Кельтика - Холдсток Роберт - Страница 76

Лентяйка!

Она была совсем как я. Конечно была. Мы вместе росли, вместе учились, мы оба были ленивы каждый по-своему. Я любил ее тогда, но приложил немало сил, чтобы запереть ту любовь, никогда не вспоминать ее.

Но все равно она покоилась в моей полной призраков голове, как и многие другие дорогие мне воспоминания. Они ждали своего часа, когда разойдутся тучи и снова выглянет солнце.

Я противопоставлял этому чувству мысль, что в ее жизни – не важно, что там было между нами когда-то, – Ясон был важнее, она любила его больше, а сыновей любила больше, чем его. Она сошла с предначертанного пути ради любви, а не вернулась из-за ненависти.

И поступила правильно. Что бы она ни делала, у нее были мгновения счастья. И кем бы она ни стала, это были всего лишь последствия тех блаженных мгновений.

Мгновения блаженства. За тысячу лет жизни.

– Ну, теперь ты понимаешь? – прервал меня ее голос – она застала меня врасплох. – Ты наконец понял? Тебе самому приходилось испытывать нечто подобное? Наверняка приходилось!

Она стояла совсем близко позади меня. Когда я повернулся, то обнял ее, этот мой поступок был продиктован смутными воспоминаниями. Но ее тело было бесчувственным, как камень. Между нами больше не было любви. А если и была, Медея постаралась, чтобы это стало незаметно. Я посмотрел ей в лицо, такое прекрасное, несмотря на жадное Время, ее волосы по-прежнему были цвета начищенной меди, а глаза все такие же милые, умные, ее дыхание благоухало фруктами, на миг наши пальцы переплелись. Красота, которая не увядает… затерянная во Времени… недостижимая.

– Неужели ты ни разу не сходил с Тропы?

– Почему же, сходил. Заводил новых друзей, смотрел на мир со стороны. Но так, как это сделала ты, я не делал никогда.

– Ты помнишь, как все было у нас с тобой? Очень давно, в чаще леса и на полянках?

Она была сильной. Она наверняка знала, что я кое-что помню. Мы оба начали просыпаться от очень продолжительного сна, обнаруживая, что мы не одиноки, что в мире были еще такие же, как мы, и что когда-то мы все были вместе. Но я сказал решительное «нет».

Кажется, ее это огорчило, но она продолжила разговор:

– Я позволила себе вспомнить… совсем чуть-чуть. Если постараться, можно вспомнить. До чего длинную жизнь мы с тобой прожили! Зато вместе были совсем недолго. Теперь я вспомнила, это был ты. Сначала я не хотела верить, а теперь верю. Хотя все равно не могу представить себе, что ты никогда не сходил с Тропы. – Она с любопытством посмотрела на меня. – Как же ты, должно быть, одинок. Ты совсем мало жил. Многие люди назвали бы это пустой тратой времени. Мне жаль тебя.

Как и Ниив, Медея пыталась проникнуть сквозь мою защиту, хотя действовала более умело, чем сирота из Похйолы. Она знала то же, что знал я, нам нельзя открываться, когда мы так близко друг к другу.

Чтобы не позволить ее сильной, изощренной магии воздействовать на меня, я стал думать о Ясоне.

– Ты отравила воспоминания своего сына о Ясоне.

– Конечно! Причем у обоих! – Она рассмеялась, глядя на меня, словно удивляясь, что я сам не понял.

– Тезокор ненавидит Ясона только потому, что его ненавидишь ты. Ты для этого использовала магию? Свои волшебные кости? Для того чтобы отнять жизни у своих драгоценных детей?

Я заметил, что лицо ее на миг омрачилось, – я успел уловить боль и страдание. Но она почти сразу взяла себя в руки, ее глаза, полные муки, снова неистово смотрели на меня.

– Драгоценные? Да. Они для меня драгоценные. А почему драгоценные? Ты задавал себе когда-нибудь этот вопрос? Как думаешь, сколько у меня драгоценных детей? Думаешь, это единственные двое?

Мир словно остановился – я вдруг подумал о Ниив и ее полуребенке, а может быть, и наполовину выдуманном ребенке. Я вспомнил Миргу, ее прапрабабку, и того несчастного полуребенка, которого мы зачали. Он вырос под постоянным присмотром духа-хранителя, которого я дал ему. А еще о том, как я узнал, что не могу больше рисковать, производя на свет ребенка, который будет жить в обычном мире.

Медея тоже все это знала, она сразу увидела, что я понял ее. Уж не слезы ли блестят в ее глазах? Она прошептала:

– Я потеряла счет детям, которых рождало мое чрево. Можешь это себе представить? Каждому из них я давала имя, прежде чем избавиться от него. Они преследуют меня, Мерлин!

Впервые мое имя прозвучало ласково в ее устах.

– Но я не могла дать им жизнь, это было бы несправедливо по отношению к ним. Ты понимаешь, что я хочу сказать. Должен понимать. А может, и не понимаешь. Значит, ты слишком погружен в свой эгоистичный мир. Из всех моих детей только эти двое принадлежали Ясону, и только Ясону. Я посмотрела, когда они были еще внутри меня. Я их родила, и мне очень повезло с ними. Они дети Ясона. От меня почти ничего, лишь легкая тень. А от легкой тени вреда не будет. К тому же я их любила. Я слишком многим пожертвовала, чтобы мы все могли нормально жить до тех пор, пока он и мои дети не состарятся! Я знала, что увижу их смерть, я всегда это знала. Но ведь это должно было случиться очень нескоро. Я любила его так же сильно, как когда-то тебя… очень-очень давно. Мы многое забыли, Мерлин. Неудивительно, ведь так? Но удивительно найти такую любовь…

Я с ней согласился. Или согласился только про себя? Не помню. Я силился вспомнить Медею до того, как она исчезла из моего мира, затерялась во Времени.

– А он предал меня! – выкрикнула она, скорее с болью, чем со злостью. – Он оставил меня ради этой женщины, Главки. Он бросил меня. Он бы забрал детей. Скажи мне, Мерлин, что я должна была делать?

Она пощипывала платье у себя на груди, я помнил этот жест еще по тем временам, когда она металась по гулким коридорам дворца, на грани самоубийства, когда обнаружила, что Ясон ее покинул. И все эти годы то, как Ясон бросил ее, не давало ей покоя.

У меня не было ответа на ее вопрос. Не думаю, что он был ей нужен. Я только сказал:

– Но ты лишила жизни своих детей. Какая жизнь была у них? Ты спрятала их не только от отца, но и от самой себя. Даже теперь они тебя не видят. Собака получает больше ласки от хозяина, чем Тезокор от тебя.

– Жестокие слова, – произнесла она, обиженно глядя на меня.

– Зато верные.

Она не согласилась:

– Вовсе не верные. Я долго жила без них. Мне нужно было время, чтобы снова к ним привыкнуть. Но я утешала их во сне. Когда они были меньше, я дала каждому из них по призраку брата. Для компании. В определенное время я собиралась войти в их пробуждающиеся жизни и снова быть с ними. Время уже подходило, когда ты вдруг притащил обратно их отца.

– И тогда ты отравила их воспоминания. Ради собственных целей.

Она нахмурилась и скрестила руки на груди, а потом посмотрела вниз, словно увидела что-то новое.

– Что сделано, то сделано, – прошептала она.

– А еще ты отравила мои воспоминания. Я ведь легко мог сказать Ясону, что ты здесь. Но что-то запрещало мне. Это было не мое сознание.

– Но и не мое, – возразила она, многозначительно глядя на меня с полуулыбкой. – Ты не сказал Ясону потому, что ты был больше предан мне, чем ему. И сейчас предан, Мерлин. Ты просто обманываешь себя.

Я буквально потерял дар речи. Медея печально смотрела на меня, потом подошла и обняла. Ее губы коснулись моих прежде, чем она отстранилась.

Ее глаза мерцали.

– Тебе еще идти и идти, чтобы догнать меня, Мерлин. Ты попытаешься? Когда уйдет Ясон, все для нас станет ясным. Внизу, в долине, прямо сейчас Ясон и его сын идут навстречу друг другу. Когда все закончится, найди меня, пожалуйста.

Ее боль, ее страсть, ощущение ускользающей любви привели меня в смятение, я отпрянул от нее, мне показалось, что и она тоже отскочила в жаркую дымку над серыми камнями.

На самом деле я упал, потерял равновесие и покатился по крутому склону, то скользил, то катился между кустов, пока не оказался у самого подножия холма. Там я обнаружил воронов, поедающих мертвецов, двоих обнаженных греков, чьи лица были закрыты шлемами, а на животах алела кровь.