Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 1 - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 35

И еще. По наблюдению С. Лема, если автор начал с мейнстрима и там пробился, то он потом может написать любую чепуху в жанре фантастики, и критики будут говорить: «О, Имярек пробует себя в разных жанрах, и получается замечательно». Но если автор начал с фантастики и признан фантастом, то пусть он потом напишет гениальное мейнстримовское произведение, критики скажут: «Фантаст Имярек попытался выбраться за пределы гетто, и, конечно, неудачно». Примеры из российской фантастики известны. Большая часть последних произведений Е. Лукина имеет слабое отношение к фантастике — если бы он изначально публиковался, как автор Большой литературы, то «Портрет волшебника в юности», «Бытие наше дырчатое», «Лечиться будем», конечно, были бы оценены критиками, как замечательные прорывы автора, использующего метод фантастики в своем творчестве. Но Е. Лукин — фантаст «по определению», и критики Большой литературы его творчество попросту не замечают. В то же время о слабых, с точки зрения любого знатока фантастики, произведениях «Кысь» Т. Толстой и «День опричника» В. Сорокина критика пишет, как о замечательных достижениях, прорывах Большой литературы в область фантастического…

НФ при жизни не стала частью Большой литературы. А разве могла? Или должна была?

В современном книгоиздании возник новый термин — книжный продукт. Книга, не имеющая отношения не только к Большой литературе, но к чему-то художественному вообще. Книга, над которой не только слезами не обольешься, но и мозги включать не надо, чтобы прочитать скрытое под обложкой. К счастью, российская НФ умерла, не успев стать книжным продуктом. К сожалению, многие другие современные направления фантастики все больше приближаются к уровню именно книжного продукта.

Будь НФ жива, она смогла бы противостоять этому процессу.

А теперь — что ж говорить.

Amen.

СТАНИСЛАВ БЕСКАРАВАЙНЫЙ

Оценка путей футурического вмешательства

Мы мало что можем сказать о том воздействии, которое оказывает на нас будущее. Не наши собственные футурологические рассуждения или биржевые прогнозы, от прочтения которых задумываются инженеры или хватаются за сердце брокеры, а самое настоящее будущее, что наступит десятилетия спустя. Как оно может воздействовать на свое прошлое — наше настоящее?

Чрезвычайно трудно судить о технической стороне воздействия. Как в условиях средневековых лабораторий невозможно было зафиксировать радиацию, так и нам практически наверняка не удастся обнаружить машины и механизмы из будущего, а если и удастся, то при самой минимальной их маскировке, скорее всего, невозможно будет понять, что перед нами.

Зато мы куда более уверенно можем рассуждать, пусть даже и на основе косвенных данных, о последствиях такого воздействия (будем называть его футурическим вмешательством). Проще всего это сделать, исследуя наши «мысленные эксперименты» по изменению прошлого — оценивая собственные мечтания, можно предполагать цели и особенности вмешательства из будущего. Самым первым объектом анализа, разумеется, выступает гигантский массив литературы о путешествиях во времени. К сожалению, его явно недостаточно — большая часть этих произведений описывает теоретические и технические проблемы, которые возникают собственно при путешествии или самых элементарных вмешательствах (парадокс убитого дедушки). Но при футурическом вмешательстве эти проблемы либо уже решены «той стороной» хотя бы частично, либо путешественники во времени пренебрегли последствиями и действуют на свой страх и риск — то есть их сложности практически не воздействуют на вмешательство в нашу жизнь.

Дополнительной областью литературы, необходимой для анализа, можно признать альтернативную историю, причем не просто иные версии событий, обусловленные случайностью, а попытки авторов сконструировать осмысленное, целенаправленное изменение хода истории. И, разумеется, не следует забывать о «социальной фантастике», когда под видом общения с иными цивилизациями читателям показывают до боли знакомое общество.

Что именно считать футурическим вмешательством?

Примем следующее определение: футурическое вмешательство — это развертывание, становление некоей привнесенной системы, которая возникает на основе разницы в уровне развития настоящего и будущего. Это могут быть новые принципы государственного устройства, новые моды, технологии. Медицинские практики. Всё, что угодно. Даже болезни, убивающие сотни тысяч людей, — это развертывание системы вирусов и антител, только в инфицированных организмах.

Есть ли какие-либо пределы, минимальные и максимальные, у футурического вмешательства?

Минимального предела воздействия, казалось бы, не существует, — «И грянул гром» Р. Брэдбери доказал это. Однако в случае с раздавленным насекомым не было и тени осмысленности, целенаправленности. Линии развития мира, по сути, не изменились, и ни одна из тех сил, которая там действовала — пусть это были всего лишь биологические виды, которые боролись за существование, — не ощутила ослабления своих позиций. Так что легко поверить в изменение правил грамматики, происшедшее после смерти бабочки в прошлом, но вот вероятность полного изменения политического устройства государства — куда как меньше. Есть, очевидно, некая пороговая величина вмешательства, действия ниже которой воспринимаются Историей просто как случай. Максимальная же величина вмешательства — это «инсталлирование» новой реальности вместо существующей. Никаких переделок в изначальном мире не случится, так как его просто не будет.

Удачно, что примеры обоих граничных условий можно найти в работах одного автора — А. А. Логинова. В повести «Клим Ворошилов 2/2, или Три танкиста и собака» описана «переброска» трех друзей в июнь 1941-го. Они с большей или меньшей удачливостью воюют вместе с остальными красноармейцами, не выделяясь из их среды ничем, кроме специфической речи и чуть большего уровня знаний (в первой части повести). Собственно, автор сам настаивает на «минимальном воздействии». К подобным случаям минимума можно отнести и фильм «Мы из будущего». Воздействие сведено просто к пополнению существующих боевых порядков на уровне бойцов и младших командиров — человеком больше, человеком меньше, машине войны всё равно. Обратный случай, когда в прошлое проваливается целая страна, приведен в романе того же А. А. Логинова «Механическая пьеса для неоконченного пианино» — весь СССР из марта 1953-го перенесся в июнь 1941-го. Новая версия «инсталлировалась» поверх старой. И если для остального мира этот катаклизм стал самым настоящим футурическим вмешательством, то для СССР — нет. Вокруг было только прошлое. И действия союзного руководства по отношению ко всем прочим странам чем-то напоминали действия янки при дворе короля Артура. Только масштаб был другой.

Когда воздействие слишком мало и развертывания системы не происходит, привнесенная информация не распаковывается — футурического вмешательства еще нет (первое граничное условие). Когда переделан весь мир, исправлена реальность — система уже развернулась, всё уже состоялось (второе граничное условие).

Следующие условия задает градиент переноса — разница между прошлым и будущим. Можно перенестись в прошлое на десятую долю секунды. И какую информацию о будущем это даст? Практически нулевую — еще ничего не успеет случиться. Несколько минут разницы между настоящим и будущим уже дают шанс исправить какую-нибудь глупость — сюжет фильма «Провал во времени» построен как раз на двадцатиминутных перемещениях в прошлое и попытках помешать убийце. Если проходят годы и десятилетия, реальность развивается настолько, что возвращение к прошлому состоянию уже даст опыт в лечении болезней, новые открытия, изобретения и т. п., - возникает тот самый информационный пакет, который может раскрыться и изменить ход истории. Но что будет, если разрыв увеличить до тысяч лет или даже до десятков тысяч лет? Современный человек, прибывший на схватку между двумя кланами неандертальцев, — что он будет делать? Добро бы, дрались неандертальцы с кроманьонцами — понятно, на чью сторону становиться. А если предков в человеческом качестве еще вообще нет? Одиночка, попавший в прошлое, скорее всего, просто исчезнет, не «распаковав» своих знаний. А большая группа людей, очутившаяся в ледниковом периоде, начнет воспроизводить привычную цивилизацию, истребляя окрестных гоминидов. То есть становление новой системы не будет предполагать диалога со старой. Это всё равно, что устанавливать Windows «поверх» DOSa — старая операционная система, конечно, была, но для новой она уже не требуется. Ее можно просто стереть. Следовательно, второй парой граничных условий будет наличие информационного пакета, сформированность готовой к развертыванию системы (третье условие) и возможный уровень взаимодействия развертываемой системы с настоящим (четвертое условие).