Тень кондотьера - Стерхов Андрей - Страница 8

– А что такое пантакль?

– Графическое выражение воли мага… ну или колдуна.

И всё, больше ничего я ей на этот счёт не сказал. Хотя, конечно, мог бы многое порассказать. Будучи давно практикующим магом, знаю о пантаклях если не всё, то почти всё.

Прежде всего, знаю, что бывает они двух типов. Первый представляет собой простую металлическую бляху с гравировкой, передающую в каббалистических символах и именах цель создания пантакля. При её изготовлении исходные параметры определяются по малой таблице планет и таблице часов. Общий принцип изготовления незамысловат, но строго последователен: в день и час планеты-покровительницы задуманного деяния из металла, подчинённого той же планете, вырезается идеальный круг, на который наносится освящённым резцом рисунок и стих сакрального текста. В последнюю очередь гравируются имена ангелов или демонов. По окончании пантакль окуривают в благовониях и заворачивают в ткань, изготовленную из какого-нибудь натурального материала, лучше из шёлка.

Помимо обычных пантаклей бывают ещё так называемые эрзац-пантакли. Эрзац-пантакль – это активированная копия изначального пантакля (протопантакля), нанесённая на произвольный, то есть выбранный магом по своему желанию, носитель. Часто так бывает, что у мага нет времени на розыск необходимого металла или нет возможности дождаться верного срока, а без этих вещей о создании пантакля и речи идти не может, вот зубры магических наук и придумали, как в таком случае выйти из положения с помощью суррогата. Чаще всего эрзац-пантакль исполняют в виде медальона, предназначенного для ношения на цепочке или шнурке. К эрзац-пантаклям также относятся перстни, кольца и браслеты с соответствующей гравировкой, настенное граффити, татуировки и тому подобное. Для того чтобы эрзац-пантакль обрёл силу пантакля, в стандартный рисунок помимо основных нужно обязательно добавить символы, выуженные магом из собственного подсознания в состоянии неистовства. Разумеется, тут помимо сноровки, необходим творческий подход, на который горазд далеко не всякий маг. Начинающие маги или маги-традиционалисты активный эрзац-пантакль создать не могут даже при большом желании.

Зная всё это, я понимал: если детские рисунки из второй папки имеют какое-либо отношение к практической магии, то они являются эрзац-пантаклями. Вернее, заготовками для эрзац-пантаклей, то есть полуфабрикатами, поскольку, в них при наличии всех стандартных элементов, отсутствовали какие-либо персональные. Да и Силой от этих рисунков не веяло, что означало только одно: ритуал пробуждения ещё не проводился.

Делиться с Лерой профессиональными секретами я, повторяюсь, не стал – спички детям не игрушка. Впрочем, она и сама на подробностях не настаивала. Ахнула, услышав про волю колдуна, и спросила озабочено:

– Значит, детей околдовали?

– Пока не знаю, – ответил я. – Говорю же, будем разбираться.

– Ой, а вдруг их, как и меня в прошлом году? – заволновалась Лера.

– Не каркай, – категорично потребовал я. И, чувствуя, что это необходимо, постарался успокоить: – Знаешь, хотя и не считаю нужным расслабляться, ничего зловещего пока не вижу. И давай, подруга, не будем зазря волноваться. Будет день, будет и пища. Скажи-ка лучше, чего это ты сегодня так вырядилась?

Лера сделала вид, что не понимает, о чём это я:

– Как "так"?

– Полгода косила под агента Скалли: брюки, пиджаки, белые сорочки с отложными воротниками. И друг – блузочка. И вдруг – юбочка.

Девушка покрутилась на месте, отчего голубая, обтягивающие её ладные бёдра, юбка превратилась в колокол чайной бабы, и спросила:

– А что, не нравится?

– Очень даже нравится. Скажу больше, ты безумна хороша в этом неожиданном наряде. Потому и спрашиваю: что случилось?

– Свиданка у меня сегодня намечается, – зардевшись от комплимента, поделилась Лера. Затем подумала и на всякий случай пояснила: – Свидание.

– Что, – заулыбался я, – у девушки случилось головокружение от весеннего томления?

– Ага, шеф, точно. Головокружение.

– И кто же он, наш счастливец?

– Вам что, шеф, и вправду это так интересно?

Откинувшись на спинку, я сложил руки на груди:

– Представь себе.

– Ладно, хорошо, – сдалась Лера. Уселась в кресло напротив и, уставившись на меня взором, полным прелестного озорства и юной бесшабашности, спросила: – Помните, позавчера рассказывала про парня, который меня в "Одноклассниках" сотым зафрендил?

Я напрягся:

– Что-что он с тобой сотым сделал?

– Ну, зафрендил, зафрендил, – усмехнулась Лера. – В друзья зачислил. Помните? Вам ещё его юзерпик смешным показался.

– Юзер… Смешным? И что же там было такого смешного?

– У него там мужик в косоворотке неистово в бубен лупит. Помните?

– Смутно, – признался я. – Ну да бог с ним, с юзерпиком. Докладывай, что там у вас?

– Как подружке?

– Как подружке.

– Да всё нормально у нас. Два дня плотно переписывались, сегодня всю ночь проболтали по телефону, а под утро решили, что созрели для реала.

Лера, видимо, ожидала каких-то слов одобрения, но я лишь обронил с кислый миной:

– Ну-ну.

– Осуждаете? – запальчиво спросила девушка.

– Я тебе не папа, чтобы осуждать.

– И не ревнуете?

– Я что тебе, любовник?

– Нет, не любовник, – вздохнула Лера и, одарив меня улыбкой того рода, когда улыбаются только губы, а глаза остаются грустными, тихо добавила: – Как это ни печально.

– Лера, Лера, – строго постучал я указательным пальцем по кромке стола. – Не начинай. Мы же с тобой, помнится, договорились в то Рождество раз и навсегда: служба, дружба и никаких "мы грабим банки". Забыла?

– А чего вы злитесь?

– Я злюсь? Где я злюсь? Ничего не злюсь.

– Я же вижу, злитесь. Злитесь-злитесь. Как только сказала про свидание, так сразу и начали злиться.

– Не выдумывай, а? Не злюсь я, просто волнуюсь немного. Ты ж мне не совсем чужой человек.

– И зря волнуетесь. Подумаешь, романтическое свидание. Чего тут опасного?

– Не просто романтическое свидание, – напомнил я, доставая сигареты из кармана, – а романтическое свидание с незнакомцем.

Лера всплеснула руками:

– И что?

– Да ничего. Просто не нравятся мне свидания вслепую посредством этих ваших интернетов.

– Почему же вслепую? Совсем не вслепую. Мы с ним фотографиями обменялись. Я ему в личку сбросила вчера. И он мне.

– Неужели? Ну и как он? Мачо?

– Нет, не мачо. Он… А я вам сейчас покажу.

Не успел я и глазом моргнуть, как Лера уже выскочила из кабинета в приёмную. Через несколько минут вернулась (за это время я скурил полсигареты) и протянула мне цветную распечатку:

– Вот он какой мой Никита.

На фото я увидел высокого плечистого парня, который изо всех сил постарался предстать перед своей избранницей конченым романтиком. Босой, в драных джинсах и грубой вязки свитере с толстым воротником а-ля старик Хемингуэй, он стоял в залитом светом проходе, прислонившись плечом к дверному косяку. В правой руке держал дымящуюся трубку, левую ладонь просунул за ковбойский, с огромной бляхой ремень. В уголках его губ пряталась улыбка уверенного в себе человека, но взгляд неестественно синих глаз решительно ничего не выражал. И вот из-за этого холодного, ничего не выражающего взгляда мне и показалось, что я где-то этого парня уже видел.

– Ну, и что скажите шеф? – поинтересовалась Лера, когда я положил распечатку на стол.

Ничего я ей не ответил. Но, сбросив пепел с кончика сигареты в раскрытый клюв бронзового пеликана, спросил:

– Ты уверена, что его на самом деле зовут Никитой?

– А почему я в этом должна сомневаться? – пожала девушка плечами.

– Мне кажется, что ему больше бы подошло имя Иннокентий.

Тут Лера не выдержала:

– Хватит, шеф, издеваться.

– Не издеваюсь ничуть, – спокойно сказал я. Повёл подбородком в сторону распечатки и поинтересовался: – А кто он по жизни?

– Художник и чуть-чуть литератор. И ещё путешественник. А что?