Сердцеед - Ховард Линда - Страница 33

Глава 9

Джон слушал нетерпеливо, он явно сердился, смуглое лицо еще больше потемнело, черные глаза сузились. Наконец он сказал:

- Не прошло и трех месяцев, как я привел в порядок твои дела. Как, черт возьми, тебе удалось так быстро опять влезть в долги?

Мишель отвлеклась от счетов, которые проверяла, и с любопытством посмотрела на Джона.

Он продолжал разговор:

- Хорошо, я прилечу завтра. И если ты будешь отсутствовать, как в прошлый раз, я сразу улечу обратно. У меня нет времени, чтобы ждать, пока ты развлекаешься.

Джон повесил трубку и пробормотал красноречивое ругательство.

- Кто это был? - Спросила Мишель.

- Мать. – Джон умудрился вложить все раздражение, в одно это короткое слово.

- Мишель была ошеломлена.

- Твоя мать?

Джон минуту смотрел на нее, потом его губы дрогнули в улыбке, и он сказал насмешливо:

- Ты не должна так удивляться. Я появился на свет обычным способом.

- Но ты никогда не упоминал… я полагала… я думала, что она мертва, как и твой отец.

- Она давным-давно исчезла из моей жизни. Ранчо было не достаточно хорошим местом обитания для нее, ей больше нравились яркие огни Майами и Палм Бич, поэтому в один прекрасный день она покинула нас с отцом и никогда больше не возвращалась.

- Сколько тебе было, когда она ушла?

- Шесть или семь, около этого. Забавно, но я не слишком расстроился, когда она ушла. Я помню, как она постоянно жаловалась на то, что наш дом маленький и старый, а отец приносит мало денег. С отцом я не расставался ни на минуту, если не был в школе, а с матерью мы никогда не были близки.

Мишель почувствовала сейчас ту же растерянность, которую испытала, узнав, что Джон был женат. Он словно вычеркнул эти куски прошлого из своей жизни, как будто они не имели никакого значения, как будто то, что произошло в прошлом, никак не затронуло его. Возможно, так и было. Джон был сильной личностью, состоящей из комбинации каторжного труда, высокомерия и строгих принципов. Но его мать ушла, когда он был совсем ребенком, и это не могло не повлиять на него. Да и уход жены для молодого парня тоже не мог пройти безболезненно. До сих пор она знала Джона как человека, который готов помочь любому, кто старается и работает, но он не пошевелил бы и пальцем для того, кто сидит без дела, ожидая помощи. Все его служащие были преданы Джону до последней капли крови. Если бы это было не так, они бы просто не работали на его ранчо.

- Так ты собираешься в Майами к матери?

- Да. Приблизительно два раза в год ее финансовые дела приходят в полнейший беспорядок, и она ждет, когда я прилечу и разберусь со всем.

- И ты это делаешь.

Он пожал плечами.

- Возможно, мы не близки - но она все-таки моя мать.

- В этот раз, я надеюсь, ты позвонишь мне оттуда, - настойчиво произнесла Мишель, посылая ему твердый взгляд, который подчеркнул ее слова.

Джон что-то проворчал, выглядя раздраженным, затем подмигнул ей и повернулся к телефону, чтобы заказать билет на самолет. Мишель слушала, как он заказывает рейс до Майами на следующее утро. Внезапно он внимательно посмотрел на Мишель, и сказал в трубку:

- Подождите минуту. - Зажав телефонную трубку ладонью, неожиданно он спросил Мишель:

- Хочешь полететь со мной?

Паника вспыхнула в ее глазах прежде, чем она справилась с ней и Мишель покачала головой.

- Нет, спасибо. У меня много работы со счетами.

Это было слабым оправданием, поскольку накопленная работа не займет больше чем день, и хотя Джон внимательно изучал ее, спорить не стал. Вместо этого он убрал пальцы с телефонной трубки и сказал:

- Только один. Правильно. Нет, только в один конец. Я не знаю, в какой день я буду возвращаться. Да, спасибо.

Он записал номер рейса и время на блокноте, и повесил трубку. Со дня аварии Мишель ни разу не покидала ранчо, ни по какой причине. Джон привез восстановленный Мерседес три дня назад, но с тех пор машина не покидала гараж. Аварии иногда становятся причиной страха перед автомобилями, но Джон чувствовал, что Мишель беспокоит что-то более серьезное. Мишель вернулась к цифрам в бухгалтерской книге. Его глаза скользили по ней, впитывая ее образ, сосредоточенное выражение лица, и то, как она покусывала нижнюю губу, вникая в счета. Она вникла в его дела настолько глубоко, что теперь нередко ему приходилось задавать вопросы Мишель, касаемо состояния его финансов. Он не был уверен, что ему нравилось, что часть бизнеса теперь не полностью под его контролем, но будь он проклят, если ему не нравились дополнительные часы для отдыха, которые появились у него в ночные часы. Последняя мысль напомнила ему о том, что несколько ближайших ночей он будет весьма одинок, и Рафферти нахмурился. Раньше он без проблем нашел бы себе женщину в Майами, но теперь никакие другие женщины не интересовали его. Он хотел Мишель и никого больше. Никакая другая женщина никогда не подходила ему так, как Мишель, и не доставляла такого удовольствия как она. Ему нравилось дразнить ее, пока Мишель не выходила из себя и бросалась на него, сколько радости доставляло ему наблюдать, как она становится колючей и задиристой. Еще большей радостью было заниматься с ней любовью, в своей постели, наблюдать, как исчезает ее высокомерие и капризность под силой его страсти. Благодаря матери ему придется лишить себя всего этого на несколько дней. И, черт побери, ему это совершенно не нравилось. Внезапно Джон понял, что ему не нравилось это не только из-за секса. Он не хотел покидать ее, потому что Мишель была расстроена чем-то. Он хотел обнять ее, чтобы она доверилась ему, рассказав, что ее гложет, но Мишель продолжала отмалчиваться. Джон чувствовал беспокойство. Мишель уверяла, что все это пустяки, но он знал лучше. Он только не знал, что это. Пару раз он поймал ее пристальный из окна с выражением, которое было почти … испуганным. Возможно, он ошибается, потому что у нее не было никакой причины бояться. И чего? Все началось с несчастного случая. Он пытался заверить ее, что он не сердится из-за разбитого Мерседеса, но вместо этого Мишель отстранилась от него, словно он ударил ее, и Джон не мог убрать эту дистанцию между ними. В течение одного момента она выглядела потрясенной, словно какой-то его поступок больно ранил ее, а затем Мишель ушла в себя. Это почти не проявлялось внешне, но Джон это почувствовал. Эта отстраненность не была физической: за исключением ночи несчастного случая, она была столь же нежной и страстной в его объятиях, как и всегда. Но он хотел всю Мишель целиком, ее душу и тело, и несчастный случай только сделал его желание более сильным, показав, как легко он может потерять ее.

Джон протянул руку и коснулся кончиками пальцев ее щеки, испытывая наслаждение даже от такого простого прикосновения. Взгляд Мишель встретился с его взглядом, вспыхнув зеленым светом. Молча, она закрыла бухгалтерскую книгу и встала. Она не оглянулась назад, когда покидала комнату, с величественной плавной грацией, которой он всегда восхищался, а иногда ненавидел, особенно в те времена когда Мишель была недоступна для него. Но теперь она принадлежала ему, поэтому, Джон последовал за ней, находу расстегивая рубашку. Его ноги, обутые в тяжелые рабочие ботинки громко стучали по ступенькам, когда он шел в спальню вслед за Мишель.

***

Иногда, когда дни были жаркими и медленными, а солнце почти ослепительно белым, Мишель казалось, что все происходящее было лишь ее ночным кошмаром. Не было никаких телефонных звонков. Опасность, которую она ощутила в день аварии, была лишь плодом ее воображения. Человек в лыжной маске не пытался убить ее. Несчастный случай не был попыткой убийства, замаскированной, под несчастный случай. Ничего подобного не было вообще. Это был только сон, в то время как действительностью была Иди, которая занималась уборкой дома, жужжа пылесосом, фырканье лошадей в конюшне, спокойное мычание скота на пастбище, и ежедневные телефонные звонки Джона, который все сильнее высказывал нетерпение попасть домой. Увы, это были лишь мечты. Джон не верил ей, хотя его близость отгоняла страх и давала Мишель пусть и слабое, но чувство защищенности. Она чувствовала себя в безопасности здесь, на ранчо, окруженная стеной его власти, окруженная его людьми. Без него, ночью, слабело ее чувство безопасности. Она очень плохо спала, поэтому в эти дни старалась максимально нагружать себя работой, почти такой же тяжелой, как в те дни, когда Мишель одиноко жила на своем ранчо и лишь тяжелый труд помогал ей хоть иногда забыться крепким сном.