 24

Хрут уже не молод. Он предлагает Хагбарду выйти из конюшни.

В Сельюгердире скрывается немало берестеников, человек восемьдесят или сто. К ним отправляется гонец, и после полудня все они собираются у церкви. Среди них два брата из усадьбы Фрёйланд у подножья Лифьялль, Торбьёрн и Коре, сыновья Гейрмунда и Магнхильд, которых Хагбард видел в Валебё. Они пришли сюда искать безопасности, после того как люди ярла Эрлинга сожгли их усадьбу. Оба брата тоже участвовали в сражении при Рэ.

Хрут сказал:

— Летом сюда придут люди ярла! Тогда нам останется только уйти в горы и там скрываться до следующей зимы, если на то будет воля Божья, а потом искать убежища в селении и еще одну зиму спать с мечом под щекой. Мы должны либо всю жизнь прожить изгоями, либо снова начать борьбу! Нас ждет или смерть или победа. Но ты сам видишь, Хагбард, нас немного.

— Войско конунга Сверрира немногим больше, — сказал Хагбард.

Его просят обратиться к людям, он коротко рассказывает теламёркцам о конунге Сверрире и передает им его устное послание. После этого ему приказывают уйти. Два человека снова отводят его в конюшню и запирают на засов. Голоса собравшихся долетают до конюшни. Хагбард знает: сейчас решается его судьба.

Первым говорит Хрут:

— Этот посланец может оказаться и предателем, и честным человеком, точно мы этого не знаем. Он говорит, что новый конунг велит нам встретиться с ним между горами Доврафьялль и Нидаросом за две недели до дня Йона. Это путь не для слабых. Возможно, нас ждет ловушка. Возможно, этот человек убил монаха Бернарда, у которого был камень, возможно, он пыткой заставил его говорить перед смертью. Или же обманул его лживыми словами. Но я этому не верю. Я знаю одно: для нас лучше попытать счастья в сражении, чем трусливо отсиживаться в горах, когда придет лето. Давайте снимемся и пойдем!

Коре сын Гейрмунда из Фрёйланда встает и говорит:

— Если посланец сказал неправду об оке Христовом, он за это поплатиться жизнью. И пусть Господь поможет нам так же, как покарает его.

Его брат Торбьёрн встает и возражает ему:

— Не думайте, будто и оком Христовым нельзя злоупотребить, и злоупотребивший легко может избежать наказания. Неисповедимы пути Господни, и когда Он карает и когда дарует благодать. Этот посланец может оказаться предателем из войска ярла Эрлинга. Но мы должны сделать выбор, и я говорю: Давайте снимемся и пойдем!

Человек, которого звали Гудлауг Вали, один из предводителей берестеников, сказал:

— Давайте снимемся и пойдем. Но сначала надо зарубить этого человека.

Многим понравились его слова, и Хрута охватили сомнения. Братья из усадьбы у подножья Лифьялль, которые не всегда были согласны друг с другом, тут выступили заодно:

— Возьмем его с собой, — предложили они. — Давайте поверим ему и сохраним ему жизнь, но если он окажется Иудой среди учеников Христа, он умрет.

Хрут сказал:

— Вот нелегкий для меня час.

Он был умный человек и у него было много усадеб, но люди ярла отняли их все. Он сказал:

— Я должен отомстить ярлу, даже если это будет стоить мне не только имущества, но и жизни. Но я не отомщу, если побегу от него, как сопливый мальчишка от розги. Мы снимаемся и снова начинаем борьбу. За две недели до дня Йона мы должны быть севернее гор Доврафьялль.

Хагбарда приняли в войско, но не все одинаково доверяли ему. В братьях из усадьбы у подножья Лифьялль он нашел добрых друзей. Они помогали ему нести Малыша. Когда Малыш первый раз оказался на плечах у чужого, он даже описался от страха.

В горах еще лежал снег. Они шли через Гронингсдаль на запад и пришли в Хедаль, а оттуда — в Грансхерад и по плоскогорью Хросхейя в Лёг. И дальше.

Оружия у них было немного, но топоры острые, это были храбрые мужи. Они брали в усадьбах только то, в чем нуждались, и не грабили понапрасну, и большинство из них не обижали женщин.

СРАЖЕНИЕ ЗА НИДАРОС

В тот день, когда в Сокнадале мы встретили суровых теламёркцев, удача сопутствовала нам. После полудня небо затянулось тучами и пошел дождь, а дождь самая подходящая погода, чтобы красть лошадей. Лошади бегут с пастбищ под крышу в усадьбы и тогда ничего не стоит поймать их. Конунг велел говорить бондам, что своих лошадей они получат назад в предгорий Доврафьялль, куда лежал наш путь. Мы нагнали спускавшийся в долину табун. Не очень большой, его гнали трое парней, они были гудбрандсдальцы и шли на север в Нидарос, чтобы обменять своих лошадей на девушек и серебро. Их пришлось убить, но это оказалось легко. Они и пикнуть не успели, как мы их зарубили.

Дождь усилился, склоны выглядели неприветливо, люди укрылись в домах, под открытым небом не осталось никого, кроме воинов. От селения, в котором ты забрал лошадей, всегда веет ненавистью. Никто не вступает с тобой в разговор, ты не видишь оружия, но ощущаешь враждебность, словно ядовитый ветер. А в такой серый ненастный день, когда дрожишь от холода, тебе тем более за каждым кустом мерещится недруг с мечом. Но нигде никого нет.

Еще не наступил вечер, а наши люди уже сидели в седлах, воинственно покрикивая, все торжествовали. Надо отправиться в Упплёнд и перебить там всех лендрманнов ярла Эрлинга Кривого, говорили мы. Лошадей на всех не хватило и потому за каждой лошадью, держась за ее хвост, бежал человек, так мы могли двигаться быстрее. У теламёркцев было меньше лошадей, чем у нас. Они недовольно ворчали, но я никогда не видел людей, которые бежали бы так легко, держась за хвост лошади. За моей лошадью бежал молодой теламёркец Коре из Фрёйланда. Наконец стемнело.

Стал погромыхивать гром, летний вечер сделался похож на осенний. Мы ехали вдоль реки, Сигурд из Сальтнеса, который хорошо знал здесь все дороги, привел нас к броду. Перебредать реку было небезопасно, вокруг покрытых пеной камней бурлила вода, противоположного берега мы почти не видели из-за дождя. Время от времени вспыхивали молнии, освещая темные, крутые склоны.

Сигурд перешел реку первый, в самых глубоких местах вода была ему по грудь, лошадь боялась идти в воду. Сигурд не бил ее, только тихонько уговаривал, надо было соблюдать тишину, чтобы никто из местных жителей не узнал, что мы перешли через реку. Странное это было зрелище: человек за человеком, лошадь за лошадью, а гроза все приближалась и молнии сверкали все чаще. И мертвая тишина — ни криков, ни брани, когда один человек поскользнулся на камне и его подхватил поток, никто даже не попытался спасти его. Дождь усилился. Он был нам на руку, в такую ночь люди неохотно выходят из домов. Я перешел реку сразу за конунгом. Чуть ниже реку переходили два человека с лошадью, они должны были спасти конунга, если б его вдруг подхватило течение. Я шел, боком рассекая воду, так было легче устоять против течения. На миг мне показалось, что дно ушло у меня из-под ног, и я повис на уздечке. Лошадь, которую я украл утром, твердо стояла в потоке, она-то и спасла меня.

Мы перешли реку, потеряв всего одного человека. Никто не жалел об этой потере — его почти не знали. Люди сгрудились на берегу. Усадеб тут не было, дальше река расширялась, нас окружал лес. Конунг ходил от одного отряда к другому и благодарил людей:

— Отныне нам нет пути назад, — сказал он. — Мы идем не в Упплёнд. Мы идем в Нидарос. Риск велик, каждый должен стараться не отбиться от остальных. Тот, кто отобьется, погибнет, но может, и спасется, если ему повезет.

Мы снялись с места, на каждую лошадь приходилось по два человека. Мы двигались быстро, выжимая из лошадей все, что можно. Дорога шла вдоль реки. Непогода висела над нами, и тоже шла на север. Мы не обогнали ее, не свернули в сторону, она прикрывала нас, точно плащ из молний и дождя. Одна лошадь упала. Послышалось ее ржание, должно быть, она сломала ногу. В свете молнии я увидел двух бегущих воинов, потом их подхватили всадники и поход продолжался. Усадьбы мы объезжали стороной. Но это не всегда удавалось. Иногда приходилось ехать прямо через двор какой-нибудь усадьбы, ее обитатели прятались по домам. Проезжая, мы вопили во всю глотку и бряцали оружием — нас было две сотни. Между раскатами грома наши вопли неслись к черным тучам, нависшим над усадьбами. Местные жители, должно быть, принимали нас за духов. Мы сметали на своем пути изгороди и плетни, в одном месте даже затоптали стадо телят, укрывшихся от ветра. Дальше, дальше, теламёркец, сидевший на лошади позади меня, с такой силой вцепился мне в плечи, что несколько раз чуть не стянул меня с лошади. Я держался за гриву, но она была скользкая, тогда я обхватил лошадь за шею, а он держал меня за пояс. Но ему не повезло: большая ветка неожиданно сорвала его с лошади. Он упал.