Остров дьявола - Шевцов Иван Михайлович - Страница 24

- Я не был на Ближнем Востоке, хотя по сообщениям печати представляю, что там происходит. Глядя на тебя, я сейчас подумал, что передо мной сидит настоящий палестинец.

- Спасибо за комплимент, Янек, для меня это высокая честь. И я вправе называть себя палестинцем. Как и палестинцы, я изгнан со своей родины, как и они, я подвергаюсь жестоким гонениям, как и они, я веду смертельную битву со злейшим врагом человечества - сионизмом, хотя само человечество еще не поняло, не осознало, сколь страшен, жесток и опасен враг. Может, когда-нибудь, поняв, что такое сионизм, общественность земли создаст всемирный антисионистский конгресс, который объединит всех патриотов и возглавит борьбу с этой злокачественной опухолью. Во имя этой беспощадной, бескомпромиссной борьбы можно и нужно отдать всю энергию, силы, талант, всю жизнь. Но, мой капитан, помни, что сионизм опутал своими щупальцами спрута весь мир. Чтоб победить его, нужны не тысячи, а миллионы самоотверженных бойцов, пожертвовавших личным благополучием, идейных борцов, готовых к Голгофе и распятию. Впрочем, что я говорю: обо всем этом я писал тебе из Нью-Йорка. Ты получил мое письмо?

- Да, Эдмон, получил. Но мне помнится, ты писал, что твой тесть, отец Элеоноры, честный бизнесмен, твой единомышленник и обещал тебе всяческую поддержку в твоей нелегкой борьбе.

- Да, вначале так и было. Но потом пошли угрозы, анонимные письма, звонки. В его конторе взорвалась бомба. Спустя месяц после этого его автомашина, которую он на несколько минут оставил у подъезда своего дома, взлетела на воздух. Очевидно, была подложена пластиковая бомба на магнитной присоске, возможно, с дистанционным управлением. И он не выдержал. Его можно понять. Ты, Янек, не представляешь, что такое Америка. Это страна гангстеров, государство, где запросто убивают президентов, неугодных сенаторов и общественных деятелей, не говоря уже о рядовых гражданах.

Одержимость Дюкана восхищала Слугарева, вместе с тем его намерение во что бы то ни стало попасть на остров Дикса озадачивало, порождало проблему, которая могла вылиться в серьезные последствия. Ведь там, на Острове, Макс Веземан, встреча их неминуема, доведись Дюкану попасть на Остров, и, конечно же, нежелательна, более того - опасна для Веземана, которого Дюкан несомненно узнает и, сам того не желая, выдаст. Поэтому Слугарев осторожно попытался отговорить Дюкана от встречи с Диксом: мол, Шлегель мог и наврать, возможно, в самом деле нет ни острова, ни Хасселя. Но такую мысль Дюкан решительно отметал. Тогда Слугарев выдвигал другой аргумент против поездки: если в действительности существует такой Остров-лаборатория, то он, естественно, сильно охраняется ЦРУ, и попытка проникнуть туда нелегальным путем связана с большим риском, так как в подобных случаях ЦРУ не церемонится и старается не оставлять в живых свидетелей. Дюкан соглашался с доводами Слугарева и тем не менее оставался непреклонным в своем решении. Дело осложнялось. Тем более, что кубинцы уже сообщили Дюкану, где находится интересующий его остров, хотя и неточно, приблизительно. Нужно было что-то предпринять, чтоб не допустить встречи Дюкана с Максом Веземаном, которого Эдмон знает по партизанскому отряду как Вальтера Дельмана. Прежде всего нужно предупредить Макса о возможности появления на Острове Эдмона Дюкана, чтоб он заранее предпринял какие-то меры для своей безопасности. И еще Слугарев надеялся уговорить Алисию повлиять на мужа, заставить его отказаться от попытки проникнуть на Остров, поскольку это грозит им смертельной опасностью. Поэтому он согласился сейчас же пойти в "Абану Либре".

Алисию они встретили в холле гостиницы: она собиралась идти в город. Это была высокая, тощая, прямая, как жердь, брюнетка с острыми ключицами, с лицом некрасивым, но симпатичным. Некрасивой была ее улыбка, обнажавшая не только крепкие, крупные, как бобы, зубы, но и мясистые десны. Но этот недостаток с лихвой искупали ее большие темные глаза, излучавшие тихий восторг и радостный порыв. Глаза эти смотрели открыто и прямо, когда Эдмон весело и возбужденно представлял Алисии своего бывшего партизанского командира, при котором он служил адъютантом; они с искренним любопытством щурились, а вытянутое овалом лицо с острым подбородком хранило гордый, самоуверенный вид. Глубокий разрез светло-кремовой блузки обнажал тонкую кофейно-смуглую шею, украшенную крупным гранатовый кулоном на тяжелой золотой цепи. Такие же гранатовые сережки впивались в мочки ушей, искусно запрятанных в дремучие дебри густых пышных волос.

Алисия предложила вместе пообедать, и они втроем зашли в ресторан. В полупустом зале мощно работали кондиционеры, и после уличного зноя Слугарев приятно ощутил прохладу, которая вскоре показалась чрезмерной, так что Алисии пришлось подняться к себе в номер за свитером для Эдмона и за шалью для себя. Слугареву предложили пиджак Эдмона, но он отказался, сославшись на привычку к холодам. Прохлада ресторана напомнила Слугареву Ново-Афонскую пещеру, в которой он побывал в прошлом году. "Пожалуй, здесь попрохладней, чем в пещере", - подумал Иван Николаевич и пожалел, что отказался от пиджака. Как бы не простыть и не слечь в постель. Пока Алисия ходила в номер, Эдмон заказал на закуску зеленый салат с острым ароматным соусом и лангусты, на первое овощной суп, на второе жареную свинину. И, конечно, манговый и ананасовый соки.

Алисия спросила Слугарева, нравится ли ему кубинская кухня. Иван Николаевич искренне ответил что очень нравится, особенно блюда из лангустов, салаты и, разумеется, соки.

- И пиво, - добавил Эдмон и продолжал: - На Хувентуде мы жили в гостинице "Колони". И однажды в ресторане гостиницы стали свидетелями инцидента. Канадским туристам под видом лангустов подали крабов. Они возмутились, подняли шум, вызвали директора. Шум, гам. Международный скандал из-за пустяка. Конечно, это не совсем пустяк: лангуст похож на краба, как арбуз на тыкву. - И повторил Алисии на испанском то, что сказал сейчас на польском. Алисия милостиво улыбнулась и вздохнула неопределенно, томно.

Эдмон добросовестно и прилежно выполнял обязанности переводчика, но разговор как-то не получился: языковый барьер казался непреодолимым, и Слугарев вполголоса заметил, что разноязычие рода человеческого, пожалуй, является самой большой ошибкой природы творца.

- Именно так, именно так, - быстро подхватил Эдмон. - Это ошибка, а возможно, и преднамеренная подлость природы. Создала на земле вавилонское столпотворение. Не будь разноязычия, не было бы ни разрушительных войн, ни распрей и междоусобиц. - И снова повторил по-испански для Алисии.

- Творец увлекся многообразием и допустил ошибку, только не подлость, - сказала Алисия бесстрастно и холодно. Ни голос, ни лицо ей ничего не выражали. - Творец и подлость несовместимы, - добавила она после паузы солидно, с гордой самоуверенностью. На лице Эдмона распласталась виноватая улыбка, он торопливо перевел Слугареву слова Алисии и тут же рассыпался в любезностях и комплиментах по адресу своей жены:

- Я ж говорил тебе, Янек, Алисия умница, мой добрый гений. Ей я обязан жизнью своей. Даже больше, чем жизнью. История знала немало случаев, когда сестра милосердия выхаживала тяжело раненого, вылечивала его от физических ран, и возвращенный к жизни, исцеленный оставался по гроб благодарен своей исцелительнице. Но Алисия совершила больше - она исцелила меня духовно. А это гораздо трудней и возвышенней. Она пришла ко мне в минуту, когда я под жесточайшим огнем травли израсходовал остаток сил и был готов поднять белый флаг и в отчаянии на последнем выдохе бросить в лицо моих друзей и недругов: "Все кончено… с меня хватит… Я больше не могу…" Она вдохнула в меня новые силы, огонь жизни, жажду борьбы и неодолимую веру в правоту моего дела. Я ожил, я снова почувствовал себя бойцом, а врагов своих увидел ничтожными и омерзительными. Теперь мои силы удвоились, потому что рядом со мной стала моя Алисия, мой ангел любви, жизни и борьбы.