Лесные дали - Шевцов Иван Михайлович - Страница 50

- И давно существует такой порядок? - переспросил Ярослав.

- Давно. Я понимаю ваш вопрос. Валентин Георгиевич здесь не прав. Он не любит лошадей и считает, что чем меньше их будет в лесничестве, тем меньше хлопот.

Она была женщина прямая и еще год тому назад упрекнула Погорельцева: "Зачем ты неправду Серегину насчет лошади сказал?" "А пусть не хорохорится. Больно прыткий. Героя из себя корчит", - ответил тогда ей лесничий.

Для Ярослава это была неожиданность. Оказывается, никакой проблемы и нет, а лошади, по мнению Ярослава, каждому леснику нужны позарез. С этим они столкнулись в тот же день. На участке Хмелько обнаружили много бурелома и сухостоя. И когда Екатерина Михайловна сказала, что лес немыслимо захламлен, что сухостой можно было давно оклеймить и убрать вместе с буреломом, пустить на дрова, что он гниет без всякой пользы и только плодит паразитов-вредителей, Хмелько начал горячо возражать и оправдываться:

- Как его уберешь, на чем отсюда вывезешь из этих оврагов? Тут сам черт голову сломает.

- На лошади! - сказал Ярослав. Хмелько сердито проворчал:

- Тебе хорошо говорить: у тебя конь. А у меня?

- В лесничестве есть лошади, - сказала Екатерина Михайловна. - Вы когда-нибудь просили, Филипп Зосимович? Нет. Разве что для обработки огорода. А лес вас, я вижу, не очень волнует. Не любите вы его.

Ярослав поддержал Екатерину Михайловну. Сколько раз она и Погорельцев ему говорили! Не слушается. Участок Хмелько был не только захламлен. Ревизоры без особого труда нашли восемнадцать свежих еловых и березовых пней, для маскировки посыпанных илом и мохом.

- Если весь участок внимательно осмотреть, я думаю, до сотни таких пней наберется, - проговорил Ярослав.

- А ты думаешь, у тебя меньше? - вспылил Хмелько.

- Не думаю, а убежден, - ответил Ярослав. - Впрочем, ревизия покажет.

- Это какие ревизоры тебе попадутся, - буркнул Хмелько.

- Сам лесничий и Чур будут делать ревизию у Серегина, - сообщила Екатерина Михайловна.

Хмелько гадал: запишут в акт ревизии порубки или скроют, как делали в минувшие годы. И он сделал вид что удручен.

- От злодеи. Это ж не люди, а бандюги. И все ночью, Екатерина Михайловна, ночью воровали. Днем - нет, днем бы я увидел.

- Лесу от этого не легче, - сердито ответила помощник лесничего. - Вы отвечаете за него и днем и ночью.

Полногрудая крупная женщина в резиновых ботах и теплом платке, она шагала впереди двух мужчин недовольная и раздосадованная. Екатерина Михайловна ежегодно участвовала в ревизиях, но Хмелько ревизовала в первый раз, и недостатки превзошли все ее ожидания.

- Я слышала, что у Хмелько разворовывают лес, но не думала, что дошло до таких размеров. Этак мы лет за десять весь лес изведем. Нет, с либерализмом пора нам кончать, пора, товарищи, пора. Пока нас всех не прогнали.

Она обмеряла пни каждого срубленного дерева и записывала в тетрадь. Слово "прогнали" неприятно кольнуло Хмелько. "Прогонят, как пить дать прогонят, если все запишет в акт ревизии. И не подступишься к ней никак - больно строга".

Домой уже ехали, а Екатерина Михайловна все никак не могла успокоиться, роняла, как дерево листья, сухие недовольные слова:

- Не ожидала я от вас, Филипп Зосимович, такой службы…

- Как могу, так и служу, - огрызался Хмелько. - А другие лучше, что ль?

- Хуже быть не может. Хуже некуда. В таком случае надо прямо и говорить: не могу, увольняйте.

- И увольняйте, - сорвалось горячее слово у Хмелько. - Я где хоть зароблю… В том же колхозе. По двести пятьдесят люди зарабатывают у Кузьмы.

- Да, только там вы не сможете двух коров держать, - сказал Ярослав. - И бесплатное обмундирование не будете получать.

Филиппа Хмелько высадили возле его дома и поехали в лесничество. Екатерина Михайловна спросила:

- Что покажем в акте?

Вопрос ее удивил и даже обескуражил Ярослава.

- Что есть на самом деле, то и покажем.

- После такого акта Хмелько нужно увольнять.

- Это надо было сделать лет пять или десять тому назад, - сказал Ярослав.

Екатерина Михайловна ответила не сразу. Щуря от встречного ветра серые суровые глаза, проговорила, как бы рассуждая сама с собой:

- Оно конечно, какой Хмелько лесник. В лучшем случае - сторож. Плохой, нерадивый охранник. Образование у него четыре класса. У Чура - шесть. Что они знают о лесе? Ровным счетом ничего. Березу от осины отличат. А вот на какой почве лучше сажать сосну и на какой ель, это уже для них высшая математика. Или как бороться с вредителями леса, если и знают, так понаслышке. Книг не читают. Другое дело - Рожнов. Он лесник по призванию. Для него лес - это его жизнь, частица его самого. Или вот вы - всего год работаете лесником. Никаких специальных школ не кончали…

- И это плохо, - перебил ее Ярослав. - Плохо, что у нас нет ни школ, ни даже курсов по подготовке лесников.

- Согласна: плохо, конечно. Но я хочу сказать, что кроме образования требуется еще и призвание. А вообще-то, надо бы нам лучше организовать производственную учебу с лесниками. Все планируем, да времени не хватает.

Она слезла с дрожек, зябко поежилась, взглянув на стаи белых льдин в синем океане неба, сказала:

- Неужто похолодало всерьез? Бабьего лета в этом году так и не было, а уже сентябрь на исходе.

В акте ревизии по участку Хмелько они ничего не утаили, и сам Филипп Зосимович без слов поставил свою подпись под актом. Но хитрец решил не сдаваться. Через день была ревизия у Чура, которого ревизовали техник - молодой парень, работающий в лесничестве всего три месяца, и Хмелько. Тут уж Филипп Зосимович продемонстрировал свое прилежание, изо всех сил старался как можно больше выявить на участке Чура непорядков и главным образом порубок. А они были, хотя и гораздо меньше, чем в прежние годы. В этом году Тимофей Чур работал на совесть, во всяком случае - старался. И тем не менее ревизия нашла на его участке пятнадцать самовольно срубленных и не замеченных лесником деревьев. Зато лес у Чура был чище, чем у Хмелько. Тимофей разрешал местным жителям вывозить на дрова бурелом, валежник и сухостой. Из-за сухостоя между ним и Хмелько и разгорелся ожесточенный спор. Филипп требовал записать в акт пять стволов елей, срубленных в этом году.

- Так то ж сушняк, - кричал Чур. - Или ты сухого от сырого отличить не можешь? Гляди: сучья - сушняк.

- А ты на меня не ори, - рассердился Хмелько и начальнически нахмурился. - Не оскорбляй, потому как я при исполнении.

- Чихал я на твое исполнение. Любой пионер скажет, что спилен сухостой, а ты, елки-палки…

- И я говорю, что сухостой, - поучающе отвечает Хмелько. - А почему без разрешения? Где клеймо? Нет клейма. Может, ты продал - почем я знаю.

Когда техник попытался его урезонить, Хмелько и на него набросился:

- Вы его не покрывайте. Не надо нам сынков и пасынков. Мы все равны. Мне восемнадцать пней записали. Там тоже сухостой был. Я за справедливость. У меня Серегин каждое деревце засчитал. А ты его будешь ревизовать - не давай спуску. Отвечать - так всем вместе. Штрафовать будут - пусть всех, сымать - тоже всех.

Тут только Чур понял коварный ход Хмелько - всем отвечать, у всех, мол, плохо.

Погорельцев остался недоволен двумя первыми актами ревизии и высказал это Екатерине Михайловне:

- Вы представляете, как мы будем выглядеть перед лесхозом?

- Но ведь это объективные показатели, Валентин Георгиевич. Положение действительно неприглядное. Хмелько в лесу не бывает.

- Вы не то говорите, не то. Как вы не понимаете, что такие акты - скандал на весь район, на всю область? Да после этого нам с вами здесь нечего делать.

- Почему же? Как раз есть. Надо выправлять положение.

- Как выправлять? Что вы предлагаете, Екатерина Михайловна?

- Надо освобождаться от негодных лесников и заменять их молодыми толковыми ребятами, которые любят лес, желают работать в нашей системе. Таких, как Серегин.

Погорельцев поморщился, подумал: "Одного Ярослава нам хватит за глаза, сыты по горло", - но ничего не сказал. На другой день он вместе с Чуром должен был произвести ревизию на участке Ярослава, и ему не терпелось развеять миф о Серегине, созданный то ли Кузьмой Никитичем, то ли Виноградовым, то ли самим Серегиным при помощи картинок и статьи в газете.