Меморандум Квиллера - Холл Адам - Страница 16

До того, как меня начнут мучить постоянные угрызения совести, надо было перебороть мгновенную вспышку ненависти, и деятельность была единственным болеутоляющим средством.

Черный “мерседес” остановился позади машины “Скорой помощи”, когда я спустился вниз. Перейдя через улицу, я прошел во двор отеля, вывел свой “фольксваген” из гаража и четверть часа спустя уже был на Потсдаммерштрассе, воспользовавшись новой окружной дорогой.

Капитан все еще находился в лаборатории. После моего звонка он прибыл сюда следом за своими людьми. Это был тот самый капитан полиции “Зет” Штеттнер, вместе с которым мы проводили операцию “Раушниг – Шрадер – Фогль”.

– Что случилось с доктором Ротштейном? – спросил он.

– Только то, что я сообщил вам.

– Мы вызвали на место убийства уголовную полицию. Они допрашивали вас?

– Нет. Успеют сделать это позже. Я хотел осмотреть лабораторию.

Оба ассистента Солли были растеряны. Налет был совершен поспешно, несколько разбитых склянок с культурами валялось на полу. Сержант складывал в портфель журналы, в которые заносились данные исследований, чтобы забрать их с собой.

Все было ясно. Люди “Феникса” знали Соломона Ротштейна. Они подозревали его в двойной игре, но до времени ничего не предпринимали. Может быть, они узнали, что он сотрудничал со мной в последние месяцы перед капитуляцией? Конечно, они прослушивали не только мой телефон, но и его тоже. И, узнав, что он хочет повидать меня, утвердились в своих подозрениях и решили действовать. Поблизости от лаборатории у них не было никого, кто мог бы перехватить Солли, когда он выйдет на улицу, поэтому они были вынуждены отдать распоряжение своему человеку в квартире 303. И еще до того, как Солли достиг Шоннерлинденштрассе, они отдали приказ обыскать лабораторию в надежде найти следы того важного, о чем он хотел рассказать мне.

– Вы что-нибудь нашли? – спросил я капитана. Он пристально посмотрел на меня.

– Это был ваш друг?

Значит, он понял это по моему виду.

– Да, – сказал я. – Вы что-нибудь нашли?

– Только эти журналы и несколько других бумаг.

– Ничего особенного? – Я знал, что он уклоняется от ответа, так как на его службе не рекомендовалось откровенничать с посторонними, даже если они направлены разведкой для сотрудничества с ним.

Он продолжал наблюдать за мной. Я ответил ему пристальным взглядом. Наконец он сказал: “Вот это”.

Я увидел продолговатый металлический ящик размером примерно пятнадцать на тридцать сантиметров, выкрашенный темной краской и запечатанный. Лист бумаги был прикреплен прозрачной липкой лентой на верхней крышке.

– Вы отправите ящик? – спросил я.

– Это будет решаться не мной, но сомневаюсь. Возможно, мы вызовем Исаака Ротштейна сюда, чтобы он вскрыл его в нашем присутствии. – Он вернул ящик сержанту. – Мы уходим, герр Квиллер. Не хотите ли еще раз осмотреть помещение?

– Нет. Позже я прочту показания, которые вам дали ассистенты доктора Ротштейна.

Они уехали. Я следовал за ними в “фольксвагене”. На улице было людно. Наступил вечер. Я не был уверен, что меня не преследуют, но сейчас это и неважно. Они и без того уже перешли в наступление.

Меня просили явиться в уголовную полицию и сообщить все известное о выстреле. Это заняло у меня десять минут. Они записали мои показания и продержали еще целый час, пытаясь выяснить, кто я такой. Я и намеком не дал им ничего понять. В конце концов мне надоело все это, и я сказал:

– Если вы не найдете достаточно улик в квартире триста три, попытайтесь поискать их в лаборатории на Потсдаммерштрассе. Можете также осмотреть мою комнату в отеле “Принц Иоганн”, если желаете.

Казалось, это заинтересовало их.

– Вы возвращаетесь к себе?

– Да.

– Можно кого-нибудь послать с вами?

– Пожалуйста.

Раздался телефонный звонок, и один из сотрудников взял трубку, послушал и передал ее мне. Звонил капитан Штеттнер из полиции “Зет”.

– Немедленно приезжайте, герр Квиллер.

– Но ведь я только что вас видел!

– Это очень важно.

Я сказал, что приеду. Инспектор уголовной полиции был раздражен, потому что его отдел и полиция “Зет” не ладили друг с другом. Поля их деятельности зачастую пересекались, они постоянно враждовали из-за этого и пользовались любой возможностью насолить друг другу. Так будет продолжаться до тех пор, пока раньше или позже кто-нибудь из начальства не разграничит их обязанности. Пока что такие люди, как я, могли быть полезны для этой игры.

– Вы не поедете в отель сейчас, герр Квиллер?

– Нет.

– Но вы же сами сказали…

– Меня срочно вызвали. Я официально связан с комиссией “Зет”. Ведь это так ясно, герр инспектор.

Дорога заняла всего десять минут. Я поставил “фольксваген” на стоянку для служебных машин и заметил там карету “Скорой помощи”. Кроме мужчины и женщины в белых халатах, в кабинете находился капитан Штеттнер с пятью своими людьми, бывшими в лаборатории Солли: тремя оперативниками, прибывшими туда первыми, и двумя, которые приехали с капитаном. У всех были закатаны левые рукава рубашек.

Капитан Штеттнер выглядел озабоченным.

– Выяснилось, что одна из разбитых склянок заключала вирулентную бактерию группы… – он посмотрел на врача, боясь ошибиться.

– Обычной оспы, – надломив ампулу, сказал тот, пока сестра ватным тампоном протирала кожу очередного человека, готовя его к уколу. – Это не опасно. И речи не может быть о карантине. Однако рекомендуется принять меры предосторожности.

Я снял пальто. В воздухе стоял запах эфира.

– А что будет с теми, кто совершил налет?

– Я отдал приказание регулярно сообщать по радио и телевидению, – отозвался Штеттнер. – В вечерних газетах также появятся объявления. – Он смотрел, как мне делали подкожное впрыскивание. – Медицинская ассоциация и все госпитали оповещены по телефону и телеграммами, чтобы, если кто-нибудь явится с просьбой об иннокуляции, они немедленно известили полицию. – Он спустил рукав и обратился к доктору: – Можем ли мы продолжать свою работу, как обычно?

Бывают отважные люди, которые чувствуют страх перед инфекцией. Он был одним из них.

– Конечно, даже не думайте об опасности заражения. Но если в течение четырнадцати дней вы заметите сыпь в паху, обратитесь к врачу.

Он кивком приказал медсестре собираться. Я ушел вскоре после них. Вечерняя трансляция биржевых известий начнется через тридцать пять минут. Минут пятнадцать должна была занять у меня дорога до отеля.

Настроение у меня было подавленное, и я должен был сделать значительное усилие, чтобы не вспоминать о Ротштейне и о том удивленном взоре, который он бросил на меня перед смертью. Он слышал мой крик, и связка ключей пролетела мимо его лица; он умер удивленным, не услышав выстрела.

Проезжая через Крейцберг, я взглянул в зеркало, ничего не заметил, снова посмотрел, и в конце концов мне стало тоскливо. Ровно никакого значения не имело, была ли за мной слежка. Игра уже перешла через эту грань.

Зажегся красный свет, зеленый, снова красный, а я не трогался с места. Какой-то болван принялся сигналить неистово. Я был слишком утомлен, чтобы выйти и стукнуть его. Снова зеленый. Поехал. Как автомат. Птицы – крылатые существа, люди – существа на колесах.

Улица бежала прямо, будто яркая радуга, рвущаяся в темноту неба. Здания раздвигались передо мной и снова смыкались позади. Нога тяжело опустилась на педаль. Еду слишком быстро. Медленно. Что-то не в порядке. Возьми себя в руки. Отдышись. Люди на тротуарах.

Какой-то человек уверенно открыл дверцу и, взглянув на меня, спокойно сказал: “Подвиньтесь”. Я пытался поднять руку, чтобы оттолкнуть его, но у меня не было сил.

– Что? – глупо переспросил я.