Под маской скромности - Холт Черил - Страница 32

– Как ты можешь так поступить со мной? – требовательно воскликнул он.

– С тобой! – Теперь и она разозлилась и вскочила с постели. – Поразительная наглость – задавать мне такой вопрос!

– Ты значишь для меня все. – Алекс схватил ее за руки и тряхнул. – Ты моя жизнь, моя душа, моя… моя…

– Ничего подобного. – Эллен оттолкнула его. – Как смеешь ты такое говорить!

От этих слов Алекс пришел в ужас.

– Ты для меня – целый мир.

– Я для тебя никто! – Эллен тоже кричала, совершенно забыв об осторожности. Если их услышат, пусть. Никогда еще она так не гневалась. – Я просто объект для флирта! Ты забрался в мою постель, потому что тебе скучно, потому что тебе одиноко, а может быть, я тебя забавляю – не знаю точно, но ты оскорбляешь меня, делая вид, что наши отношения имеют какое-то важное значение.

– Ты в самом деле так думаешь?

– Я это знаю.

– После всего, что было между нами, как можешь ты уйти? – Алекс показал на ее сумку. – Ты даже не собиралась сказать мне «до свидания»!

– Ты женишься на следующей неделе! – горько заплакала Эллен. – Я не хочу этого видеть. Ты не можешь меня заставить. Клянусь, сначала я убью тебя!

– Мой брак не имеет никакого отношения к нам с тобой.

– Ты с ума сошел? Самое прямое отношение!

– Это только между мной и Ребеккой. Тебя это не касается.

– Да только совершенно ненормальный согласится с тобой!

– Я не хочу проходить через это, – внезапно выпалил Алекс. – Я не могу. Я откажусь, и мы с тобой уедем. Я женюсь на тебе, а не на ней.

У Эллен перехватило дыхание.

– Женишься на мне? Почему?

– Потому что я… я… люблю тебя.

Эллен фыркнула, и голос ее дрогнул от негодования:

– Это самое абсурдное заявление, когда-либо мной услышанное. Ты не любишь меня. Ты никого не любишь, кроме самого себя.

– Я действительно люблю тебя!

– О, замолчи! Прошу тебя! Ты только смущаешь нас обоих.

У него было много возможностей открыто признаться в растущей привязанности, и Эллен предполагала, что действительно нравилась ему больше, чем некоторые другие его возлюбленные. Но Алекс походил на испорченное дитя, всегда добивающееся своего. Она собралась уйти от него раньше, чем он был готов отпустить ее, и Алекс не мог пережить, что ей хватило дерзости противостоять ему. Если бы он сделал свое признание неделей раньше, да хотя бы часом раньше, как сильно это тронуло бы ее, и она могла бы поверить. Но сейчас, во время отвратительной развязки, он не сможет убедить ее в своей искренности. Его слова походили на листья, летящие по ветру.

Высказавшись, Алекс сник, гнев его прошел, и он смотрел на Эллен так, словно ошибся комнатой и толком не понимал, кто она такая.

– Может быть, ты права, – произнес он, – но я уверен, что между нами были особые узы.

– Были, – согласилась Эллен. – Ты красивый, настойчивый мужчина, которому нравится обольщать женщин. Я была наивной, доверчивой девушкой, решившей, что можно предаться флирту безо всяких последствий. Так я и поступила, хотя это и было очень безнравственно с моей стороны, но теперь все кончено. Ты живешь дальше, и я тоже.

– И я ничего для тебя не значу? – Алекс посмотрел на Эллен так, словно на самом деле хотел это знать.

Он казался грустным и расстроенным – а может, чувствовал себя преданным – из-за того, что она не испытывала к нему сострадания, хотя Эллен не понимала почему. Его судьба – брак с Ребеккой. И нет другого выхода, и нелепо с его стороны вести себя так, словно они могут придумать другой финал. И так больно, если над мечтами о том, чего никогда не случится, насмехаются. Чего он от нее хочет? Чего ожидает? Когда все закончится, не останется вообще ничего.

– Нет, – солгала Эллен. – Ты ничего для меня не значишь. С какой стати?

Алекс в отчаянии поник, словно она насквозь пронзила его своими словами, и Эллен испытала мучительное желание протянуть руку, утешить и обнять его. Но удержалась. Нельзя думать о том, какая часть привязанности Алекса искренняя, а какая – надуманная.

Даже если он по-настоящему привязан к ней, это ничего не меняет. Единственная отведенная ей роль – это роль любовницы, но Эллен скорее спрыгнет с утеса, чем согласится на такой позор.

– Ты помнишь, как мы впервые встретились? – спросила она, желая сделать ему больно, желая, чтобы Алекс ушел и никогда не возвращался. – Я сказала тебе, что знала тебя раньше.

– Да, но я так и не припомнил этого.

– Это случилось десять лет назад, на вечеринке в летней резиденции, когда тебе было двадцать и ты гостил у своих друзей в Суррее. Кто-то украл кольцо леди Бэррингтон.

– Да, я это помню. Она подняла большой шум.

– Обвинили и арестовали юношу, жившего по соседству.

Алекс кивнул:

– Местный мерзавец. Его повесили за это преступление.

– Нет, не повесили. Его выслали в каторжную колонию.

– И ты рассказываешь мне об этом, потому что?..

– Потому что этот мерзавец, как ты его небрежно назвал, мой брат Джеймс.

Следует отдать ему должное – Алекс выглядел потрясенным, правда, непонятно, испытывал он при этом сочувствие или вину.

– О, Эллен, мне так жаль.

– Я всегда ненавидела тебя, потому что ты не спас моего брата.

– Да как я мог ему помочь? Я ничего не знал об этом происшествии. Когда кольцо украли, я катался верхом.

– Это ты украл кольцо?

– Я?! Боже мой, как ты можешь предъявлять мне такое обвинение?

– Украл? – настаивала Эллен. – Я часто гадала, не ты ли тот человек, который уничтожил мою семью.

Стэнтон выглядел ошеломленным.

– Я никогда не сделал бы этого.

– Поэтому видишь, Алекс… Простите меня, я должна была сказать «лорд Стэнтон». Между нами никогда не было настоящей любви. Я долгие годы размышляла о том, что вы на самом деле за человек, и подпустила вас так близко, чтобы удовлетворить собственное любопытство, но это и все.

Алекс внимательно изучал ее, и Эллен старательно сделала безразличное лицо, не желая, чтобы он уловил хотя бы намек на испытываемые ею муки. Она не знала, как еще можно порвать с ним, как создать между ними пропасть, через которую невозможно будет перекинуть мостик, поэтому и попыталась заставить его возненавидеть себя. Она должна оттолкнуть его.

– Ты лжешь, – наконец пробормотал Алекс. – Я вижу это в твоих глазах, хотя, клянусь жизнью, не понимаю зачем. Может, мне вырвать из груди сердце и бросить его на пол, чтобы ты могла растоптать его?!

– Через семь дней ты будешь женат, Алекс! Уже не важно, почему я поступаю так или иначе.

– Это важно для меня! – Он сжал руку в кулак и ударил себя в грудь.

У него было страдающее лицо, и Эллен не могла этого выдержать. Она отвернулась и стала смотреть в окно, на черное небо, а Алекс гладил ее по щеке, едва касаясь кожи пальцами. Ей мучительно хотелось, чтобы он удержал ее. Она боялась – боялась того, что принесет ей завтрашнее утро, боялась того, что станется с ней дальше. Она так нуждалась в утешении и ласке, но именно к Алексу не могла за ними обратиться.

Когда их связь только начиналась, Эллен считала себя достаточно искушенной, думала, что сможет весело пофлиртовать, чтобы выйти из этого невредимой, только став мудрее. Она не предполагала, что завершение связи может быть настолько разрушительным, что она будет чувствовать себя так, словно под тяжестью горя от их расставания может сломаться каждая ее косточка.

– Не уходи, – умолял Алекс.

– Я должна.

– Я не хочу жениться на Ребекке! Это неправильно. И она, и я будем несчастны, и я в такой растерянности! Скажи, что мне делать?

– Не спрашивай меня. Я тебе не советчик.

Алекс обнял Эллен и прижал к себе:

– Я думал, у нас с тобой впереди еще шесть месяцев; шесть месяцев, чтобы попрощаться и расстаться без сожалений. Все происходит слишком быстро.

Если он хотел побыть с ней подольше, то почему передвинул дату бракосочетания? Эллен умирала от желания спросить, но не стала этого делать. Она и пытаться не будет понять его мотивы. Уточняя детали, она только измучает себя. Он выбрал свой путь. Эллен не в состоянии предложить ему ни сочувствия, ни сострадания и не будет успокаивать его совесть или сглаживать выбор, чтобы ему стало легче жить.