Проект «Юпитер» - Холдеман Джо - Страница 2

Мы находились в большой белой комнате. Здесь стояли десять механических скорлупок-экзоскелетов и десять кресел-одушевителей, похожих на причудливые кресла из парикмахерской. Сзади висела огромная, во всю стену, подсвеченная карта Коста-Рики, на которой разноцветными огоньками отмечались места работы групп наземных или летающих боевых машин — солдатиков и летунов, как мы их обычно называли. Остальные три стены были заняты мониторами и кнопками Управления с условными обозначениями. Люди в белых халатах прохаживались возле мониторов и проверяли показания.

Сковилл потянулся, зевнул и пошел ко мне.

— Жаль, что ты считаешь это последнее проявление насилия излишним. Мне казалось, что ситуация требовала немедленных решительных действий.

Господи! Достал этот Сковилл своими поучениями. Тоже мне, доктор досужих наук!

— Тебе всегда так кажется. Ты должен был предупредить их снаружи, чтобы у них было время сориентироваться в ситуации. Подумать — и сдаться.

— Ну да, конечно. Как это было в Ассенсьоне.

— Такое произошло всего один раз.

Мы тогда потеряли десять наземных боевых машин и одну летающую — они попали в примитивную ядерную ловушку.

— Да, и я не хочу, чтобы второй раз пришелся на время моего дежурства. В мире стало на шесть Педро меньше — только и всего, — Сковилл пожал плечами. — Пойду, зажгу светильник.

— Десять минут до настройки! — раздалось из громкоговорителя. Да за это время скорлупки и остыть не успеют! Я поплелся следом за Сковиллом в раздевалку. Он пошел в одну сторону — переодеваться в гражданскую одежду, а я — в другую, туда, где ждала моя группа.

Сара уже почти разделась.

— Джулиан, хочешь меня обработать?

Да, я, конечно же, хотел — как, впрочем, и большинство наших парней плюс одна дама, я хотел — и Сара это прекрасно знала, хотя это было не совсем то, о чем она просила. Сара сняла парик и протянула мне бритву. За три недели у нее успел отрасти премиленький блондинистый ежик. Я аккуратно обрил ей голову у основания черепа, вокруг места, где был вживлен имплантат.

— Эта последняя выходка была до отвратительности жестокой, — сказала Сара. — По-моему, Сковилла надо отправить считать трупы.

— Он в курсе. Еще одиннадцать — и ему светит Восьмая бригада. Хорошо, что им на пути не попался сиротский приют.

— Там он быстро дослужится до капитана.

Я закончил ее брить, и она проверила мой затылок. Провела пальцем вокруг разъема:

— Чисто.

Я обривал голову, даже когда у меня не было дежурств, хотя это не очень модно среди чернокожих в нашем университетском городке. Не то чтобы я был против роскошной длинной шевелюры, но мне не настолько нравилась такая прическа, чтобы ходить целыми днями в парике, обливаясь потом.

Подошел Луис.

— Привет, Джулиан! Вжикни меня, Сарочка.

Сара привстала на носочки — роста она была невысокого, а Луис вымахал на добрых шесть футов четыре дюйма — и провела бритвой по его затылку. Луис вздрогнул.

— Дай-ка, гляну, что там у тебя, — сказал я. Возле одного края имплантата кожа у Луиса покраснела и воспалилась. — Лу, могут быть неприятности. Надо было тебе побриться перед одушевлением.

— Может, и надо было. Чего ты привередничаешь!

Когда влезаешь в скорлупку, то остаешься там на целых девять дней. Механики, у которых волосы растут быстро, а кожа нежная и чувствительная, как у Луиса и Сары, обычно бреются один раз, между одушевлением и боевой сменой.

— Это уже не впервые, — продолжил Лу. — Надо будет взять у медиков какую-нибудь мазь.

В хорошей группе все прекрасно ладят друг с другом, то лишь отчасти дело случая, ведь каждую группу специально подбирают из толпы новобранцев, подходящих росту и весу для работы в скорлупках, и по психологическим наклонностям — к службе в подразделении пятеро из нашей группы — ветераны первого призыва: Канди и Мэл, Луис, Сара и я. Мы работаем в группе четыре года. Десять дней — дежурство, двадцать — выходные. Но кажется, что это тянется уже гораздо дольше.

В обычной жизни Канди — адвокат, не слишком преуспевающий, а остальные — ученые, в разных областях науки. Мы с Луисом занимаемся только наукой, Сара — американской политикой, а Мэл — повар. Его дело — так сказать, «наука о еде», и о какой еде! Несколько раз в год мы все вместе собираемся на банкет в его ресторане в Сент-Луисе.

Наши пошли обратно, туда, где стояли скорлупки.

— Так, слушайте сюда! — раздалось из громкоговорителя. — Машины номер один и номер семь получили повреждения, и мы прямо сейчас не сможем настроить их левую руку и правую ногу.

— Так что ж нам теперь — дрочить, пока их не починят? — поинтересовался Лу.

— Нет, дренажная система не рассчитана на подобное. Если только вы не сможете растянуть это на сорок пять минут.

— Да я уж постараюсь, сэр.

— Сейчас мы произведем частичную настройку, а потом вы свободны на полтора, может быть — два часа, пока мы заменим ручной и ножной модули в машинах Джулиана и Канди. Затем закончим настройку, подсоединим системы визуального контроля, и вас отправят в район боевых действий.

— Всегда будь в сердце моем… — промурлыкала Сара.

Мы улеглись в скорлупки, просунули руки и ноги в плотно облегающие рукава, и техники подключили наши имплантаты к сети. Во время настройки около десяти процентов рабочих контактов отключены, так что я почти ничего не слышал — разобрал только, как Лу сказал: «Всем привет!» — но и эти звуки были похожи скорее на невнятный вскрик где-то в паре километров отсюда. Я сосредоточился и крикнул в ответ.

Для тех из нас, кто занимается этим многие годы, тройка стала делом привычным и проходила почти на автомате, но нам два раза пришлось останавливаться и начинать все сначала — из-за Ральфа, новичка, который попал в нашу группу пару циклов назад, после того, как Ричарда хватил удар. Каждый из десяти в группе прекрасно знал, что нужно только всем одновременно напрячь волю и сосредоточиться, чтобы полоска на красном термометре сравнялась по высоте с полоской на синем термометре. Но пока человек к этому не привыкнет, он всегда старается поднатужиться посильнее — и стрелку зашкаливает.

Через час скорлупки открыли и отсоединили нас. Теперь можно было полтора часа бездельничать в комнате отдыха. Вряд ли ради этого стоило одеваться, но мы все-таки оделись. Просто ради принципа. Нам и так предстояло прожить в чужих телах целых девять дней подряд, а этого более чем достаточно.

Говорят, близкое знакомство роднит. Некоторые механики становятся любовниками — иногда это даже идет на пользу делу. Мы попробовали такое с Каролиной — она умерла три года назад, — но нам так и не удалось перешагнуть пропасть разницы между тем, какими мы становимся в боевой трансформации, и тем, какие мы в обычной жизни. Мы пытались обсудить это с психологом, но психолог никогда не бывал подключен к боевой машине и не мог знать — каково это, так что мы с равным успехом могли бы рассказывать ему о своих проблемах на санскрите.

Даже не знаю, получилась бы у нас с Сарой «любовь» или нет, — но это вопрос чисто теоретический. Я никогда ей особо не нравился, и она, конечно же, никак не могла скрыть своих чувств — вернее, их отсутствия. В физическом плане мы и так ближе друг другу, чем любые обычные любовники, — потому что в боевой трансформации, при полном слиянии сознаний, мы все превращаемся в единое существо с двадцатью руками и ногами, с десятью мозгами, пятью влагалищами и пятью пенисами.

Некоторые считают это ощущение божественным — наверное, где-нибудь и в самом деле есть божества, которые именно так и выглядят. Но тот бог, которого я знаю с детства, больше всего похож на старого кавказского аксакала с длинной белой бородой, и влагалищ у него нет вовсе.

Мы, конечно, уже давно изучили приказ и задание на эти девять дней — и для группы, и свои индивидуальные. Нам предстояло действовать в той же зоне, где работала группа Сковилла, но мы должны «изводить и удерживать противника» — а в непроходимых джунглях Коста-Рики это ой как непросто. Нельзя сказать, что наше задание было слишком опасным — мы запугивали народ, наводили на местных страх и ужас, поскольку у повстанцев не было и не предвиделось ничего, хоть отдаленно напоминающего наши боевые машины.