Бунт на «Баунти» - Холл Норман - Страница 8

– Взгляните-ка, мистер Байэм, – сказал Смит. – Интересно, что это? Не свинина и не говядина, это уже точно! Как-то раз, когда я служил на «Антилопе», – это было года два назад, плотник нашел на дне бочонка три подковы! – Смит покачал головой и бросил за щеку большой кусок жевательного табака. – Вы никогда не бывали, сэр, на продовольственных складах в Портсмуте? Ночью вы можете услышать там лай собак и ржание лошадей. И скажу вам еще кое-что, чего вы, молодые джентльмены, не знаете, – он огляделся вокруг и прошептал, – если туда ночью попадет черномазый, это может стоить ему жизни! Засунут в бочонок – и готово! – И Смит выразительно прищелкнул пальцами.

Смит относился к Старику Бахусу с большим почтением, поскольку знал его по службе на других кораблях, и несколько дней спустя, протянув мне небольшую деревянную коробочку, произнес:

– Это для врача, сэр. Передайте ему, пожалуйста.

Это была табакерка, затейливо вырезанная из какого-то темного дерева, напоминавшего красное, и снабженная изящной крышкой, – красивая вещица, изготовленная с истинно моряцким искусством. В тот же вечер я улучил минутку и зашел к врачу.

В каюте кроме хозяина сидели Нельсон и Пековер, свободный в это время от вахты.

– Заходите! – вскричал врач. – Сейчас устрою для вас сиденье.

Он удивительно легко встал и толкнул в мою сторону небольшой бочонок. Из другого бочонка Пековер вынул втулку, и вино полилось в оловянную кружку. Я отдал табакерку и с кружкой в руке уселся на бочонок.

– Говорите, от Смита? – спросил Бахус. – Очень славно с его стороны, ей-богу! Я знаю Смита еще по службе на доброй старой «Антилопе». Помнится, я иногда прописывал ему глоток грога. А почему бы и нет? Для жаждущих людей сердце мое открыто. – Он самодовольно оглядел свою каюту, заставленную бочонками со спиртным. – Слава Богу, в этом путешествии ни я, ни мои друзья от жажды не умрут!

Нельсон взял табакерку и стал с любопытством ее рассматривать.

– Я всегда удивляюсь искусности наших матросов, – заметил он. – Такая вещица сделает честь любому мастеру на берегу. А какой красивый кусок дерева и как отполирован! Явно красное дерево, хотя волокна и не совсем такие.

Бахус бросил загадочный взгляд на Пековера, и тот ухмыльнулся.

– Дерево? – переспросил врач. – Что ж, я слышал, как этот материал обзывали и похуже. Дерево, которое когда-то мычало, и ржало, и лаяло, если верить россказням. Попросту говоря, мой дорогой Нельсон, ваше дерево – обычная солонина!

– О Господи! – воскликнул Нельсон, с изумлением оглядывая табакерку.

– Вот так-то, старина! Не хуже красного дерева и почти такая же прочная. Говорят, кто-то предложил обшивать ею днища наших кораблей, что ходят в Вест-Индию, для защиты от древоточца!

Я взял у Нельсона коробочку и принялся рассматривать ее с новым интересом. Старик Бахус засучил рукав и насыпал понюшку табаку на свое гладко выбритое предплечье, потом шмыгнул носом, и табак исчез у него в ноздрях. Бахус чихнул, оглушительно высморкался в огромный носовой платок и наполнил свою кружку вином.

– Стаканчик вина, джентльмены, – произнес он и одним духом осушил кружку.

Пековер с восхищением взглянул на приятеля.

– Знаешь, Пековер, – сказал врач, заметив его взгляд, – ничто так не возбуждает жажду, как кусочек солонины. По мне, так кусок постной, хорошо вымоченной вареной солонины во сто раз лучше всяких там бифштексов и котлет. Ей-богу! А теперь представьте, что мы потерпели кораблекрушение и оказались на необитаемом острове без всякой пищи. Я достану табакерку и хоть разок, да поем, а вы все будете сидеть голодными!

– Так и будет, доктор, так и будет, – улыбаясь ему во весь рот, проговорил Пековер своим громовым басом.

Глава IV. Жестокость

Однажды душным вечером, когда мы шли, влекомые юго-восточным пассатом, Блай пригласил меня к себе на ужин. Поскольку командирская каюта была предназначена для саженцев хлебного дерева, наш капитан занимал помещение на нижней палубе позади грот-мачты. Я тщательно оделся и, придя в каюту, обнаружил, что Кристиан тоже приглашен. С капитаном обычно столовались врач и Фрайер, однако Старик Бахус на этот раз извинился и не пришел.

Блюд и тарелок стояло на капитанском столе довольно много, но, когда с них сняли крышки, я увидел, что капитанская еда немногим отличалась от того, что ели матросы. На столе была та же солонина, правда неплохая и в большом количестве, скверное масло и совсем уж скверный сыр, квашеная капуста, которая, как считалось, предохраняла от цинги, и блюдо гороховой каши, называемой на флоте «собачьим мясом».

Мистер Блай, весьма умеренный в употреблении вина, набросился на пищу с аппетитом, какого не выказывал ни один из офицеров. Даже Фрайер, старый неотесанный моряк, вел себя за столом намного приличнее своего капитана, а Кристиан, несколько дней назад бывший лишь помощником штурмана, ел с большим изяществом, несмотря на грубость пищи. Кристиан сидел справа от капитана, Фрайер слева, а я разместился напротив. Разговор шел о команде «Баунти».

– Черт бы их всех взял! – с набитым ртом ругался Блай. – Шайка ленивых, безруких негодяев! Не команда, а сущее проклятье! Кабацкое отребье! Взять хоть этого малого, которого я вчера выпорол, – как бишь его, мистер Фрайер?

– Беркитт, – ответил, слегка покраснев, штурман.

– Да, Беркитт, наглый пес! Да и остальные не лучше. Будь я проклят, если они могут отличить галс от шкота!

– Позволю себе не согласиться с вами, сэр, – произнес штурман. – Я бы сказал, что Смит, Куинтал и Маккой – первоклассные матросы, и даже Беркитт, хотя он и виноват…

– Наглый пес! – яростно перебил Блай. – При малейшем неповиновении я снова его накажу. Но тогда уже будет две дюжины!

Кристиан поймал мой взгляд.

– Если мне будет позволено высказать свое мнение, – спокойно проговорил он, – то я бы сказал, что с такими людьми, как Беркитт, нужно действовать скорее добротой, чем битьем.

– Ну-ну, мистер Кристиан, – резко и зловеще рассмеялся Блай. – Вас бы учителем в пансион для благородных девиц. Добротой, как же! – Он хлебнул зловонной воды и принялся за капусту. – Хороший же капитан из вас выйдет с такими дурацкими представлениями! Доброта! Да наши матросы понимают в доброте не больше, чем в греческом языке! Страх – это они понимают! Без него в морях царили бы разбой да пиратство!

– Верно, – согласился с сожалением Фрайер. – Что верно, то верно.

– Не могу согласиться, – покачав головой, вежливо возразил Кристиан. – Наши матросы ничем не отличаются от других англичан. Одних нужно держать в страхе, это так, но есть и другие, более деликатные люди, которые за добрым, справедливым и бесстрашным офицером на смерть пойдут.

– И есть у нас на борту такие ангелочки ? – насмешливо спросил капитан.

– По-моему, сэр, есть, и немало, – учтиво ответил Кристиан.

– Ну-ка, назовите хоть одного!

– Мистер Перселл, плотник. Он…

На этот раз Блай смеялся долго и громко.

– Дьявол меня раздери! – воскликнул он. – Хорошо же вы разбираетесь в людях! Это ж упрямый тупоголовый жулик! Доброта! Нет, уж это слишком!

Кристиан вспыхнул и, с трудом сдерживая себя, произнес:

– Насчет плотника вы не согласны, сэр, ладно. Ну а Моррисон?

– Моррисон? Этот помощник боцмана, прикидывающийся джентльменом? Овечка в волчьей шкуре? Да, этот добренький…

– Но он отличный моряк, сэр, – хрипло вмешался Фрайер. – Был мичманом, да и вообще он из благородных.

– Знаю, знаю! – презрительно перебил его Блай. – Это вовсе не поднимает его в моих глазах. – Он повернулся ко мне и изобразил любезную улыбку: – Я не имею вас в виду, мистер Байэм, но к черту всех мичманов! А что до Моррисона, то пусть он будет начеку! – язвительно обратился капитан к Кристиану. – Я давно за ним слежу и вижу, что он не очень-то доверяет плетке. Не будь он из благородных, то всю бы шкуру Беркитту спустил! Пусть поостережется! Раз я приказываю, он должен работать плетью как следует, а не то проучу его самого!