Миры обетованные - Холдеман Джо - Страница 21

О'Хара.

2 октября 84

Дэниел, дорогой!

Я решила не усложнять себе жизнь и не мучиться вопросом, кого из землян первым уложить к себе в постель. Рядом есть несколько человек, которые вызывают у меня определенный интерес, в том числе и одна женщина. Сказать, однако, что я испытываю к кому-либо из них известное влечение, нельзя. Я положила глаз на одного поэта, которого здесь, в письме, давай условно назовем Байроном.

Мы с Байроном — из одной университетской группы. Мы часто занимаемся вместе, иногда вместе выбираемся в город перекусить, выпить или поглазеть на здешние достопримечательности. Байрон — коренной житель Нью-Йорка. Он с удовольствием играет роль моего гида по городу. Когда я лежала в больнице, он несколько раз навещал меня, приходил подбодрить, развлечь болтовней и игрой в карты. У него очень «мягкая» манера общения с людьми, но в принципе он заряжен нешуточной энергией. Байрон увлечен политикой. Интеллигентен. Бородат. Он несомненно обладает чувством юмора, но это тот юмор, который Джон называет «черным». За все то время, что мы знакомы, Байрон ни разу не сделал попытки затащить меня к себе в постель, ни разу не упомянул о своих прежних связях. Он скрытен, как и ты, Дэн, и, что называется, «себе на уме», хотя, если надо, может быть достаточно напорист, даже агрессивен. Но не тогда, когда дело касается секса. И теперь я знаю, почему это так.

Вчера вечером я пригласила его к себе в комнату общежития «позаниматься на пару». Вырядилась соответственно, выставила на стол вино. И часа два обхаживала парня — он упрямо не хотел понимать, к чему я клоню. В конце концов я отбросила все условности и спросила человека напрямик: хочешь провести со мной ночь? Переспать со мной? Изобразить волшебного зверя о двух спинах?

До него, конечно, дошло. Он ничуть не удивился моему предложению, но все как-то колебался-, тянул время. Мне показалось: сейчас откажется! Он страшно смутился. Щеки его пылали, как у стыдливой девицы. Запинаясь, он пытался мне что-то объяснить. В результате, правда, он выдал мне то, о чем не заикался никому.

Этот взрослый мужчина двадцати пяти лет за всю жизнь имел только два, не скажу полноценных, но завершенных сексуальных контакта. Один — с женщиной, которая Байрона просто-напросто заездила, и один — с мужчиной, который не то чтобы изнасиловал парня, но, во всяком случае, использовал его для своих нужд без особых церемоний. Несколько последующих попыток Байрона добиться успеха на сексуальном поприще закончились его полным фиаско. И с тех пор, вот уже в течение четырех лет, он ни с кем не вступал в половую связь.

Должна признаться, что я растерялась. Я никак не ожидала, что придется сталкиваться с трудностями подобного рода и теперь уже самой выступать в роли врача-целителя. Я пристыдила себя за то, что так грубо вторглась в самую интимную, болезненную зону психики человека. Впервые в жизни — а я, как ты помнишь, за словом в карман обычно не лезу — у меня не нашлось слов даже на невнятную реплику! Представляешь, как я растерялась, Дэн?

Он было пришел ко мне на помощь, вывел из оцепенения какой-то тривиальной шуткой и, гримасничая, с перекошенным то ли от страха, то ли от отвращения лицом стал предлагать, мне свои «услуги»; он предлагал их так долго и нудно, что у меня совсем опустились руки. Я поняла — ловить тут нечего, ночь, закончится пустой болтовней. Но мы все продолжали и продолжали мусолить тему, и я рассказывала Байрону о своем прошлом, при этом зачем-то открываясь с такой неприглядной, по меркам землян, стороны, что Байрону впору было бежать от меня без оглядки. Потом мы провели с ним пару часов в постели. Как ты понимаешь, эта ночь не была для меня ночью тысячи наслаждений. Представь себе меня и моего партнера, который все время трясется, ежесекундно беспокоясь о своей потенции и, помимо того, разбирается в строении женского тела, как свинья в апельсинах. И не было ни времени, ни условий для того, чтоб открыть здесь в ту ночь класс ликбеза для девственника. Но мне-то коечто известно о мужчинах. Пара тысяч таких «кое-что» заложена в мой мозг, как в компьютер. И даже когда я намереваюсь вести себя в кровати в высшей степени благопристойно, я способна удивить любого из мужчин, продемонстрировав ему, сколько непочатых сил скрыто в его якобы усталом организме. Пару слов о себе. Я не стала ни доводить себя до экстаза, ни изображать его. Я не стала распалять себя секс-фантазиями. Слишком обеспокоена была состоянием своего друга.

Впрочем, если вспомнить о том состоянии, в котором я сама находилась, то, вероятно, надо признать — все, что ни делалось в ту ночь, все делалось к лучшему. Никогда прежде я не думала о мотивах, которые побуждают взрослых женщин совращать невинных юношей. Теперь могу заметить по этому поводу: ухаживая за парнем, я решала, пусть косвенно, и свои проблемы. Банальность? Избитая истина? Истина потому и истина, что в ней заключена правда.

Во всяком случае, когда я проснулась, он, этот бородатый несмышленыш, терся щекой о мою грудь, и на губах у него блуждала улыбка счастливого младенца. Я оставила ему записку, съела легкий калорийный завтрак и поспешила в университет. Был понедельник. Занятия начинались в девять утра.

Вот так. Это я, считай, пережила. Насильник умер. В том кошмаре секс был штукой второстепенной. Секс остался бы на втором плане, даже если бы насильник взял меня. В изнасиловании главное — насилие. Тут оно явлено нам в своем первозданном виде, в чистейшей, примитивнейшей форме. Впрочем, я вновь ошибаюсь. Какой уж тут примитив? Следствие установило, что тот человек убивал и насиловал, — именно в таком порядке, подчеркиваю! — оставив после себя пять женщин, пять трупов. То, что он вытворял с ними, не поддается никакому описанию. Все это, конечно, не имеет ни малейшего отношения к Байрону. Разве что вспомним: его первый гомосексуальный опыт был испоганен жестокостью партнера. Ах, от тебя это все далеко, как от нашего неба до Земли. Как ты от меня. Милый, грежу о тебе наяву сегодня весь день. Мне бы заниматься, да не могу. Тетради открыты, листы чисты, в них — фактически ничего ни о Хемингуэе, ни о Эли Уитни, ни о методизме. Ночь с Байроном — это не ночь мужчины и женщины. Но она вновь разбудила во мне тот зуд, который мучил меня весь последний месяц и с которым сама я справиться так и не смогла. И вот джинн выпущен из бутылки.

Прости, старый крот, за то, что сейчас вгоню тебя в краску. Но что поделаешь? От себя не уйдешь, пар-то выпускать надо — здесь, на Земле, я приобрела опыт мастурбации; несколько недель оттачиваю свое мастерство. Сей радостью и хочу с тобой поделиться: это быстро, просто, и не надо прибирать комнату в ожидании гостя. Я бы и сейчас занялась сладким делом, да у меня на носу семинар. Не могу себе позволить добавить даже капельку усталости к той, что уже накопилась. Чаша переполнится. А ведь если я заведусь — не усну всю ночь и потом буду напрочь выбита из колеи на всю неделю. Вот какая я нынче скучная и расчетливая, когда дело касается моей так называемой половой жизни.

Так что последую твоему совету и совету Джона и спущу себя с цепи. Продолжу ли натаскивать моего лапочку-поэта — то один Бог знает. Посмотрим, так ли хороша его улыбка, как мне показалось.

Люблю.

Марианна.

Глава 17. ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР

— Алло. Прием.

— А, это ты!

— Здесь двое… возможно… наших новых друзей. Давай я тебе позже перезвоню.

— Давай.

Через полчаса он вошел в бар, где, как всегда в это время, он знал, было многолюдно и шумно. Он потягивал свое вино до 14.47. Потом пробился сквозь толпу к теле фону-автомату и набрал нужный номер. Само собой, на том конце провода его звонка ждали.

— Уилл говорит.

— Итак, есть вероятный кандидат и есть ещё один. Вероятный — это поэт, я упоминал его имя в прошлый раз. Он парень видный, но это и хорошо. Второй человек — женщина из Ново-Йорка…