Сердцеед - Ховард Линда - Страница 7

- Не нужно так старательно притворяться, детка. – Посоветовал Рафферти спокойным холодным тоном. – Мне не потребуется много усилий, чтобы продемонстрировать прямо сейчас то, что вы на самом деле предпочитаете. Лучше поговорим сейчас о вашем чертовом ранчо, и что вы на самом деле собираетесь с ним делать.

На мгновение ее глаза заполнились безграничным отчаянием, хотя он не был уверен, в том, что увидел. Но лишь на секунду. Затем кожа словно натянулась на точеных скулах, и знакомый холодок во взгляде вернулся, ее глаза, светло зеленого цвета, пухлые губы, которые совсем недавно прижимались к его губам, произнесли:

- Ранчо - моя забота.

Мишель категорично отвергала его помощь. Она слишком хорошо знала цену, которую ей придется заплатить, если она уступит ему.

- Единственное, что касается вас, это когда вы собираетесь потребовать свой долг.

Наконец он выпустил ее плечи и снова прислонился к столу, вытянув длинные ноги.

- Сто тысяч – крупная сумма. Не так легко получить их наличными.

Ей не стоило это объяснять. Джон мог бы быть миллионером, но деньги владельца ранчо в основном вложены в землю, и постоянно находятся в обращении, чтобы расширяться, ранчо постоянно требует вкладов. Наличные деньги не так просто достать, чтобы потратить их впустую на развлечения.

Ее подбородок окаменел.

- Когда вы хотите получить свои деньги, требовательно спросила она. – Сейчас, или позже?

Его темные брови поднялись.

- Учитывая обстоятельства, вам следует вести себя со мной поласковее, вместо того чтобы огрызаться. Почему бы вам не продать и скот, и ранчо? Вы все равно не сможете управлять им, а так по крайней мере у вас будут деньги на жизнь, пока вы не найдете другого дурака, который решит все ваши проблемы.

- Я могу управлять ранчо, - она вспыхивала, бледнея. Ранчо было единственным, что у нее осталось.

- Нет, детка, не можешь.

- Не называйте меня деткой! Ярость в собственном голосе ошеломила Мишель. Каждую женщину он называл «детка». Это слово ничего не значило, потому что слишком много других женщин слышали от него то же самое. Это было выше ее сил, воображение рисовало картину, Рафферти ежит с незнакомкой, и Большим пальцем он поймал ее за подбородок, поднимая ее лицо к себе, и ласково провел им по губам Мишель.

- Я буду называть тебя так, как захочу… детка, и тебе придется это проглотить, потому что ты должна мне деньги, которые не можешь вернуть. Мне нужно немного подумать о сложившейся ситуации. Пока я размышляю, почему бы тебе не подумать о том же?

Слишком поздно она попыталась отодвинуться, но Рафферти все еще держал ее подбородок, и его теплый рот прижался к ее губам прежде, чем она могла освободиться. Ее глаза закрылись, и Мишель из последних сил попыталась проигнорировать волну удовольствия, охватившую все ее существо. Она дернулась, когда почувствовала язык Джона, проникающий в ее рот. Она вновь попыталась отвернуть голову, но он предупредил это движение, прижавшись к Мишель мускулистыми бедрами. Она задрожала. Рафферти целовал ее с такой страстью, словно хотел завладеть ею целиком, без остатка. Даже мелькнувшая мысль о том, что это искусство он приобрел, целуясь с сотнями женщин, не уменьшало сейчас удовольствия от поцелуя. Она была в его объятьях, впитывая его прикосновения, его запах, разрываясь между удовольствием, болью, и желанием большего. Она хотела его. Она всегда хотела его. Он был ее навязчивой идеей с того момента, когда она впервые увидела его, и все эти годы жила мечтой о нем.

Рафферти нехотя оторвался от ее губ, поднял голову, его темные глаза были прикрыты веками, а рот был влажным от поцелуя. На его твердом лице появилось выражение победителя, поскольку он рассмотрел лицо Мишель. Она нехотя посмотрела на Джона, ее взгляд выдавал растерянность и желание, губы покраснели и припухли. Очень мягко он отстранился, все еще обнимая ее за талию, пока не убедился, что она твердо стоит на ногах, и только после этого отпустил.

Как всегда, когда он возвышался над нею, Мишель автоматически отступила на шаг. Отчаянно она пыталась взять себя в руки, искала слова, чтобы объяснить, что произошедшее ничего для нее не значит, но поверит ли он? Правда была очевидна. Вновь надевать маску холодности и отчужденности, было бесполезной тратой времени, и она не собиралась даже пытаться. Все, что она могла сделать, это не допустить продолжения.

Мишель побледнела, но прямо посмотрела ему в лицо, изо всех сил сцепив пальцы рук.

- Я не буду спать с вами, чтобы заплатить долг, независимо от того, что вы решите. Вы приехали сюда сегодня вечером, ожидая, что я тут же прыгну в постель, думали, что я с радостью стану шлюхой для вас?

Рафферти внимательно посмотрел на нее.

- Такая мысль приходила мне в голову.

- А мне – нет!

Мишель почти задыхалась, пытаясь совладать с обидой и гневом, которые жгли ее изнутри. Она должна справиться с собой, ей нельзя сейчас отступать.

- Я рад, потому что я передумал, - сказал Джон лениво.

- Черт возьми, как вы великодушны! – Воскликнула Мишель.

- Ты все равно будешь моей, но это не будет ни из-за каких денег, которые ты должна мне. Когда время настанет, ты раздвинешь свои ноги для меня, потому что хочешь меня так же, как я хочу тебя.

То, как он смотрел на Мишель, заставило ее задрожать, а его грубые слова пронзили мозг, словно молния. Он использует ее и бросит так же, как остальных своих женщин, если она позволит ему добиться своего.

- Милое предложение, но увы, я должна отказаться. Мне неинтересно заниматься сексом с тем, кто не пропускает ни одной юбки. Я не собираюсь вступать в клуб соблазненных и покинутых вами женщин!

Мишель хотела рассердить его, но вместо этого Рафферти взял ее руку в свои, лаская ладонь подушечкой большого пальца.

- Не волнуйся, я могу гарантировать, что пока мы будем вместе, нас будет только двое. Успокойся и привыкай к этой мысли. Я заеду завтра, чтобы посмотреть какая помощь требуется тебе на ранчо.

- Нет, - прервала его Мишель, вырывая руки. – Ранчо – мое. И я сама справлюсь со всем.

- Детка, самостоятельно ты не справишься даже с чековой книжкой. Не волнуйся, я обо всем позабочусь.

Его покровительственный тон еще больше разозлил ее, хотя больше всего Мишель испугало то, что Рафферти, возможно, прав.

- Я не хочу, чтобы вы лезли в мою жизнь!

- Ты сама не знаешь, чего хочешь, - ответил он, и наклонившись, быстро поцеловал ее в губы. – Увидимся завтра.

Так же быстро он повернулся и вышел из комнаты. Окаменевшая Мишель только через пару минут поняла, что он уезжает. Она побежала за ним и достигла передней двери как раз, чтобы увидеть, как он бежит под дождем в свой грузовик.

Он не относился к ней серьезно. Хорошо, почему он должен серьезно ко мне относиться?» - с горечью подумала Мишель. Никто и никогда серьезно не воспринимал ее. Она наблюдала, как он уезжает, облокотившись на дверь, ее ноги все еще дрожали и нуждались в дополнительной поддержке. Почему теперь? В течение многих лет она держала его на расстоянии тщательно взращенной враждебностью, но внезапно защитный барьер разрушился. Как хищник, он ощутил ее уязвимость и приблизился для убийства.

Мишель медленно закрыла дверь, отдаляя звук дождя. Тихий дом встретил ее, как напоминание о ее опустевшей жизни. Ей пришлось изо всех сил сжать челюсти, чтобы не закричать. Глаза оставались сухими, хотя ужасно хотелось плакать, Мишель не могла позволить себе потратить впустую время и силы на слезы и жалость к себе. Так или иначе, она должна держаться за ранчо, возместить этот долг, и держаться подальше от Джона Рафферти…

Последний пункт был самым сложным, потому что ей придется бороться с собой. Она не мечтала покорить его сердце – это было просто невозможно, но не могла запретить себе желать близости с ним. Ей хотелось ответить на его страсть, разделить ее с ним, утолить его голод и свой собственный, открыться ему так, как никому другому. Вина возникла в ее горле, почти душа ее. Она вышла замуж за другого человека, желая Джона, любя Джона, будучи одержимой Джоном. Так или иначе, Роджер, ее бывший муж, ощутил это, и его ревность превратила их брак в кошмар. На Мишель нахлынули воспоминания, и чтобы отвлечься, она отправилась на кухню, решив приготовить для себя кукурузные хлопья с молоком. Впрочем, то же самое она ела на завтрак, она слишком нервничала, чтобы готовить что-то более сложное. Ей с трудом удалось одолеть половину тарелки, прежде чем она внезапно бросила ложку и закрыла лицо руками.