Миры запредельные - Холдеман Джо - Страница 38

Но проектировщики, словно глухари, продолжали токовать о некой возможности прямой утилизации гамма-лучей при помощи мифического «рефлектора». Имелся в виду фотонный двигатель с отражателем, невнятное бормотание о котором вот уже больше ста лет было печальным уделом писателей-фантастов. Главная проблема заключалась в том, чтобы сделать такой рефлектор эффективным не на девяносто и даже не на девяносто девять, а на все сто процентов. Дело заключалось не только и не столько в том, чтобы получить максимальную отдачу. Стоит одной-единственной жалкой сотой процента жесткого излучения просочиться сквозь отражатель, — как все обитатели космического корабля в тот же миг превратятся в очень свежее жаркое!

Тем не менее, как я уже говорил, работа в проекте была весьма интересной, особенно в сравнении с той тягомотиной, которой мне пришлось заниматься, выполняя расчеты по сопротивлению материалов для реконструкции Циолковского. Именно поэтому я никогда не высказывал своих, мягко говоря, сомнений публично. Ну, а после того, как О'Хара с упоением погрузилась в свои демографические изыскания, мне и подавно пришлось удерживать весь свой сарказм в себе. Беда в том, что когда Марианне втемяшивалась в голову очередная глобальная идея, ей напрочь изменяло чувство юмора.

Теперь, когда моя неправота стала очевидной, Марианна и Дэн с наслаждением пляшут на моих костях, твердя о моей удивительной близорукости и удовлетворенно перебирая длинный перечень всех когда-либо совершенных мною ошибок и промахов. Дэн твердит, что я просто-напросто недооценил кумулятивный эффект совокупных творческих возможностей нескольких тысяч физиков, вконец истосковавшихся по настоящей работе. (А чего другого, дескать, вообще можно было ожидать от пустоголового химика-технолога?) В общем-то, я действительно крупно просчитался: им-таки удалось разработать практически идеальный рефлектор. Затем они навалились всей гурьбой на физику элементарных частиц, вывернули наизнанку ее потроха и с торжествующими криками извлекли оттуда свой проклятый нейтринный разветвитель. Похоже, я навеки потерял моральное право именовать себя ученым. Увы и ах.

Какое-то время я по-прежнему продолжал считать, что полет к звездам — дело отдаленного будущего, ведь расчеты неопровержимо доказывали: затраты трудовых и материальных ресурсов на осуществление Янус-проекта многократно превосходят расходы на полное восстановление всех Миров. Я совершенно искренне полагал, что люди и их лидеры (если они по-настоящему ответственные лидеры) сумеют сделать единственно правильный выбор между воплощением детской мечты и соображениями безопасности. Особенно когда придёт пора лезть в карман за чековой книжкой. Но я просчитался и тут.

О'Хара, конечно, твердила о каких-то там «уроках истории». Ей легко говорить об этих самых уроках перед лицом уже свершившихся фактов. Просто я недооценил силу глубоко овладевшей обществом мании, вот и все. Почему люди вообще вышли в космос? — риторически вопрошала Марианна. И сама себе отвечала: этого бы не произошло, если б не вековой антагонизм между США и Россией, наследницей распавшегося Советского Союза.

Ладно. Одним словом, на начало следующего года назначен старт корабля S-1. Ну, а если все и дальше пойдет так, как намечено по плану, еще через четыре года уйдет в далекий космос звездный корабль S-2.

А на нем уйдем к звездам и мы.

ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЧАРЛИ

Они пользовались плоскодонной баржей, огромной, как плавучий док. Там с лихвой хватило места и для пленников, и для мулов, и для фургона. Баржу буксировала целая флотилия обычных гребных шлюпок. К югу от Ки-Уэста все мосты оказались невредимыми; они соединяли между собой четыре островка. Все это вместе называлось словом «Остров».

Семья устроилась на Острове как нельзя лучше. Автоматические станции опреснения воды исправно работали до сих пор. В любом месте на Острове достаточно было просто повернуть кран колонки, и в вашем распоряжении оказывалось сколько угодно чистой пресной воды. На морских плантациях, обнесенных подводными изгородями, было в изобилии съедобных водорослей, нагуливала жирок рыба. В теплицах и оранжереях росли всевозможные фрукты, овощи и зелень; все, что душе угодно: от авокадо до кабачков цуккини. Неудивительно, что здешняя семья предпочитала оставаться в самоизоляции. Если бы путь на Остров оказался открытым, целые полчища голодных бродяг совершали бы сюда свои опустошительные набеги.

Джеффа и Теда поместили в тюремную клетушку с тяжелым затхлым воздухом. После того, как ушел тюремщик, Джефф тяжело опустился на край койки и устало произнес:

— Они ни за что не позволят нам выбраться с этого Острова живыми, Тед.

Тед согласно кивнул, разглядывая в зеркале над раковиной свое отражение.

— Значит, надо попытаться прийтись здесь ко двору, — сказал он.

— Значит, надо попытаться стать здесь необходимыми, — поправил его Джефф. — И все время держать нос по ветру. Чтобы случайно не проворонить собственную жизнь.

Вернулся молчаливый тюремщик. Он принес кувшин воды и поднос с едой. Просунув и то и другое через специальную дверцу, он развернулся и тяжело затопал прочь.

Джефф снял с подноса крышку.

— Очень мило, — пробормотал он сквозь зубы. Грейпфрут, две небольшие рыбины, глубокая чашка с копченым человеческим мясом: пальцы, язык, щеки... плюс небольших размеров половой член. — Хотел бы я знать, — все так же сквозь зубы продолжил Джефф, — что сей сон значит? Проверка? Или они так кормят всех своих пленников?

— Тошнотворное зрелище, — поежился Тед. Но все же, перед лицом грядущих испытаний, следовало подкрепиться. Уничтожив грейпфрут и рыбу, они вернули поднос вновь появившемуся стражу. Тот, все так же молча, принял поднос, выудил из чашки копченый палец и удалился, громко чавкая на ходу.

Тед вскоре уснул, а Джефф еще долго сидел, наблюдая, как темнеет клочок неба за маленьким оконцем под самым потолком. Потом улегся и он, но невеселые мысли не давали ему заснуть.

Может быть, ему суждено умереть здесь; может быть, произойдет кое-что похуже... А может быть, именно здесь они найдут, наконец, исправный передатчик и спутниковую антенну.

На завтрак хмурый страж притащил им какой-то клейкий суп. Без мяса. Когда они доели, тюремщик вытащил пистолет, открыл дверь, кивком приказал выйти наружу. Затем он провел их во внутренний дворик и жестом указал на стоявшую там скамейку.

Даже мягкий морской бриз не мог до конца развеять отвратительные ароматы. Во дворе стояли четыре креста. На одном, черепом вниз, висел скелет, у которого не хватало нескольких костей; на втором болталось чье-то совсем недавно освежеванное тело. Два оставшихся креста пустовали. Пока пустовали. Их толстенные стойки и перекладины были испещрены черными пятнами старой запекшейся крови. Стая стервятников поднялась было в воздух, когда во двор вышли Тед с Джеффом. Но, не сделав и круга, птицы вновь присоединились к пирующим муравьям и мухам.

— Так вот, значит, что нас ждет? — спросил Джефф у тюремщика. Тот не ответил. Он стоял, пристально глядя на пленников, стараясь держаться вне пределов их досягаемости.

Открылась тяжелая наружная дверь. Во двор вошли двое, поддерживая под руки кое-как перебирающую ногами молодую женщину. Одним из вошедших оказался Генерал, их вчерашний незнакомец с акульими зубами. Второй, с большой курчавой бородой, был им незнаком. Женщина, очевидно, была на последней стадии чумы.

Когда вошедшие приблизились, Джефф разглядел, что «борода» — не что иное, как человеческий скальп, подвязанный человеческими жилами.

— Привет, Генерал, — поздоровался Джефф.

— Вот наш чарли, — вместо приветствия ответил Генерал. — Сейчас с помощью Дождевой Тучки он подскажет, как следует с вами поступить.

Дождевая Тучка, наверное, совсем недавно была очень привлекательной. Но теперь перед Джеффом стояла слюнявая идиотка с двумя загнивающими культями на месте отрезанных пальцев, готовая нести любую околесицу. Она бессмысленно скалила треугольные зубы, глядела сквозь пленников и не замечала их.